Чужой рассвет

***

Ночь прошла без эксцессов. Им удалось подкрепиться найденными на станции припасами и сносно поспать в тепле под прикрытием стен. Но вот воспользоваться радиосвязью не получилось. И это было досадно. Работать с научной аппаратурой никто из них не умел. А рация военных, изъятая научником, была безнадежно им же испорчена.

– Что будем делать? – Брага оставил бесполезные попытки выйти в эфир.

– Надо обколоть майора оставшимся антидотом и сваливать отсюда, – Молодой набивал рюкзак едой «про запас». – Без легальных хозяев мы тут на птичьих правах. Еще и научника привалили. Прежде, чем докажем, что он был не только инфицированный, но и сумасшедший, с нас семь шкур спустят. В конце концов, в Красновке когда-нибудь заметят, что эта станция не отвечает на запросы и пришлют проверяющих.

– Ага, а майор к этому времени уже сдохнет, – не согласился с Коробом Брага. – Ты же не знаешь наверняка, убьют или вылечат его ампулы в таком количестве? Еще и военного на нас повесят. Веселенькое дельце!

– Да мы вообще не знаем, что это за препарат! Может, там анальгин? – не выдержала Щука. – И тогда, если верить вашему лже-Стивенсону, вояка в любой момент может «обернуться».

– Это может произойти, даже если там действительно антидот. Научник упоминал, что колоть надо было сразу после заражения. Если время упущено, вирус уже ничего не остановит, – Немец смотрел на лежащего офицера и не мог выбрать нужное решение.

– Почему он Стивенсоном представлялся? – вдруг спросила девушка, не присутствовавшая при беседе сталкеров и пленившего их научного сотрудника.

– Настоящий Стивенсон был руководителем станции. А этот по документам – Михаил Ярвин, его второй помощник. После смерти шефа он забрал не только его полномочия, но и имя, выдавая себя за Стивенсона. Зачем? Фамилия начальника станции на слуху, к ней есть доверие, а вот в лицо профессора, незнакомый человек скорее всего не знает. Этим обстоятельством Ярвин и пытался воспользоваться.

– Светает, – молодой сталкер нетерпеливо посмотрел на часы. – Что решаем?

– Коней на переправе не меняют. Надо вытаскивать вояку до обжитого места. Он вроде, перестал помирать, хотя здоровым тоже не выглядит. Привяжем к носилкам на всякий случай. Будем вкалывать ему по одной ампуле, ну скажем, каждые два часа. Если выйдем прямо сейчас, самое позднее к вечеру будем на «Кольце». Там с недавних пор старатели заброшенный хутор обживают. Военные пока на их деятельность сквозь пальцы смотрят, но блок-посты рядом. Вот и пошлём к ним гонца из местных, с запиской. Пусть армейцы своего товарища подберут и в Красновку доставят. Наше дело – сторона.

– Может, разделимся? – Браге явно не хотелось расставаться с комфортом станции. – Вы со Щукой к хутору пойдете, а мы с Молодым здесь останемся. Если носилки на себе не переть, даже быстрее выйдет. И майор пусть полежит, намаялся бедолага. Мы ему уколы по расписанию будем ставить и даже "утку" поменяем, если надо.

– А смысл? Допустим, вы успешно дёрнете от станции при появлении военных. Потом всё одно вас ждать, пока на «Кольце» окажетесь. Только дойдете ли вдвоём по лесу? Маршрут только в теории знаете, анализатор аномалий у нас один на всех, опять же. Как его делить будем? Нет, глупо это, не стоит разделяться.

– Я не останусь, – Короб отрицательно помотал головой. – Ну, нафиг, вместе надо идти, это надежнее.

– Мое дело предложить, – пожал плечами Брага и стал собирать вещи.

Груз, который они должны были получить у майора, действительно лежал в одном из армейских ящиков в гаражном боксе. Тяжелые пеналы с электронной аппаратурой были аккуратно уложены в холщевые мешочки. Отдельно прилагался портфель с технической документацией.

Не смотря на искушение, со станции взяли только часть продуктов и походные носилки из лазарета. А вот всё остальное – боеприпасы, оружие, снаряжение научников, не тронули. Это бы уже пахло мародёрством. Даже пистолет лже-Стивенсона Немец оставил на станции. Наверняка этот ствол где-то по описи проходит. Сталкеры извлекли со склада несколько мотков желтой огораживающей ленты с надписями «Внимание! Бактериологическая опасность!» и густо обмотали ею вход на станцию и яму с трупами. Покинув периметр, прикрепили к воротам самодельную табличку «Утечка вируса. Смертельно!» И только после этого двинулись прочь.

***

Идти было нелегко. Носилки тащили парами: сначала Немец и Щука, через полчаса их меняли Брага и Короб. Солнце медленно поднималось из-за горизонта, раскрашивая серые блеклые небеса в огненно-багровые тона. Все им здесь было незнакомым, не похожим на ставшие привычными окрестности их Зоны. Не раз хоженой, проторенной, пусть опасной, но примелькавшейся, узнаваемой. А тут? Чужие деревья, лес, небо, чужой рассвет.

Чтоб не заблудиться, не запетлять, приходилось постоянно сверятся с картой и компасом. Планшет со спутниковым навигатором довольно быстро потерял сеть и стал бесполезен. Впрочем, такое в Зоне случалось часто, людям было не привыкать. Досадно, что в довесок к этому по округе разлился густой утренний туман. Он заполнил все ложбинки и овраги, стелился над тропой, окутал мокрые ветви осенних деревьев. Даже, когда день перевалил за обеденный час, туман всё еще не спешил рассеиваться. Зябкий, назойливый, проникающий под одежду и вытягивающий драгоценное человеческое тепло. Но как оказалось в дальнейшем, по-настоящему страшный сюрприз туман приготовил впереди.

Передав носилки Немцу и девушке, Брага с Коробом шли во главе процессии. Они негромко переругивались между собой, останавливались, сверяясь с картой, потом двигались дальше. Короб в очередной раз поежился от холода и расстегнув на ходу рюкзак, полез за шапкой. Брага катал в пальцах папиросу отмеряя время до привала, когда он, наконец, сможет сесть и всласть подымить.

Запоздало заверещал детектор аномалий. Что-то неправдоподобно громко хрустнуло возле ног молодого сталкера. Сквозь молочные хлопья тумана по глазам больно ударила яркая голубая вспышка. В воздух взметнулось густое облако из комьев земли, гниющей прошлогодней листвы и крупных щепок поваленного у тропы дерева. Резко запахло озоном.

Короб погиб сразу. Его тело разметало на множество фрагментов, и брызги крови густо оросили ближайшие кусты и деревья. Идущего следом Брагу швырнуло назад, на поросшую густым мхом ель. Уронив носилки, Щука и Немец бросились к нему.

Брага потянулся рукой в карман за папиросной пачкой. Поморщился от боли, когда шевельнулся здоровенный обломок дерева, копьем торчавший из груди.

– Арнольдыч… Помоги закурить.

Немец бережно взял из его руки пачку, достал папиросу

– Ты держись дружище, сейчас мы тебя заштопаем и на ноги поставим. Только не раскисай!

Брага чуть улыбнулся, превозмогая боль.

– Мне то… не заливай. Я всё, отходился. Сейчас курну и махну на встречу с Богом. Есть за что покаяться.

– Не гони, старый, – Немец продул мундштук папиросы и вставил её товарищу в зубы. – Настя! Быстрее!

– Сейчас! – Девушка лихорадочно вытряхивала аптечку. – Сейчас уже, потерпи, Брага, потерпи родной…

– Не суетись милая. Не нужно уже. С молодым что? – он закашлялся, прикуривая от протянутой спички.

– Погиб.

– Э-э-э, выходит, я свое обещание сдержал. Надо же…

– Какое обещание, ты о чём?

– Что переживу его, зелёного, – Брага зашёлся сиплым кашлем пуще прежнего, с уголка рта потекла струйка тёмной крови. – Вояку дотащите. Чтоб не зря всё это…

Девушка зубами разорвала перевязочный пакет. Потом схватила шприц, выпустив из иглы воздух.

– Помоги мне! – крикнула она Немцу, пытаясь закатать рукав пожилому сталкеру.

– Оставь его, – Немец посмотрел в мёртвые глаза Браги и прикрыл ладонью веки покойного. – Всё.

***

Кресты срубили из белой молодой берёзки. Пока Немец копал могилы, Щука делала таблички. Для этого она распотрошила коробки с сухим пайком, вырезала ножом аккуратные прямоугольники из твёрдого картона. Подумала, что после того, как впишет имена погибших товарищей, для прочности и защиты от влаги обмотает картон прозрачным скотчем.

– Как его настоящее имя?

– Василий Степанович. Фамилию не знаю, он не говорил никогда. И год рождения тоже.

– А родом откуда?

– Из под Белгорода. Так и напиши: «Белгородская область». И это, знаешь что, пожалуй, не пиши «Брага». Как кличка у собаки. А он человек был. Настоящий.

Черным маркером девушка вывела имя, отчество, место рождения и дату смерти. Потом подумала и добавила: «Скорбим».

– А молодому что напишем? – глухо спросила она, взяв в руку вторую табличку.

– Пиши, – продиктовал Немец, – Воронёнков Тимофей Александрович, город Рязань, год рождения… год смерти…

– Откуда знаешь? – Щука с трудом сдерживала подступавшие слезы, но писала твёрдо, словно вырубая каждую букву в мраморе.

– Помню, как он в лагерь к нам пришёл. По всей форме представился, как будто молодой лейтенант после распределения. Тогда это казалось забавным. Кто же знал, что так будет?