И так же, весело смеясь, превращался в одну из давних знакомых, с которой Афанасий познавал азы секса.
«Пойдем, пойдем» – тянула она его в ельник, и вот уже ее тело обнажено, и страстные судороги испытывает Афанасий…
«Проклятая эрекция! – проснувшись, чертыхается он. – Но неужели он и она умерли? Проверить бы»…
Так, толком и не выспавшись, он выполз из шалаша.
Над водою стоял густой туман, вся местность выглядела сиротливой и одинокой. Было так тихо, что и кашлянуть боязно: вдруг эта тишина расколется как огромное запотевшее зеркало?
Афанасий вышел на дорогу и быстро зашагал по ней, приготовившись к длительному лесному броску. Каково же было его удивление, когда спустя пять минут он вышел на окраину огромного поля. И тотчас он услышал голоса.
Повинуясь древнему инстинкту, он вновь зашел в лес и стал подкрадываться к говорившим.
Они стояли возле двух роскошных машин. Их было пятеро и одна из них, женщина, говорила властно и сердито:
– Я сказала: обойдите еще раз! Загляните под каждое дерево. Всё проверьте!
– Да мы же все дороги перекрыли, везде наши ребята с вечера стоят, всю ночь дежурили. Чего ты, Сергеевна, мандражируешь? Все будет тип-топ!
Эти слова произнес здоровяк в кожаном плаще, он еще не договорил «тип-топ», когда Сергеевна разразилась такой жуткой бранью, что Афанасию показалось, что у деревьев листья увяли.
– Полчаса вам даю! – закончила она, – и попробуй, Годик, еще только открой свою гнилую пасть!
Здоровяк Годик был явно подавлен.
– Извини, – попросил он, – сейчас всё сделаем. Ты – туда, ты сюда, а я в ту сторону.
Афанасий понял, что стал свидетелем чего-то скрытного, компания собралась явно крутая, но весь ужас своего положения он осознал, когда увидел, как в руках у Годика очутился широко известный во всем мире автомат господина Калашникова. И с этим автоматом Годик направился в его сторону – быстрым и роковым шагом.
«Это конец!» – ясно понял Афанасий.
Бежать было немыслимо, оставалось только лечь под еловую ветвь, опустившуюся к самой земле. Эта ветка и спасла ему жизнь.
Впрочем, и Годик не особенно усердствовал – отойдя на невидимое расстояние, он закурил, присел на корточки и стал вымещать свою злость на построении мстительных жестоких планов.
А Афанасий продолжал слушать, но уже не видеть оставшихся у машин.
– Чего ты нервничаешь? Возьми себя в руки, ты же умница.
– Ты думаешь это так легко – в первый раз?
– А я что – не в первый? Ты же знаешь – что они дерьмо!
– Сереженька, я подумала – может, обойдемся без этого, или потом я заплачу, другие сделают?
– Ну ты что? Это они нас сделают! Ты же сама всё продумала. Они же все на пределе, они только момента ждут!
– Тише ты, меня что-то знобит.
– Возьми вот, глотни, ты же у меня сильная, Леночка, ты сможешь.
– Я смогу, Сережа. Это же как на охоте, и все они звери больные, но хитрые и опасные. Я так тебя люблю, Сережа. Быстрей бы.
– Ты сама им полчаса дала, иди, подождем в машине.
Хлопнула дверца машины.
Афанасий боялся дышать. Ужас осознания конца затянулся. Этот Годик будет возвращаться и заглянет под елку, и прострелит ему, Афанасию, череп из автомата этого идиота-господина Калашникова – именно его Афанасий ненавидел в эти минуты смиренного ожидания.
«Они еще любят друг друга, – чуть было не застонал он. – А может быть выйти и сказать – я ничего не знаю, ничего не видел, но слышал, что вы кого-то ищете, любите на здоровье друг друга, природу, зверей и людей, удачи вам и до свидания. Тут они меня и зароют. Но почему? Ведь если они меня убьют, я даже не узнаю – за что?»
Афанасию стало себя очень жаль. И ему вдруг в голову пришла гениальная мысль: мозг человека содержит в себе всю память об истории человечества и, если не о жизни всех и каждого, то об истории возникновения человека и его первых шагах информация есть у всякого. И если снимать слой за слоем, как при раскопках, то откроется величайшая земная тайна, и всё станет ясно-ясно, очевидно-преочевидно…
Афанасий даже уловил, как нужно снимать слой за слоем, и теперь он глубоко презирал свою депрессию и все банальные проблемы, и деньги, и машины, и дачи, и отели и виллы, всю эту свинскую бузню, опутывающую свободное назначение человеческой жизни.
«Только бы возвратиться, всё было бы иначе. Сейчас я словно проснулся, и могу многое сделать, мне интересно, я любопытен, я знаю, что делать!» – отчаянно кричало его сознание.
В это же время Годик прошел в пяти шагах от него, остановился и тихо свистнул, ему ответили еще два свистуна, хлопнула дверца машины.
– Всё проверили?
– Всё тихо, Сергеевна! – доложил Годик, и Афанасий понял, что на планете Земля ему еще предстоит пожить энное количество времени.
– Ну, давайте, несите! Сережа, положи автоматы в машину. Лопаты берите.
Афанасий съёжился еще больше: «Неужели они закапывают трупы?»
Да, что-то явно волочили от машин по земле, и, видимо, ямы были вырыты заранее, потому что скоро стало слышно, как сбрасывают землю лопатами, а потом таскали ветки и скрывали ими следы. Афанасий этого уже не слышал.
«Есть хочу, яичницу с колбасой. Есть хочу!» – крутилось в его сознании.
Он уже знать не хотел, что рядом какие-то ублюдки с оружием кого-то закапывают. Ему очень хотелось, чтобы вся эта история оказалась обычным поганым сном.
Его отрезвили какие-то хлёсткие глухие звуки, потом вскрик и какой-то невыносимо ядовитый мат Годика:
– А-а, суки! – рычал тот, – волки поганые!..
– Ну, что же ты! – это голос женщины. – Сережа!
Вновь раздались глухие хлопки: один, через мгновение еще два, потом Сергей сказал хрипло:
– Готов, скотина!
– Ты уверен? – голос женщины дрожал.
– Помоги мне!
Дальше всё происходило без слов, опять что-то таскали, хлопали дверцы, потом одна машина отъехала и как раз в ту сторону, откуда пришел Афанасий.