Римская сага. Битва под Каррами

– Я верю тебе. Но судьи признали тебя виновным.

– Да, это понятно. Но ты знаешь, что кричала Клавдия, когда я вошёл?

– Нет.

– Она кричала: «Это не мой ребёнок!», – Лаций прищурил глаза и замолчал. Икадион в изумлении замер и приоткрыл рот.

– Значит, это… – начал он и покачал головой.

– С мёртвых не спросишь, но теперь ты тоже видишь, что за этим стоит Клод Пульхер. Он всё это подстроил. Не знаю как, но подстроил. Повитуха знала об этом, наверняка знала, но разве её спросишь? – Лаций обернулся на шум сзади. Там уже готовились отплывать. – Мы скоро отходим, – сказал он.

– Но ведь теперь ты можешь вернуться в Рим и всё рассказать! – с жаром бросился к нему либертус. – Мы докажем, что ты никого не убивал.

– Как? Уже слишком поздно, – покачал головой Лаций. – Половина людей уже мертвы. А остальные просто не поверят нам. К тому же, я пообещал Крассу, что пойду с ним.

– Тогда возьми меня с собой! – попросил он. – Я не хочу оставаться в Риме.

– На этом корабле всё забито. Но, думаю, в третьем легионе тебя смогут взять на борт. Я передам приказ Варгонту. Он сможет что-то придумать, – согласился Лаций.

– Благодарю тебя, легат, – с искренней благодарностью произнёс Икадион. Так он тоже оказался в этом странном походе вместе с армией Красса и Лацием.

Глава 2

В Азии Красс приказал легатам объехать все храмы иудейской земли вплоть до самой границы с Парфией. После того, как ему доложили о состоянии святилищ, он приказал вывезти из храма Деркеты в городе Иераполе и из храма Ягве в Иерусалиме все драгоценности. Несколько месяцев Лаций и другие легаты были заняты тем, что сопровождали повозки с золотом к морю и там грузили их на корабли, отплывавшие в Рим. На пути было немало других храмов и местных святилищ. Так что многие из них тоже обогащались, даже не обнажив мечи.

Небольшое сражение произошло, когда армия дошла до города Зенодотий и сожгла его, потому что там были убиты сто римских солдат из городского караула. Но серьёзного сопротивления больше никто не оказывал. Легионеры Красса прошли всю Месопотамию, переправились через Евфрат, разбили на реке Белик небольшое войско какого-то местного царька, заняли город Никефорий и вернулись в Сирию. Там к ним присоединилась конница Публия, сына Красса, которую тот привёл с собой из Галлии. Лаций Корнелий с радостью узнал, что Сенат вместо Клода Пульхера утвердил квестором уже знакомого ему Гая Кассия. На военных советах, где обсуждались планы нападения на Парфию, они вместе советовали Крассу идти сначала на Вавилон. Там население изначально было враждебно настроено по отношению к парфянам, поэтому в городе можно было легко закрепиться и подготовиться к дальнейшему наступлению. Они оба настаивали на том, что врагу нельзя давать подготовиться. Но всё было тщетно. Красс их не слушал и делал то, что считал нужным – грабил местное население. Лацию это не нравилось. Однако он помнил о своём обещании богам, поэтому молчал. И только честолюбивый Гай Кассий открыто выступал против решений консула, который не любил «выскочек» из плебейских родов и всячески это показывал молодому квестору.

В Финикии и Палестине Красс пытался организовать набор новобранцев, чтобы создать из местных жителей «Сирийский» легион всадников, но дело закончилось большими выкупами, которые выплачивались в обмен на свободу. Легион так и не был сформирован. Недовольство легатов проявлялось в редких спорах с ним, но Красс не давал им перерасти в открытое возмущение, щедро платя за службу.

Лаций старался не вмешиваться в вопросы набора. Вместе с Кассием он считал, что сорок тысяч человек вполне достаточно для любых действий, как мирных, так и военных. Но Кассий, как квестор, в отличие от Лация, не мог уклониться от сбора налогов и податей от богатых родителей, выкупающих своих детей, потому что Красс приказал ему принимать деньги от всех. Однако, помимо денег, богатые родители обязаны были сами приводить замену своим детям. В большинстве случаев это были юноши из бедных семей, которые зависели от богачей и вынуждены были продавать детей в армию. А иногда и просто отдавать по их прихоти.

Оказавшись в городе Яффа, они столкнулись с одним очень хитрым купцом по имени Хабул. Этот человек хотел обмануть всех вокруг и, при этом, ничего не потерять. Он пришёл на набор один. За ним печально следовал только старый осёл, которого вёл не менее старый раб. Когда до него дошла очередь, Хабул упал на колени и плюхнулся лицом в пыль. Именно в пыль, а не на ладони, как делали все остальные. Лаций от удивления даже приподнял шлем и не отреагировал на шутку Варгонта, который помогал Кассию:

– Смотри, какой старый! Наверное, состарился, пока ждал своей очереди. Он не умер?.. Квестор, люди тебя боятся! Наверное, придётся брать на службу его осла и погонщика.

Хабул продолжал лежать лицом в пыли и не шевелился. Было очень жарко, и даже под навесом воздух казался похожим на жидкое горячее масло. Лаций чувствовал, что постоянно потеет и в голове всё слегка кружится и плывёт. Когда Кассий, выпив воды и обтерев голову мокрой тряпкой, приказал поднять просителя, тот наотрез отказался. Кассий скривился от того, что заранее знал, что сейчас произойдёт, и процедил сквозь зубы:

– Вставай и говори…

– Горе, – еле слышно прохрипел обладатель длинной бороды и необъятного живота, слегка оторвав голову от земли. На спине его длинной рубашки были видны тёмные полосы пота, – горе пришло в мой дом, о великий властитель солнца! Оно отражается от твоего шлема миллионами драгоценных камней, а мой дом в это время покрыт тенью смерти! – он снова попытался упасть лицом в пыль, но два легионера успели подхватить его под локти. – Небеса прогневались на меня, и жизнь моя теперь стала ужасной!

– Ты что несёшь? – нахмурился Кассий, подозревая подвох. День обещал быть длинным, но он уже успел устать от духоты, и его лицо осунулось, как будто перед этим он не спал всю ночь. Брадобрей постарался на славу, и сегодня колкая щетина в уголках губ не раздражала кожу, но пот разъедал щёки, которые этот новый слуга всё-таки немного поцарапал. Гай Кассий поморщился, протянул руку к легионеру, и тот, зная, что делать, сразу же наклонил кожаный мешок и налил ему в ладонь немного воды. Квестор плеснул её на щёки и глаза несколько раз. Ему стало легче. Купец, тем временем, продолжал причитать:

– Горе мне горе, и всему роду моему горе, отцам и всем предкам моим, трудившимся в поте лица своего от восхода до заката, детям моим, не знающим отдыха и помогающим мне в делах моих, всем нам горе…

– Ты кто такой? – коротко спросил Кассий и упёрся ладонями в колени.

– Я Хабул, – быстро ответил несчастный толстяк и снова закатил глаза к небу. К квестору подошёл местный купец и что-то тихо сообщил.

– Хабул, у тебя семь сыновей, – обречённо вздохнул Гай, – где они?

– О, горе мне! – снова взвыл Хабул. – Вчера мой старший сын умер. А сегодня его хоронят. И все люди моего дома пребывают в великом…

– Хабул! – резко оборвал его Кассий, и тот от неожиданности даже вздрогнул. – Сколько лет твоему умершему сыну?

– Двадцать, о солнцеподобный римлянин!

– А второй сын где?

– Он пошёл за жрецом, чтобы совершить сегодня обряд на святой горе…

– Хорошо, а третий?

– Он вместе со слугами выбирает баранов для жертвенного огня и поминальной трапезы.

– Но второй сын вернулся со жрецом? Ведь похороны сегодня? Где же он? – спросил Кассий.

– Боги разгневались на него за то, что он не смог перенести жреца через ручей и замочил ему ноги. Мой сын поскользнулся на мокром камне и сломал себе ногу.

– Ну и ну! И что, он остался в горах с баранами?

– Да! Мне пришлось отправить туда третьего сына. Он остался в горах сторожить стадо, потому что старый пастух так любил моего старшего сына Гевора, что всю ночь обливался слезами, упрашивая его остаться. Он хотел сам проводить моего умершего сына в последний путь. Он воспитывал его на коленях, как родная мать…

– Ну, ты и врун! А четвёртый сын?

– О, он ещё юн, – опустил взгляд Хабул, – и выбрал для себя путь жреца. Поэтому с весны этого года он живёт не в моём доме, а в храме. Ты можешь спросить у старшего Равиля, он знает, – стоявший рядом с Кассием купец коротко кивнул головой. Лацию становилось интересно, как дальше будет выкручиваться этот пройдоха, и он подошёл поближе.

– Ладно, – согласился Кассий, – а остальные сыновья?

– Какие остальные? – с искренним удивлением спросил Хабул.

– Ещё трое!

– А-а, эти! Так они совсем ещё маленькие. Одному год, другому – три года, а третьему – семь лет.

– Тогда плати откуп и приводи замену, – буркнул Гай. Он снова сделал знак слуге, и тот послушно поднёс мешок с водой. Она уже стала тёплой, но лицу всё равно было приятно. Саднящий зуд на какое-то время ослаб. Не вытираясь, он посмотрел на продолжавшего что-то бормотать толстяка и спросил: – Зачем ты столько говоришь? Неси деньги!

– Я очень, очень несчастный человек, – снова заскулил тучный купец, но заметив нетерпеливое движение квестора в сторону легионеров, сразу сменил тон и заговорил в два раза быстрее: – Но у меня есть дочери. Жена моя, Ада, подарила мне шесть прекрасных дочерей, которых я предложил сыну твоего всемогущественного царя для танцев сегодня в его дворце.

– Что? – Кассий от удивления даже замер. – Какому сыну, каких дочерей? Ты, кажется, испытываешь моё терпение, старый осёл!

– Нет, клянусь Яхве, так и есть! У сына твоего царя, его имя Публий, сегодня будет праздник, и я решил сделать ему приятный подарок. Никто не танцует в городе так красиво, как мои дочери. Я предложил ему взять их сегодня на праздник. Ну, пока взять… на время… – замялся толстяк, и его щёки смешно задёргались под мокрой и грязной от пыли и пота бородой.

– Что ты говоришь, несчастный? Как Публий мог…

– Слушай, Гай, – коснулся его локтя Лаций. – Я сейчас всё равно иду к Крассу. Давай, заодно найду Публия и спрошу его об этом купце? Если врёт, то сам виноват.

– Думаешь? Ну, ладно. Давай, узнай! Жарко очень. Надо этого хитреца проучить, – согласился Кассий.