В Переделкино у ее отца была дача, вот там то и задумал Афанасий спрятаться от преследователей, а те обязательно должны были объявиться – черный «мерседес» мерещился ему всюду.
Он позвонил Ольге и попросил о встрече. Через полтора часа она ждала его на платформе в метро. Он молча взял ее за руку и они катили под землей до конечной, потом он завел ее в какой-то скверик, усадил на скамейку и объявил:
– Оленька, меня преследуют бандиты. Ко мне в руки попали древние рукописи, очень необычные. Это что-то потрясающее! Но они на все способны, я знаю, они уже убили из-за этих рукописей трех человек, а может и больше. Я должен исчезнуть со своей семьей…
– А если государству передать рукописи?
– Но не сейчас, Оля, я должен сначала сам их изучить! Это же мой шанс.
– Ты прав. Потом все расскажешь. У нас на даче можешь жить сколько угодно. Правда, денег у меня почти нет, но я могу продать машину.
– У меня деньги есть. Только ни одна душа не должна знать. Я всем сказал, что мы уехали в другой город, я квартиру продал.
– Это так опасно?
– Это очень опасно.
– Ну, тогда я поехала, приготовлю все. А вы когда будете?
– Сегодня вечером.
Афанасий уже забыл, что считал себя неудачником – чего он вообще кис и депрессировал, когда у него есть такой верный друг?
«Жизнь – зебра, сегодня черная полоса, завтра белая», – вспомнил он, но не смог определить, белая или черная полоса у него сегодня.
А Ольга была счастлива, наконец она ему нужна и наконец-то она сможет поучаствовать в его жизни. Детей у нее быть не могло, жила она с собакой бассетхаундом Гариком и кошкой Люсей, ездила на службу и отдавала работе всю свою энергию.
И откуда знать Афоне, что он единственный шептал ей в редкие моменты близости слова, которых она ни от кого больше не слышала. Чувственный человек Афоня, и если кому отдавался, то всем существом – несмотря на внешние данные, да и происходили такие интимности всегда в состоянии подпития. У женщин особая память, и есть среди них натуры такие драматичные и идеалистичные, что в огонь и в воду пойдут ради какого-нибудь романтического образа – а почему, и сами не знают…
К вечеру семейство Афанасия прикатило в Переделкино. Здесь вышла глупая сцена. Ни у него, ни у жены не оказалось рублей, чтобы расплатиться с таксистом. Не давать же сотню долларов, пришлось занимать у Ольги.
Дача была старая, деревянная, окруженная соснами и в соседстве с трехэтажными особняками, только что выстроенными, с такой кичливой архитектурой, что и свет не видывал.
Комнат в доме пять, да еще мансарда и небольшая кухня. Чемодан с бумагами Афанасий затащил на мансарду, где и решил обосноваться.
«Все к лучшему, – думал он, глядя, как девчонки и пес Гарик бегают среди сосен. – Про Ольгу никто не знает, если и выйдут на квартиру, то решат, что мы выехали из города – и пусть себе рыщут по всей стране. Главное в Москве не появляться».
И всё правильно он учел, всё рассчитал, но забыл Афанасий только одно – Земной мир действительно бывает удивительно тесен…
Вечером, когда дети были уложены спать, он рассказывал Ольге о своих приключениях. Ей он мог довериться, но все же умолчал о мешке с деньгами.
– Так в сундуке оказались только бумаги?
– Нет, Оленька, на дне лежали мешочки с алмазами и приисковым золотом, ну и пачки с долларами. Я даже не знаю, на какую сумму.
– Ни фига себе!
– Я взял немного с собой, остальное зарыл.
– А бумаги?
– Бумаги здесь.
– Ты хоть место-то запомнил? – спросила Ирина.
Ей все не верилось, что ее недотепа Афоня наконец совершил настоящий мужской поступок.
– Нужно бы карту составить, – добавила она.
Ему вдруг закралась мысль, что она боится – как бы с ним чего не случилось, тогда как она не будет знать, где спрятаны сокровища. С этими задними мыслями ничего не поделаешь, – сколько лет прожито вместе, сколько жертв ради друг друга принесено, а вот выскакивают гнусные подозрения из этой чертовой башки – Афанасий свиньей себя почувствовал.
– Я там на деревьях зарубки сделал. А ты что думаешь, прокуратура?
Ольга жадно курила, и в полумраке ее лицо было совсем необычное – эти острые скулы, темные глубокие глаза, массивный нос, тонкие губы – сейчас ее внешность можно было назвать мистической, природа одарила ее особой энергетикой, которая и оставила на ее лице некий образ, совершенно оригинальный, не имеющий к привычным понятиям о красоте никакого отношения. Но такой ее редко можно было видеть. Только дома, да еще когда появлялся рядом Афанасий.
Ирина была милашкой, но сейчас не чувствовала, что выглядит лучше Ольги, наоборот – в этой компании она ощущала себя бесцветной и очень уж нейтральной. А тем более, когда Ольга улыбалась, то в какой-то миг в ее лице мелькало нечто совершенно на нее непохожее – словно другой человек, как вторая сущность, выказывал себя в ней. Этот эффект был очень необычным.
– Прокуратура думает, что ты преступил закон. Способствуешь сокрытию преступления и утаиваешь от государства незаконно добытые ценности, – улыбнулась она.
– И укрываюсь от налогов! – хмыкнул Афанасий. – Ты лучше скажи: я правильно сделал, что не побежал в твою контору?
– Кто знает, что правильнее. Время покажет. Но вот семью свою ты подверг страшному риску.
– А что, твоя контора оградила бы мою семью, обезопасила бы?! – разозлился Афанасий. – Ты еще скажи – на этих деньгах кровь, они ворованные, я не законно-послушный идиот, с такой психологией никакого духовного общества не построить – так что ли? Есть у тебя выпить?
Ольга принесла коньяк.
– Ну, шлепнули бы меня под той елочкой – что имела бы семья? – Он выпил. – Все вы так – горазды других вразумлять, а что бы на моем месте ты сделала?
– Не стала бы выкапывать.
– Ну, значит ты просто не любопытная или трусливая.
– Да я же тебя не обвиняю, чего ты кипятишься?
– Еще бы ты обвиняла, то же мне – прокуроры – одна фикция. Всю страну разворовали, люди вынуждены черти чем заниматься, чтобы не сдохнуть, кроме этого чертового бизнеса ни хрена не осталось!
– Ты бы больше не пил, Афанасий, – попросила Ирина.
Но он выпил. Он понимал, что Ольга в чем-то права, и не в том, что не нужно было выкапывать, просто все эти деньги свалились как снег на голову и были все-таки чужими. Одно дело извлечь клад столетней давности, и другое дело…
– Слушайте, а что, если их тоже убьют, клад будет бесхозным и никаких проблем!
– Что это с тобой, – разозлилась Ирина, – совесть заговорила? Да не будь ты такой рохлей, Афоня! Вспомни, как тебя обобрали – ни у кого совесть и не ёкнула, а у тебя дети!
– Да пошли вы все!
Афанасий опьянел. Громыхая он поднялся наверх, открыл чемодан и стал раскладывать его содержимое на диване, задумав составить опись.