Музыкант контуженный. Повествование о сэр Гене и его пособниках

4.

Мужчин (кроме Улан Мефодича, которому, как мэтру отечественной литературы, отвели отдельные апартаменты) разместили в крайней кирпичной казарме, женщин – в следующей, что ближе к пыльному плацу. Я обратил внимание, как быстро Артур сориентировался и занял удобную койку у окна для себя и для меня напротив. Ишь ты! – я искренне восхитился, ставя баян у стенного шкафа. – Журналист… ухватист… молодцом. И вслух выразил одобрение общего плана:

– А что, всё цивилизованно. Есть где умыться.

– И чайку попить, – добавил Виквик.

– Принимается, – и Артур стал распаковывать свой багаж. – Пирожки, пирожки, кто желает пирожки? Между прочим, сам испёк. С грибами и картошкой.

– Ты разве не женат? – спросил Виквик и не получил ответа.

– Моя любимая пища! – захлопал в ладоши Паша.

– Вроде тощ, а жрать горазд, – заметил Мефодич. Ему почему-то не хотелось уходить от компании в свои апартаменты.

– Жаль, холодильника нет, закусон пропадёт, – я лёг на свою койку и устроил ноги на железную спинку. – Чтой-то ноженьки мои занемели. Сунуть, что ли, их под кран, чтоб покраснели?

– А почему бы и нет, – снимая рубашку, согласился Виквик, – это тоже хорошая идея.

– Там Ганка в обморок грохнулась, – влетела в комнату Алёна. – Павел!

И Паша помчался за ней.

– Я ей говорил, я ей говорил – солнце!

– Ну вот, начинается, – сказал Виквик, садясь за стол и кладя перед собой лист бумаги. – Дурёха она и есть дурёха. Надо уже программу составлять… Вот способна она теперь выступать? Может мне кто поручиться?

– И не сомневайся, – хмыкнул Артур. – Чего-чего, а на концерт она из гроба встанет. – И мне: – Заметь, как заполошно бегает наш Курёнок – точь-в-точь как цыплёнок. – Он сел на кровать и что-то быстро стал записывать в блокнот, затем повернулся опять ко мне:

– Послушай новые стихи, сэр Ген! – И стал читать.

Виквик с неудовольствием поглядел на него исподлобья.

– Что, мешаю? – спросил Артур, прищуря глаза.

– В общем, да.

На губах Артура промелькнула кривая ухмылка. Он взял свой чемодан-сумку, бросил на кровать и стал вынимать вещи – костюм, туфли, галстук… кроме необходимых в командировке вещей, у него было много всяких изящных штучек, – несколько зажигалок, ножнички, ножички, щётка одёжная и другие щёточки и прочее-прочее, назначения чего я даже не смог определить.

М-да, а вы в чём-то схожи, братцы-кролики, – у Виквика, я знал, был набор не менее разнообразных вещиц – правда, все они в основном имели прикладное (к музаппаратуре) назначение, но почему-то мне захотелось провести параллель – это у меня была такая игра – можно сказать, хобби: поиск сходства и отличий в людях. – Страсть к фетишизму – это что, снобизм или болезнь?.. – И вслух:

– Ты деньги старинные не собираешь, Артур-джан?

– А что такое? Есть предложение? Я современные собираю. Чем крупнее и больше, тем лучше.

– Нет, ты видел! – сказал он мне уже позже, когда мы выходили из помещения. – Я ему, видите ли, мешаю. Он мне – нет, а я ему – да. О, деятель! Худрук хренов!

– Да зря ты так заостряешь.

– Почему же зря? Взял на себя руководство, так нечего изображать из себя персону-VIP. А таким дашь слабинку, они тут же оседлают. Поверь мне, психологу. Кстати, как я выгляжу?

– Нормально.

– Не мятый пиджак.

– Сойдёт.

– А галстук подходит?

– Годится, – успокоил я его, хотя ярко-жёлтый цвет показался мне несколько, что ли, претенциозным, канареечным. – Ты что, стихи будешь читать?

– Я бы и спел, да вот гитару не взял.

– Так давай, я тебе подыграю.

– О-о! А я как-то и не сообразил. Дай-ка помогу нести баян.

– Ничего-ничего, я привык. Свой струмент руки не тянет.

– Ну хоть немного – для подхалимажа…

Клуб был переполнен. На сцену артистам надо было выходить прямо из дворика между палатками. Однако это было скорее преимуществом, чем неудобством. В зале висела вязкая духота, а за дверью опускалась пряная свежесть южной ночи, накрывшая в одно мгновение палатки и горы вокруг.

Викентьев исполнил две песни – первую под мой баян, вторую под аппаратуру, которой поручили заправлять Паше (кстати, пока не пойму его роли – получается, Ганна возит его с собой как медбрата или реквизит). Далее Алёна, Ганна (они вытаскивали на сцену солдат из первых рядов – подпевать и подтанцовывать, что определённо тормошило и вносило оживление даже в очень застенчивых), Артур Бардджин (стихи, баян) и в заключение опять Викентьев. Впервые слушая незаурядную песню «Блок-пост», я неожиданно для себя стал подыгрывать, вплетаясь в аранжировку записи, так что Виквик оглянулся и показал большой палец.

А что, вспомнил я, самое время передать приветствие от Володимира. Сказать: вы, друзья, прослушали щас музыку Виквика, то есть песню Викентьева, на стихи Силкина, лауреата госпремии, и он просил вам кланяться так же, как раскланялся только что…

– А теперь все вместе! – взмахнул Виквик, как дирижёр, руками и зал подхватил:

– Не возьмёт меня снаряд!

Снайпер не дотянется!

С битым сотню раз подряд

Ничего не станется!

Поскольку, аккомпанируя, я стою сбоку и чуть сзади исполнителя и могу его наблюдать, во мне выработалась привычка определять для себя психологический портрет солиста (ну то самое, упомянутое чуть ранее, хобби и тут находило себе пищу).

Вот, допустим, Алёна. Её внешность не предполагает исполнение любовных романсов. Она, неглупая баба, это понимает, потому и сосредоточилась исключительно на патриотике и на игривых куплетах, куда вплетались имена и дни рождения бойцов, заранее отобранных с помощью местного кадровика.

Викентьев же, в самом деле, чем-то схож с Бардджиным… ну хотя бы тем, что постоянно хочет править бал… Впрочем, Виквика я знаю, как опять же замечено ранее, очень давно и знаю, что это всего лишь маска. Точнее, защита: меньше донимают просьбами и капризами. Артур же, мне кажется, по-настоящему агрессивен.

А вот Улан Мефодич – этот лишь только с виду простак, но, как выясняется, довольно занозист и себе на уме…

Да, здесь каждый тянет одеяло на себя. Но это так естественно. Для артистов. Та же Ганна, скажем… чего она, кстати, не поделила с Алёной?..

Тьфу, с этими дурацкими мыслями и приветствие не передал… Ладно, успеется.