ДухСо пробы "Ф" за №55-12. Ледник

Он открыл рот, воздух вышел, а слов не было. Он понял, что выдохся. Какая-то сила выкачала из мозга оставшиеся мысли.

– А машина нас ждет. Взяли? – поднялся Трагик.

И двое понесли кресло. В дверях Оксана обернулась. Вячеслав Арнольдович усиленно растирал вспотевшую шею, его мучило удушье. Он проигрывал, он понимал, что проигрывает, но ничего не мог поделать с этой треклятой, неизвестно откуда свалившейся болезнью, которой и название-то не придумано.

– Я вам так признательна. В тот день вы поддержали меня. Спасибо вам.

– Э…к-ха…

– Вы не могли бы… Словом поедемте с нами, если, конечно, вам удобно. Я приглашаю вас в гости.

Вячеслав Арнольдович, хоть и желал этого, но всё равно был захвачен врасплох, а тут еще отчего-то самопроизвольно замороженное состояние включилось. Защитный инстинкт зачем-то сработал – пробки выбило.

Он погибал, терял шанс так бездарно. Мутным, слезливым взглядом смотрел на нее, бессильный произнести слово, наконец вышел из положения, напрягся, закивал мелко и часто, бросился за пиджаком.

– Мы подождем вас внизу, – сказала она и вышла.

К нему тотчас же вернулись атрибуты здравого смысла: анализ и расчет. Схлынула тяжесть. Легкость обрёл. Удивляться времени уже не оставалось. В две минуты оделся, оглядел себя в зеркале, ринулся вниз по лестнице.

Комик и Трагик негодовали. В душе, конечно. Их настроение его позабавило.

«Завидно работягам. Еще бы – им такое и не снилось!»

Доехали на удивление быстро. Когда кресло сгружали и несли в квартиру, Вячеслав Арнольдович осмелился давать различные указания, проявлял заботу об обшивке, о крашеных стенах в подъезде. А один раз даже возмутился: «Ну что вы в самом деле! Аккуратнее попрошу!» От его голоса у Трагика сводило челюсти и появлялась дрожь в ногах. Комик не выказывал особых признаков раздражения, нёс себе кресло и всё.

«Вот она – звезда пленительного счастья! Чистое, чистое – вспоможение! Воспряну! Вдвоём, вдвоём! Наговоримся! Милая старушка, ты соединила две судьбы, дай Бог тебе здоровья на новом месте! Не будь этого затёртого кресла, не видать мне ее, как своих… Стоп! Я даже не знаю, как ее зовут. Вот это номер! И кто она, и с кем живет…»

Сонм обидных подозрений оглушил его, подавленный и скромный вошел он вслед за всеми в квартиру, остался топтаться на пороге, подслушивал, как она распоряжалась:

– Мальчики, аккуратнее его. Сюда, к стеночке. Так пойдет. А тот столик придётся выбросить. Давай, Толя, выстави его пока на площадку. Раздевайся, Коля, сейчас я чай поставлю.

Толя, проходя по коридору, больно таранул Нихилова в бок, грохнул стол о бетон, вернулся в квартиру, плотно закрыл за собой комнатные двери.

«Вот тебе и работяги!»

Нихилов не сумел даже пошутить по поводу этой нелепой ситуации. Он поторчал минут десять, слыша только своё учащенное дыхание, закрыл дверь, подождал чего-то и медленно побрёл по ступенькам вниз, втайне надеясь, что его еще окликнут.

Спускался, чистосердечно удивлялся самому себе, подозревая, что с ним была разыграна жестокая и обидная шутка.

«Хотя, – почти верно предполагал он, – не могла же она добровольно и зло забыть, что сама лично позвала меня к себе?»

Теперь ему мечталось побыстрее освободиться от этой истории, уйти во что угодно и, может быть, с кем угодно. Он боялся самого себя в этом состоянии, потому что всегда брезговал влипнуть с размаху в какой-нибудь медицинский анекдот.

«Работа и еще раз работа – вот что меня спасёт!» – ускорил он шаг, приводя в должный порядок все закоулки несколько ошарашенного и сбитого с толку сознания.

Точечный съём – I

(Аналитич. порт. сист. «Ж-Д-6» – 1. Правое полуш., уч.31, точ.86, сила съёма 45 крит. ед.)

Ой как бежит! Никогда так не бегал. Легкие засыхают. Сердце по телу пламенем растеклось. Боль и глаз в затылке. И видит этот глаз – погоня!

Кто – кого! Кто – кого!

Не успеют!

Успеют, и тогда!..

Не успеют. Дворами, дворами уходить!

Наперерез! Пока они объезжать будут!

Пока они объезжать будут. Пробежать знакомыми дворами, родными, заскочить в дом. Ключ в дверь – хоп! и запереться. В комнату. В комнате в третьем ящике справа! Сверху третий ящик. Снизу – второй.

Сжечь! Сжечь!

Запереться в туалете. Сжечь. Пусть дверь ломают. Ворвутся, а тлеет, пепел один.

Успею! Бог не допустит! Успею!

Хоп! – и ключ в двери поверну.

Дворами, дворами.

И бежит дворами, вдоль заборов странно высоких-красных. Не было их здесь раньше. Не помнит их. И бежит.

Бежит. Успеть бы. Улицу перескочить, и дом там.

Улицу перескочить. Хоп! ключ повернуть. И пусть видят. Дверь – щёлк и звоните, сколь влезет. Ха-ха-ха! Ой, хо-хо-хо!! Не достанут! Дёрг-подёрг, а огонёк листики долизывает. Накосите-ка!

Накосите, съели дырку от бублика! Хо-хо! Хо-хо!

Ученый теперь, знаю, что делать!

Не пройдут штучки коварные.

Оторвусь! Оторвусь, успею! Обязательно!

Туки-туки-там, улица пустынная. Успеть бы – мысль одна единственная. Нет больше мыслей, и не будет, пусто в голове – смысл жизни в мысли этой. Цель и единственное призвание. Назначение. Рай! Ради нее родился, рос, учился и жил – успеть бы! Огонёк запалить. Чирк и всё! Радости-то, радости! Пусть у них пена на губах. Злоба в глазах. Опарафинились. Пусть!

Успеть бы! Мать, помоги! Отец, помоги! Самое-самое, что родило и подняло меня, помоги!

Не было ничего! Снилось. Не со мной. Не было! В первый раз бегу, в первый раз несчастье горькое, беда невиданная за спиною. Выручать нужно! Обязан!

Выручу! Шёл к этому, рос для этого! Примеров знаю много-много. В них смысл и поддержка, в них спасение от несчастья, от порока, от души…

Ох-ох, где они, хитрые, алчные, расчётливые? Улица! Шаг, еще шаг. Не шаги это, прыжки это! Силы благородные.

Не было порока! Не будет несчастья. Будет огонек и очищение. Запах бумаги. Дымок. Лёгкость будет. Тяжесть уйдет. И смех придет.