– Но ты сказала, что привезла мне медальон? – удивился Лаций.
– Да. Но это уже другая история. Ужаснее первой. Меня даже трясёт, когда я вспоминаю это! Для меня всё могло кончиться печально. Знаешь, кто меня спас?
– Кто?
– Афина Паллада… – она снова замолчала.
– Как? Я ничего не понимаю. Тебе помогли греки? Ты была в храме? Или что? – Лаций даже не мог себе представить, что ещё могло произойти с Эмилией после этого. Спустив тёплую паллу с одного плеча, потом – с другого, она обнажила ключицы и грудь. Ему бросились в глаза мелкие мурашки, которые пробежали по её гладкой коже, и взгляд остановился на сжавшихся от холода тёмно-коричневых сосках. Лаций почувствовал, как дыхание невольно учащается и в голове слышен стук сердца. Эмилия подняла левую руку и показала тонкий длинный шрам от рёбер до бедра.
– Что это? – пробормотал он в смущении. Красота Эмилии была сильнее того горя, которое она переживала, и Лаций ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, что его волнует близость её тела, поэтому отвёл взгляд в сторону, чтобы скрыть невольное волнение. Эмилия, видимо, заметила это и набросила накидку на одно плечо, оставив оголённой только одну грудь. Затем провела пальцем по шраму и сказала:
– Это память от убийцы. Он пришёл убить меня после смерти Пульхера.
– Смерти Пульхера? Он умер? Ты… ты убила Пульхера?
– Нет. Но убийца считал, что я была в этом виновата.
– Как это? Мне не верится, что я слышу всё это своими ушами. Как за год могло столько всего произойти?
– Не знаю… Я уже говорила, что в Риме после ухода Красса стало неспокойно. Помпей начал предлагать новые законы, но Сенат его не поддержал. Народные трибуны тоже были против него. На улицах начались беспорядки. Помнишь Тита Анния Милона?
– Да, конечно. Тогда ночью на улице он случайно спас меня от шайки Клода.
– Да, это был он. Но это было случайно. Ты ему был совсем не нужен. Так вот, Тит Милон по просьбе Помпея вернул в Рим Цицерона. Это было ещё при тебе. Глупый старый Помпей… Он говорил мне, что хочет добиться этим популярности у народа Рима, но просчитался. За возвращение Цицерона его возненавидела Фульвия, жена твоего врага Пульхера. Мерзкая женщина. Она везде старается давить на мужчин своими деньгами. Даже сейчас. Она очень богатая. Ей одной осталось всё наследство семейства Гракхов, а оно, поговаривают, было больше, чем состояние самого Марка Красса.
– Вот это да! Ведь это она родила ребёнка от раба… – Лаций вспомнил взлохмаченную женщину с диким взглядом и в грязной накидке, которую он видел тогда в коридоре своего бывшего дома.
– Так вот, Тит Анний ехал ко мне в Рим по Аппиевой дороге и случайно столкнулся с Клодом Пульхером, как он потом рассказывал. На узком месте упёрлись носилками, как два барана рогами. Никто не хотел уступать. Это произошло как раз между Ланувием и Римом, около Бовилл.
– Я знаю это место.
– Вот, Тит Анний очень спешил, потому что дело касалось Помпея, а тот в это время был как раз у меня… с одной из новых рабынь. Сенат из-за беспорядков в городе хотел назначить Помпея диктатором для наведения порядка. Ему нужен был Тит Анний с его людьми. Это так, чтобы ты понимал, что происходило.
– Да, пока понимаю. Стало ещё хуже, чем раньше.
– Так вот, когда Пульхер и Анний столкнулись на Аппиевой дороге, Клод заявил, что не уступит дорогу безродным усыновлённым бандитам. Тит Анний ответил ему, что не может пачкать руки о плебс, тем более что не знает, мужчина внутри или женщина. Он обозвал Клода любвеобильной гетерой и сказал, что любой его раб может убить такого недостойного человека, как Пульхер. Глупый Клод сказал, что пусть только посмеет… Тит Анний отдал приказ, и один из рабов наугад бросил дротик в носилки Клода. Он попал ему в бок. Представляешь? Пульхера сразу достали из носилок и отнесли в какой-то дом у дороги. Тит Анний сказал, что в тот момент ему было всё равно – ранить или убить Клода. Представляешь, он даже рассказал мне потом, что у него было разрешение на убийство Пульхера! Но он не захотел говорить, от кого. Только сказал, что покровитель Клода от него отказался.
– Странно. Кто бы это мог быть?
– Не знаю. Может, Цезарь? Или сам Помпей? Но если бы Тит оставил Клода Пульхера в живых, тот потом мог бы использовать свои связи, чтобы добиться его изгнания. Поэтому Тит сразу приказал своим гладиаторам вытащить красавчика Пульхера на дорогу и добить. Они убили его и привезли тело в Рим, на Форум, где и сожгли.
– Сожгли на Форуме? – покачал головой Лаций. – Да, в Риме действительно творится что-то странное.
– Потом Тита Анния пытались судить, но это не главное. Когда Пульхера убили прямо на дороге, один из рабов снял у него с шеи медальон и отдал Титу Аннию. Тот надел его себе на шею и приехал с ним в Рим. Но боги были явно против этого. Когда подкупленные римляне хотели судить его и убить прямо там, на Форуме, он сказал, что готов ответить за всё, но перед честным судом. Поэтому был суд. Его оправдали, но плебс не отпускал его с Ростр, требуя расправы, пока не пришли народные трибуны. Они разогнали толпу. Тит Анний сбежал и укрылся у меня. Сотни людей вышли на улицы. Они жгли и грабили дома. Говорили, что ищут убийцу Клода Пульхера. И, в конце концов, пришли ко мне. Тит Анний хотел переодеться в другую одежду и сбежать. Вот тогда я и увидела медальон у него на шее. Мне вдруг всё стало ясно. Я сказала ему, что боги спасут его, если он снимет его с шеи. Тит был так напуган, что сразу бросил медальон на землю. И боги пощадили его. Я сама вышла к толпе и дала слово, что у меня в доме никого нет. Они не посмели войти в мою спальню. Ушли в другой дом и разграбили его.
– Не может быть… – прошептал Лаций. – Тебе очень повезло.
– Наверное. Тит ушёл поздно ночью, а я забрала медальон себе. Тогда я впервые подумала, что надо вернуть его тебе. И впервые захотела приехать сюда… – Эмилия накинула паллу на плечо и продолжила: – Но у Пульхера были друзья, которые знали об этом медальоне. Его мать, Метелла Балеарика, подослала одного из них ко мне, сославшись на Помпея. Якобы, по его рекомендации. Как клиента. Этот хитрый арделион несколько раз приглашал к себе моих рабынь, но никого не выбирал. А потом ворвался ко мне и чуть не убил.
– Кто это?
– Его звали Серпилий Кретик. Это сын сенатора, у него соляные копи в Остии рядом с Мессалой Руфом. Я хорошо знаю его отца. Но ты его вряд ли помнишь. Какая разница? Мне опять повезло. Боги любят тебя, раз они позволили мне выжить и приехать сюда.
– Что случилось? Ты просто рассказала уже столько, что я не могу представить, что может быть ужаснее этого…
– Я сначала глупо носила медальон на шее, как Тит, поэтому Серпилий Кретик его и увидел. В тот день дома почти никого не было. Он приехал, выбрал несколько рабынь и уехал. А потом вернулся и пробрался ко мне. Я не видела его. Он схватил меня за шею и чуть не задушил, но я очень сильно испугалась и стала сопротивляться изо всех сил. Я молила Афродиту помочь мне, била его по лицу и между ног и мне удалось вырваться. Но он стал у двери и не отходил. Ждал меня там. Тогда я бросилась к окну. Но испугалась и не прыгнула. Надо было прыгать сразу! Я испугалась кустов и статуй внизу. Он схватил меня в самый последний момент, затащил обратно и прижал к стене. Потом достал нож и ударил вот сюда, в грудь, – Эмилия замолчала, прижав палец к тому месту, где заканчивались рёбра и начинался живот. Она тяжело дышала. Было видно, что она заново переживает всё, что с ней произошло. Лаций сцепил пальцы и терпеливо ждал. Эмилия продолжила: – Я не успела даже подумать о богах и попросить их о помощи. Всё произошло так быстро. Но ты не поверишь… Нож попал в медальон и соскользнул вбок. Вот сюда, – она снова подняла руку и коснулась шрама. – А нож сломался о стену. Серпилий так озверел, что стал кричать и бить меня кулаками. Но я его не слышала. Это было ужасно. Ты бы видел его лицо! Как у Фурии. Не помню как, но я толкнула его в грудь, он упал, и мне удалось выпрыгнуть в окно. Что было потом, не помню. Наверное, боги хотели отправить меня в царство мёртвых, но почему-то передумали. Когда я открыла глаза, то увидела его мёртвым. Он прыгнул следом за мной и упал прямо на копьё.
– Копьё? Откуда оно взялось? – от удивления Лаций даже выпрямился. Такого он ещё не слышал.
– Серпилий не увидел в темноте статую греческой Афины Паллады. Её подарил мне Тит Помпоний Аттик. Привёз из Греции.
– Тит Аттик? Но он привозит статуи всем патрициям в Риме.
– Да, всем. Но не всех любит. Он говорил, что такой статуи по красоте больше нет и она похожа на меня. Не знаю, может, и похожа. У неё за спиной щит, а в руке – копьё. На корабле копьё потеряли. Тит потом заказал настоящее с позолоченным наконечником в Риме. Мне тогда было всё равно. Я думала, пусть делает, что хочет. Это было давно. Два года назад. А теперь, видишь, как всё обернулось… Афина помогла, и боги решили взять в царство Орка Серпилия Кретика, а не меня. Он упал прямо на копьё.
– Это действительно воля богов. Я принесу жертву Авроре и Марсу.
– Я уже принесла. Но медальон больше не надевала. Спрятала в одежде. И никто его больше не видел. Наверное, именно поэтому по дороге в Брундизий на нас ни разу не напали. И в море три дня было тихо, как летом. Даже Мессала Руф удивился. Вот так… и теперь я здесь.
– Тебя хранят Венера и Минерва, – покачал головой он.
– Наверное. Я так устала. Но теперь мне намного легче. Я всё тебе рассказала, и мне хорошо, – слабая улыбка тронула её губы, и Эмилия, накрывшись шерстяной накидкой, прижалась головой к груди Лация. Он обнял её, и они долго сидели молча, думая о превратностях судьбы и непонятной воле богов, ведущих их разными путями. В эту ночь, впервые со дня встречи в римских термах, они снова остались одни на женской половине дома, в небольшой тёплой спальне, где, согревшись под тёплыми одеялами, долго целовали друг друга, ласкали и любили, а потом, не в силах заснуть, проговорили до самого рассвета, пока бог солнца Соль не разогнал на небе ночные полчища звёзд и богиня ночного света Луна не отправилась вместе с поверженными воинами в царство тьмы. Лишь тогда бог сновидений Морфей окутал их своим волшебным покрывалом, погрузив в сладкие сны, где Лаций и Эмилия, подобно богам, парили над землёй, взявшись за руки и улыбаясь облакам и солнцу.
Глава 7
Две недели пролетели, как один день. Эмилия с удовольствием слушала его рассказы об иудейских храмах и садах Палестины, о финикийских торговцах и красивых местах между городами Тиром и Сидоном и, конечно, об оружии. Она даже уговорила Лация взять её с собой на торговую площадь, где продавали свои изделия мастера из разных городов. Там, по словам его друзей, скоро должны были продавать свои мечи сирийцы, у которых они получались в Азии лучше всех. Однако сирийцы так и не приехали, зато на третий день, когда Лаций уже отчаялся найти что-нибудь подходящее, Эмилия вдруг показала ему на одного оборванца, который сидел рядом с кузницей и не был похож ни на торговца, ни на ремесленника. У него на коленях лежал красивый длинный меч. На земле, в тени его фигуры, прятались железные ножны. Это было странно, потому что обычно оружие так не продавали.
– Кажется, это очень красивый меч, – тихо прошептала она и улыбнулась хитрой улыбкой, полной любви и нежности. Лаций усмехнулся в ответ и с сожалением покачал головой, чувствуя, что с трудом может оторваться от её глаз, потом приказал слугам подождать и подошёл к неподвижно сидевшему продавцу.
– Твой меч? – спросил он, с первого взгляда увидев, что оружие было действительно прекрасным. Мужчина в длинной серой накидке и таких же штанах, не спеша поднял глаза и окинул его внимательным взглядом. Лаций заметил, что тот был без обуви, хотя его ноги не были стёрты о камни и кожа не носила на себе следы ходьбы по камням. – Ты продаёшь его? – ещё раз спросил он молчуна. Тот кивнул и медленно протянул ему меч и ножны. На них был нанесён тонкий рисунок, и уже одно это говорило о том, что меч был не простым оружием, а ценным подарком. – Сколько? – коротко спросил Лаций, перекинув его из одной руки в другую, не в силах оторваться от треугольных насечек по всей длине лезвия. Затем сделал несколько взмахов и с удивлением заметил, что рукоятка удобно лежит в руке и меч не кажется тяжёлым. Взяв у одного из сопровождавших его ликторов палку, он без усилий разрубил её прямо в воздухе. Лезвие разрезало её, как стебель травы.
– Нравится? – тихо спросил продавец.
– Да, – ответил Лаций, покачав головой. – Сколько?
– Десять золотых монет, – со вздохом произнёс хозяин и погладил ножны.
– Сколько?.. – вырвалось у Лация от удивления. – Почему продаёшь? – ему стало интересно, откуда у такого неказистого человека такой роскошный меч.
– Деньги нужны, – ещё тише ответил босоногий незнакомец.
– Этот меч делали не здесь, – вдруг раздался голос другого человека. Это был старый кузнец из располагавшейся рядом кузницы. Он вытер руки о грудь и со знанием дела покачал головой. – Это меч его отца. Тот ещё с Тиграном Великим вместе воевал. Хороший меч! Очень хороший. Но, видишь, у него четыре дочери и один сын. Жена недавно умерла. Любил её очень. Она очень красивая была и работящая. Теперь ему совсем трудно. Сапоги продал, видишь. И всё равно всем должен. Осталось только дочерей продавать на рынке. Но они у него ещё совсем маленькие, много не дадут. Он долго не протянет. Верблюда украли, склада нет, торговля не пошла. Зато меч отца хороший.
– А сколько твой отец отдал за него? – спросил Лаций продавца.
– Не знаю. Он говорил, что Тигран подарил его после битвы.
– Да, такие вещи сейчас не делают, – снова вставил своё слово старый кузнец. – Наверное, железо в крови закаляли. Не иначе, как в крови. Видишь, как гнётся и не ломается! – он согнул лезвие почти пополам и со знанием дела покачал головой.