Калуга Первая. Книга-спектр

«Я не сказал тебе еще важное. Павел Николаевич споткнулся на Мартынове. И не один.»

«Чё, тоже молчать стал?»

«Нет, он как бы не в своем рассудке.»

«Идея-фикс?»

«Не знаю. Нечто вроде смещения тех ценностей, которые были, и тех, что от Мартынова. Переварить-то трудно. Он теперь часто говорит: „Я не хочу никого удивить, не хочу никому ничего доказывать, я себя хочу.“ И смеется, нос потирает, у него привычка такая, а сам сквозь щели между пальцев за реакцией следит.»

«Хорош экземпляр, не буйный?»

«Нет. Ему теперь разрешили в музее билетером работать. Он был научным сотрудником.»

«Славно, славно. Эпидемия, я смотрю. Ну и что дальше?»

«Всё.»

«Как, всё? А где моралите обещанное?»

«Я тебе не обещал. Ты сам всё себя этим моралите будоражил, оскорблял.»

«Оскорблял? Ух ты, Кузьма! Что это у тебя в глазах за суровость мелькнула? Точь-в-точь Зосима и Тихон праведник.»

«Смейся, сколько угодно. Но как бы, Лёня, ты не стал, как Павел Николаевич, сквозь щели между пальцами следить за реакцией.»

«Ну, это мы как-нибудь объедем. А ты-то сам не того, как считаешь?»

«Может быть, я не успею.»

«Смотри, Кузьма!»

«Я тебе хотел дать понять, что я не моралист.»

«Совсем?»

«Ну да.»

«Тогда скажи мне, чего такого-растакого этот Яков добился?»

«У меня нет пока для этого слов. Чтобы это показать, нужно все искусства собрать воедино. Будь я хоть Цицероном, все равно бы не доказал словами. И зачем? Кому нужно, тот сам придет.»

«Ну конечно! Я вас лириков-одиночек очень даже понимаю! Вы все шепчете, слюнявите, трясетесь над своими пузатенькими идеалами, носитесь сами с собой, строите иллюзии, побеждаете и достигаете на картинках. Пластилиновые вы человечки! Бегаете вы от жизни, а она вот – рядом – поезда грохочут, корабли гудят, карьеры, миллионы машин, миллионы людей выполняют программы, банок одних сколько выпускается, а вы всё кичитесь какими-то „истинными ценностями“. Да черт с вами, если вам так самодостаточнее жить, но зачем же другим мешать? Обманывайте себя, но не сбивайте молодых. На кой ваши концепции. Что вы после себя, помимо клинических бумажек, оставите – таких же дурней и трупный яд? А ну вас!»