Сказки для Евы

В дверь постучала Ева:

– Лёвка, это я, открой!

– Не открою! – ответил он, бросая праздничный пиджак в кресло, вслед за брюками.

– Потом придёшь?

– Не знаю!.. – Лёвка сбросил праздничные туфли и забрался под одеяло.

– Ладно. Сиди один, если хочешь, – сказала Ева и ушла.

Лёвка закрыл глаза – сейчас ему ничего не хотелось. И никого видеть тоже. Никого! Кроме товарища Сталина…

«Вот кто самый добрый и справедливый, – подумал он. – И на меня никогда бы не накричал».

И вдруг Лёвка увидел, что подоконнике, положив ногу на ногу, сидит сам Иосиф Виссарионович – такой, как на фото в «Огоньке» – в мягких сапогах и френче.

Лёвка ахнул от неожиданности и в изумлении сел в постели. Встать он не решился, так как был в одних трусах.

– Добрый вечер… товарищ Сталин… – сказал он дрожащим голосом. Но не потому, что испугался, а от волнения.

– Рад тебя видеть, товарищ Лёвка! – ответил вождь мягким хрипловатым голосом с небольшим акцентом, выпуская дым из трубки и щуря глаза в доброй улыбке. – Сегодня ты совершил ещё один подвиг в своей жизни – не дал японцам ступить на нашу землю. За это я награждаю тебя вторым «Орденом за Подвиг»! Носи его с честью!

Товарищ Сталин беззвучно спрыгнул с подоконника и по-кошачьи подошёл к Лёвке, чтобы пожать ему руку. Рука у товарища Сталина была мягкой, как студень. Он достал из кармана френча большого размера орден, на котором было написано: «За подвиг» и, заметив лежащий на стуле пиджак от Лёвкиного костюма, прикрепил награду к лацкану.

– Спасибо, товарищ Сталин! – выдохнув от волнения Лёвка. – Служу Советскому Союзу!

– А за костюм не переживай! – добавил вождь. – Главное, честь свою не замарать! У нас на Кавказе есть «Витязь в тигровой шкуре». А тебя, товарищ Лёвка, я назначаю «Рыцарем в львиной шкуре»! Ведь имя твоё Лев!

Он ещё раз пожал руку новоявленному Рыцарю, и вдруг Лёвка увидел на голове у Иосифа Виссарионовича кипу, такую же, какую надевали Михаил Менделевич и Лазарь Наумович перед молитвой.

Лёвка страшно удивился:

– Товарищ Сталин, вы… еврей?!..

Под усами вождя появилась хитрая усмешка:

– Нет, товарищ Лёвка, я не еврей.

– Тогда почему вы носите кипу?..

Иосиф Виссарионович не торопясь запалил потухшую трубку и ответил:

– Товарищ Сталин носит не только кипу. В дом узбека он приходит в тюбетейке и халате. В гости к горцу – в папахе и в бурке. К украинцу – в соломенной шляпе и вышиванке. А к вам, евреям, в кипе! Потому что для товарища Сталина все народы – его народ, а он для народа – вождь и отец!..

Сталин выпустил дым из-под усов, затем, как ни в чём не бывало взобрался на подоконник и мягко спрыгнул с него на землю.

У Лёвки сильно колотилось сердце.

Он подбежал к окну и выглянул наружу – никого!

И тут же услышал стук в дверь.

– Лёвка, открой! – раздался голос Евы. – Мама принесла мороженое! Твоё любимое, в цветных шариках!

После этих слов Лёвкины ноги сами подвели его к двери, а руки предательски отбросили крючок.

– Ты, что, курил? – принюхалась Ева, входя в комнату.

– Нет, – ответил Лёвка.

– А ну, дыхни!

Лёвка дыхнул.

– Странно! – Ева повертела головой по сторонам.

– Ничего странного, – сказал Лёвка с затаённой радостью. – Здесь только что был товарищ Сталин!..

Ева не удивилась.

– Опять врёшь? – спросила она с укором.

Лёвка хотел возмутиться: «Это я вру?! Я не вру! Я говорю правду!». Ему так хотелось ей рассказать о встрече с вождём, но вместо этого он понял, что «его правде» в этом доме никто не поверит.

И Лёвка понуро опустил кучерявую голову.

– Ладно! – великодушно пообещала сестра. – Я никому не скажу, что ты курил…

…Мама выглядела усталой и расстроенной, хотя старалась это не показать.

– Хана, ты не заболела? – спросила бабушка Берта. – Какая-то бледная… Как прошли операции?

– Всё хорошо, мама. Не волнуйся, иди к детям. Я переоденусь и приду.

– Что с тобой, Хана? – тихо спросил папа. – Неприятности?

Это было время, когда неприятности ждали все – когда угодно, где угодно, откуда угодно и с кем угодно. В то время, о котором идёт речь, жить без неприятностей было не то, что непривычно, а как-то даже неудобно перед остальными. Что значит, у меня нет цурес?! У всех есть – горе, беда, несчастье, а у меня их нет? Быть такого не может! Даже неприлично как-то… В городе жила Тревога, а по улицам, дворам и подъездам ходил Страх. Все ждаличего-то плохого. И ничто не спасало людей от этих предчувствий – ни замки', ни цепочки, ни крючки, ни засовы, ни слова успокоения, ни песни любви, ни колыбельные. Беде, как и смерти, не нужны ни окна, ни двери. И беда входила внезапно, сквозь стены, когда её никто не ждал.

– Кажется, я убила одного человека… – призналась Хана мужу.

– Как убила?.. – оторопел он.

– Своими руками. Во время операции. Человек умер прямо на операционном столе. Это не первая смерть в моей практике. Но этот, кажется, чей-то племянник.

– Вот, чёрт! – вырвалось у Леонида Матвеевича.

– Не чертыхайся.