Удачнее гонца нельзя было и вообразить себе в самом распалённом воображении. Вот уж кто растрезвонит высочайшее имя по всем сусекам!
Итак, я запустил свой камешек. Посмотрим, сколько отскоков от бюрократической поверхности лукраедских донесений/резолюций/рапортов он совершит, прежде чем угодить в какой-нибудь из сановных лбов, – а хоть бы и в лоб высочайше назначенного мною преемника. Возможно, впрочем, камень угодит рикошетом и в мой лоб, если я к тому времени не успею его отсюда убрать.
Перерыв на обед. Я требую бумагу, и мне, наконец, приносят мой лист, исписанный мною не один уже раз. Но я нахожу места между строк и записываю туда всё, что узнал и придумал за последние дни. Я нахожу пробелы между словами и заполняю их новым смыслом.
Я знаю, что записи мои сразу же передаются в спецлабораторию для графологического и текстологического анализа. Ну и пусть их там раскладывают хоть на атомы – интересного вам, любознательные вы мои, времяпрепровождения!
А я тем временем решил каждое утро начинать с вдохновляющих на борьбу, на сопролюд, слов. До следующего утра ещё далеко, но я всё равно уполномочиваю себя заявить: «Всех лукраедок надо поместить в специальные лукранарии – бок о бок с серпентариями – при лучших зоопарках мира, предметно изучить и взять под государственную защиту как занесённый из далёкого космоса вымирающий вид, особо ценный для человечества!» – точно я один из Марков из Порциев из Катонов[4 - Марк Порций Катон Старший – древнеримский политик, особенно прославившийся своей фразой «Карфаген должен быть разрушен», которая вставлялась им во все произносимые в сенате речи.] – точно я последний из них. Ха-ха, как я их приложил – и Катонов, и Лукраедок! И если я вдруг однажды забуду утром прорычать нечто подобное, пусть летописцы вычеркнут день грядущий – день бесцельный – из моей канонической биографии.
Весь покрытый золотом
На десерт ко мне запускают даму. Откуда она такая взялась? Весёлая, даже смешливая, в меру симпатичная…
И я начинаю её окармливание. Она должна выйти из меня прорицательно сытой и не испытывать потребности в предсказаниях в ближайшие двадцать четыре часа.
«Сколько вам дают за одно посещение? Ну это же бизнес для вас? Или только способ набрать компромат?»
Она не глупа.
– С таких, как вы, я не беру ничего, кроме счастливой улыбки.
Ну давай, не стесняйся, выкладывай свои вопросики – постараюсь тебя не разочаровать.
А пока мне приспичило совершить таинство дефекации. И можно, конечно, было бы потерпеть минут двадцать и исполнить обряд в комфортных условиях санузла, на время разомкнутым, но что-то, а вернее, кто-то своей смешливостью вдохновляет меня на смелый эксперимент. Таким образом я показываю ей, что у меня нет от неё секретов – значит, и она должна быть со мной предельно открытой. Она даже не то, чтобы морщится, а как-то вообще замирает, хохотушечка. Подержала бы лучше судно – не дай бог, перевернётся, и тогда мы оба пойдём ко дну!
– Ничего, ничего, вы мне не очень мешаете. А хотите реально помочь – позовите кого-нибудь из охраны.
Да они уже тут как тут – друзья, всегда готовые прийти на выручку в трудную минуту.
«Кстати, его дерьмо считается целебным, – усмехается Лукраедка Первый. – Если маску сделать с его дерьмом – кожа помолодеет лет на пять сразу».
«Чо, правда, что ли?» – вскидывается она.
«Двести евро за порцию».
«А сколько в порции?»
«Сколько бог в этот раз пошлёт».
Кормите меня лучше, сволочи, – и будет вам больше порций. Готов хоть всех землян осчастливить! Даёшь эксперимент с экскрементами?! Даю. Скороговорку. Держи.
«Я вам не наскучила своей болтовнёй?»
– Да нет, чирикайте, чирикайте, вы будете мне вместо птичек, которых меня лишили. А их, бедняжек, лишили меня: им ведь тоже не всё равно, перед кем чирикать.
Я просыпаюсь от горячего поцелуя в губы и сразу, даже во тьме, понимаю: это она. «Я спряталась, – шепчет Хохотушечка, – я дождалась, пока все уйдут».
– Приходи лучше завтра.
Сегодня я снова жду Богородицу, и мне бы не хотелось вас сталкивать лбами.
Назавтра она приходит на повторный приём, за новой порцией снадобья, но и вида не подаёт, что была со мной ночью. Боится Глаза, понимаю я.
Вот там Глаз – в потолке. Он, Глаз, за мной наблюдает, а я наблюдаю за ним. Интересно, видит ли он Ник-Сона, Польскую Милицию и прочих? Вряд ли. Их даже я не всегда вижу, обычно работаю с ними, так сказать, виртуально в голосовом режиме, хотя могу, при случае, и на ковёр вызвать.
Лукраедки взывают о помощи
Сегодня я буду апдейтом Распутина. Для вхождения в образ я не чищу зубы, не причёсываюсь, не бреюсь. Я плотоядно улыбаюсь, когда ко мне подкатывает очередное головоногое. Иди сюда, милая! Не бойсь, не бойсь. Ещё неизвестно, кто из нас должен больше бояться; если б ты могла видеть себя изнутри так, как я тебя вижу, ты бы просто обдристалась от ужаса и в придачу навсегда осталась заикой!
Но что-то у них опять там стряслось. Мне явлен голубоглазый блондин, который органически смотрелся бы в эсэсовской форме, но нынешние лукраедки делают карьеру в другой конторе – и потому он носит синий костюм с маленьким таким значком на лацкане пиджака. Блондина интересует, что случилось с каким-то там Никаковским. Исчез Никаковский, исчез бесследно. Его похитили? Где его держат? Или он сам куда-то навострил лыжи?
А теперь уже я допрашиваю блондина. Мне надо понять, чем сгинувший так Родине/истории ценен. Он казначей региональных или отраслевых финпотоков? Особо ценный сексот? Двойной – тройной – четверной агент? Какие у него были мотивы исчезнуть?
Но расколоть обладателя значка – задачка не из простых. Никогда не знаешь, лжёт такой или нет. Обычно лжёт, но иногда и не лжёт, иначе всё было бы слишком просто. Ну и я тебе скажу полуправду, вернее, только правду, но далеко не всю, чтоб ты и впредь пребывал в тонусе.
Ой, какая же противная морда! Хотя, наверное, ему-то противным кажется как раз моё личико. Начинает с наезда, как это часто водится у таких морд.
«Ну вот что, Сигизмунд Батькович…»
– Зовите меня просто Мудя.
«Я одно не пойму: вы хиромант или астролог?»
Уязвить пытается.
– Я уникум.
«Уникум?»
– Один я такой. На сто сорок миллионов с хвостиком. А может, и на семь миллиардов или ярдов, как у вас там говорят, когда пилят по-крупному.
«Даже так?»
– Вот именно. В оставшиеся восемь минут я могу продолжить рассказывать о себе, а могу поделиться эксклюзивом о вас и о вашем будущем. Вам выбирать.
Я не поверил своим ушам: он выбрал себя! Он имел шанс заглянуть, хоть и на чуть-чуть, в бездну – в Меня, но его больше заинтересовала банальнейшая судьба зауряднейшего из лукраедок.
А этот какой-то прям весь из себя грозный и с ходу огорошивающий своей эрудированностью.
«Катрены не пишете? – спрашивает он сурово и продолжает допрос, даже не дав мне ответить. – Почему?»
Надо же – лукраедка, а знает такие слова! Или моего досье начитался?
– Отчего ж не писать? Пишу на заказ, тысяча евро – строчка.
Но он, похоже, не слышит меня.
«Учи?тесь! У нас так: кто не умеет – тот учится!»