Камбенет

И без того худой Горних еще более осунулся. Обычно уверенный в себе и напористый, он был подавлен своей неудачей. У него всё еще болела голова, глаза лихорадочно блестели, тем не менее, он горел желанием найти и покарать обидчиков, а при удаче вернуть похищенные вещи и письма.

Интересно было по-новому проехать по дороге, с которой Мелиден познакомился в прошлом августе в обратном направлении. Но теперь он не старался незаметно проскользнуть в обход городов и замков, а проезжал их при полном параде. Цепкий взгляд отыскивал замеченные когда-то приметы. Было прохладно, но не холодно, на деревьях распускались почки, на опушке появились первые мелкие цветы, повсюду раздавался птичий щебет. Прекрасное время, однако маршал Нергайс был хмур и молчалив, и отряд двигался без остановки. Мелиден тоже не отличался многословием и замкнутость начальника его нисколько не удручала.

На обед остановились в хорошо укреплённом городе святой Вальжины, образовавшемся вокруг крупного монастыря, но давно уже добившемся самоуправления. Монастырь действовал и сейчас, однако камбенетцам нужны были городской мастер и местная гильдия арбалетчиков – ей также надлежало вручить приглашение. Гостеприимные горожане сокрушались, что не успевают устроить надлежаще пышный приём; они тоже знали о предстоящем состязании, но не имели твёрдой уверенности в приглашении и потому возвеселились, когда оно всё-таки прибыло. Однако главный маршал был неумолим: после званого обеда отряд снова резво поскакал, чтобы успеть в Озёрный город до темноты.

Мелиден испытывал сожаление, что не может свернуть налево в полюбившийся ему в прошлом году рыбацкий посёлок Стирскол, но командовал не он. Поэтому вечером проехали прямо к мосту через Софрену. Оруженосец Нергайса развернул и торжественно поднял его знамя – бордовое с серой цаплей и маршальской серебряной бахромой по зубчатому краю. Мостовые стражи в чёрно-рыжих наискосок табардах приветствовали отряд, стукая о доски мостового настила алебардами, а выбежавший начальник снял шлем, когда разговаривал с оринским командиром. По всей видимости, тот был ему известен.

Глава 6. Озёрный город

Перед самым закатом въехали в Озёрный город через юго-западные ворота, предсказуемо именовавшиеся Камбенетскими. Они располагались между двумя пузатыми башнями по древнему малоардскому обычаю; ныне ворота предпочитают размещать внутри одной большой башни. Отряд приветливо встретили и разместили в длинном приземистом здании в глубине обширного города – гарнизонном строении озёрного герцога. А поздно вечером Мелиден имел возможность увидеть и самого здешнего властителя, устроившего торжественный приём в честь высокопоставленного гостя. Стоя поодаль вместе с другими свитскими, он наблюдал, как герцог и старший маршал пожали руки и затем обнялись в ритуальном приветствии.

Герцог Роколл Гольтес-форт оде Оркелан оказался грузным темноволосым мужчиной лет за сорок с пробивающейся сединой на висках и в усах. Одеянием ему служила алая клетчатая стёганка из довольно дешёвого сукна (многократно имевший дело с ганзейцами Мелиден научился различать его основные виды). На полном красноватом лице выделялся нос с горбинкой от старого перелома. Герцог походил скорее на мелкого барона из захолустья, но речь имел разумную, а манеры весьма сдержанные и полные достоинства. Воистину, внешность бывает обманчива.

Затем состоялся званый ужин – свите поставили отдельный стол в стороне. Разоружать никого не стали, и Мелидена порадовала благородная простота здешних нравов. Еда была обильная и безыскусная, как вся здешняя жизнь: ржаной хлеб заменял отвратную камбенетскую овсянку, на него клали просоленное свиное сало, редкое в Камбенете, но в первую очередь здешнюю кухню отличало обилие пресноводной рыбы. Как всегда, рекой лилось пиво, приносимое в больших бадьях. Поэтому спать Мелиден завалился сытый и пьяный.

На следующий день маршал с участием Горниха обсуждали свои дела с герцогом, а Савон Диревено готовился к торжественному пиру с местной гильдией арбалетчиков (обеды у средиземцев устраиваются значительно позднее, чем в Медвежье), Мелиден же начал обход Озёрного города, оказавшегося неожиданно большим. Его близость к маршалу, форменная ливрея и богатое снаряжение внушали должное доверие, и ему даже удалось разговориться с начальником городской стражи, господином Мирославом Соттоном (это старинное значащее имя, так напоминающее медвежские, весьма его порадовало), невысоким темноволосым мужем средних лет с умным подвижным лицом. Побывав ранее в довольно неказистом герцогском дворце, он прошёлся по городским стенам, посмотрел рынок и порт.

С верхней точки – пологого холма, на вершине которого воздвигнут главный городской собор святого Савона, а на склонах располагаются герцогский дворец, церкви поменьше и дома лучших людей – город напоминает пятиугольник домиком. Горб вдаётся в озеро, короткие бока защищают реки, а с юга тянется длинная, больше двух миль, каменная стена. В прошлом августе, спеша подальше проехать на запад, Мелиден видел её с тракта только издали. Вблизи она разочаровывала ещё сильнее, чем камбенетская. Построили её более двухсот лет назад, высота простенков составляет две с половиной сажени, башен – четыре-пять сажен, толщина менее сажени. Грубая каменная кладка оказалась лишь внешней и внутренней облицовкой, внутри которой насыпан почти не скреплённый битый камень. Подобным образом сделаны почти все средиземские крепости и замки, кроме немногих новейших на самом западе. Очевидно, такое укрепление не могло бы долго противостоять не только новомодным пушкам, но даже большим деревянным пращемётам. Пристенный ров тоже не впечатлял шириной и глубиной, но был хотя бы заполнен водой.

Теперь Мелиден по-новому вспоминал только что построенный висагетский кремль из крупного закалённого кирпича на качественном растворе с поистине циклопическим рвом вокруг. Он не имел равного себе даже в Средиземье, а для медвежцев являлся подлинным скачком вперёд.

С приречных запада и востока стены Озёрного города еще ниже, меньше двух сажен, над которыми поднимается деревянный палисад. Со стороны Срединного озера стены такие же или вовсе отсутствуют, чтобы не мешать лодочникам. Впрочем, восточная стена воздвигнута на крутом обрыве, а западная защищена топью, обрамляющей правый малый рукав Софрены. Эти два рукава, большой левый и малый правый, образуют изрядный остров в устье реки. Мелиден спросил, почему же город устроили не на удобном для обороны острове, как обычно делают, а восточнее. Начальник стражи объяснил, что остров по большей части заливает водой во время бурного весеннего половодья – сейчас как раз такой период. Река тут поднимается больше, чем на сажень. Сухим остаётся лишь небольшой лесистый участок, который герцоги издавна даровали малой монашеской общине с принадлежащей ей рыбацкой деревней.

Таким образом, условия местности потребовали построить вокруг Озёрного города непомерно длинные стены – намного длиннее камбенетских, несмотря на половинное население: более 36 тысяч в нынешнем Камбенете и 18 тысяч в Оркелане. В древние времена народу было еще меньше, поэтому укрепления приходилось делать скромными. Однако предназначались они не против сильных армий с осадными машинами, а против местных дикарей-бойонов. Здесь когда-то располагались их главное городище и капище, где погань хранила сушёные головы убитых врагов и в праздничные дни поедала их сердце и печень. Дикарей истребили и прогнали в основном еще до постройки стены, для которой широко использовали пленных, но они несколько поколений пытались прорваться к родным местам. Хотя это давняя история, лет сто пятьдесят как от них остались только малые шайки у Полуденного хребта.

Как бы там ни было, у здешних горожан места за стенами с запасом, в противоположность Камбенету. Поэтому внутри Озёрный город привольной застройкой с немощёными грязными улицами и дворами напоминает большое село. Дома преобладают деревянные или из дранки, обмазанной глиной, крыши зачастую соломенные. Однако многие имеют каменный полуподвальный этаж или хотя бы фундамент, каменные печи с трубами. По-чёрному тут никто не топит, что уже хорошо.

Ремесло здесь также напоминает деревенское – многочисленные мастера удовлетворяют все главные нужды, но простыми вещами без изысков: обычные ткачи, кузнецы, плотники, горшечники и кожевники. Таких больших и искусных артелей, да еще с водяными машинами, как в Камбенете, здесь нет. Но в Озёрном городе почти всё своё, тогда как в Камбенете без торговли не прожить. И купцы здесь многочисленные, но малосильные и простоватые, не чета выжигам из Орины. Постоянно беря в долг у камбенетцев, местное отделение ганзы превратилось в почти их приказчиков. Действительно, своего товара для Медвежья у местных мало, оборотных средств тоже, приходится обращаться к камбенетцам, которые держат в своих руках выход в богатое Приморье.

Очень важную роль играет порт: множество плоскодонных лодок и плотов не только ловят рыбу и торгуют по озеру и впадающим в него рекам, как главным дорогам, но и снабжают город камнем с мелких скалистых островов, глиной и лесом. Если в Камбенете преступников отправляют на герцогские железные рудники, то здесь на островные каменоломни. Земля у озера тоже неплохая, особенно к востоку – похуже Пятиграфья, но много лучше северной Орины.

Наконец, и с герцогом Роколлом озёрцам повезло. Он справедлив, умерен и нежаден, дружит с соседями, следует старым правдам. Тяжёлый удар нанесла ему нелепая гибель старшего сына, но и средний Карент обещает вырасти красавцем и храбрым воином, тогда как младший Раскат пойдёт по духовной стезе, наверное.

Между тем, в не столь далёком прошлом было не так – жители страдали от постоянных междоусобиц и нападений погани, от обложения тяжкими податями, особенно замковой и пивной. Облегчение наступило только при деде нынешнего герцога и основателе династии Макуре Везучем, изгнанном младшем сыне тогдашнего геталькского короля. За своё долгое удачливое правление он навёл порядок и затем снизил налоги, оступившись только в самом конце жизни, первый и последний раз: сорок лет назад пошёл походом на северных горцев, чтобы пересчитать и обложить данью их овец ради справедливости ко всем. Но был разгромлен и погиб с почти всем войском. С горцами потом помирились, но налогов они так и не платят, да и остальные как-то воздерживаются тоже.

Ещё в Озёрном городе очень много церквей – много больше, чем в Камбенете, где паства издавна жёстко поделена между ограниченным числом старых приходов, а новые общины должны довольствоваться часовнями. Тут с этим свободнее: кто хочет и может, тот и строит. Епископ Эвтиган, двоюродный дядя герцога, в Гетальку почти не ездит, десятину туда не платит, к своим людям относится снисходительно. Церкви убогие по сравнению с Камбенетом, где их в изобилии украшают хитрая каменная резьба, статуи и витражи, но в строгой простоте есть своя красота. К тому же безыскусность озёрские верующие восполняют высокими башнями со шпилями, придающими городу особый колорит. Здесь на высоту нет ограничений в отличие от Камбенета, где на всё надо испрашивать разрешение Городского Совета и совета каноников при епископе. В Озёрном же городе и городской мастер назначается герцогом, тогда как Городской Совет имеет лишь ограниченные права по сугубо местным делам.

В целом город Мелидену понравился своим спокойствием, простотой, изобилием без излишеств, дружелюбием и открытостью жителей. В чём-то он напомнил Медвежье, но его лучшие стороны без худших. Герцог здесь обращается со своими людьми по-отечески, церковным изуверам тоже не даёт разгуляться сверх меры. Разве что средиземский язык озёрцы коверкают ужасно. Однако объясняться с этими душевными людьми можно хоть на пальцах, никто не обидится.

Вот только разбойники в лесах и горах делают проезд не везде безопасным. На севере местные лучники с собаками в основном справляются, но на юге хитрые и злобные бойоны – постоянная головная боль. Сил на большие дела у них давно нет, но мелкие банды пролезают, как змеи, и творят пакости – убивают и уводят в плен селян, жгут их дома, устраивают засады на малых дорогах. Особенно зимой и ранней весной, когда трудно действовать конным отрядам.

На большой поход у герцога Роколла не хватает сил, а от дружественных соседей помощи озёрцам – как от козла молока. В первую очередь, конечно, от старшего брата, главного друга и союзника богатого и могучего герцога Аренда Клефтамбера и первостатейных ганзейских кровососов Камбенета и всей северной Орины (не будем забывать семейство Даго из Зеста). От этих неявных упрёков Мелиден мог оправдаться только постоянной озабоченностью его светлости герцога Аренда западными делами и королём Дерифадом, от которых он грудью заслоняет простодушных восточных сородичей. Поскольку за Ложбиной такие гады, рядом с которыми дикие бойоны – мелкие комары.

Ещё местная гордость и предмет вывоза – большие сторожевые и охотничьи собаки. Их постоянное рычание и облаивание было, пожалуй, единственным, что омрачало хождения Мелидена по Озёрному городу. Свою с Диан пару питомцев он вспоминал с умилением как несравненно более любезную и разумную.

Также смущали коричневатые блестящие змеи, живущие прямо в домах. Эти полозы неядовиты и умело ловят мышей и крыс, за что пользуются почётом у местных жителей, защищающих их от собак. Бытует даже верование, что священные змеи, завезённые еще в имперские времена, спасают город от чумы. Но у непривычного Мелидена они вызывали неприязнь, как и изобилие ужей, недавно вылезших из зимних убежищ и греющихся на солнце у озера, ползающих по садам и огородам в поисках лягушек при попустительстве здешних обывателей. В Камбенете такой терпимости к гадам не наблюдалось.

А по городу Мелиден шатался не просто так – следовало разнести письма от клерков герцога Аренда, церковников и купцов озёрным адресатам, с учётом потери отправленных с Горнихом. Герцогским гонцам письма из города передавал особый писарь Городского Совета, которому поручались их сбор и регистрация. Помимо Озёрного города, пришлось Мелидену выезжать и в некоторые близлежащие замки и монастыри. Эту обязанность он охотно брал на себя, не перепоручая местным, разве что спрашивая у них о дороге. Не только для большей надёжности, но прежде всего из желания повидать новые места и получить удовольствие от быстрой езды на своём прекрасном вороном жеребце под восхищённые взгляды окружающих.

Маршал с Горнихом уже утром 11-го отправились ловить своих разбойников в сопровождении озёрных дружинников и егерей, Савон Диревено праздновал встречу с озёрной гильдией арбалетчиков и без спешки выполнял поручения собственного ганзейского семейства – другие ганзейцы предпочитали использовать нейтральную герцогскую почту, если не имели возможности послать своих доверенных людей. Поэтому в Шарим-холм отбыли только 13-го, и то в полдень.

Неспешность, которая при других обстоятельствах была бы большим свинством, оправдывалась появлением в Озёрном городе гонца из Иннедригана, которому в числе прочего было поручено узнать, стоит ли ожидать приглашение на камбенетский турнир арбалетчиков. Савон Диревено показал и зачитал ему соответствующую грамоту в подтверждение, и ремитский гонец смог уехать обратно.

Хотя божьей кары за опоздание избежать не удалось: вскоре после отбытия на пятерых камбенетских посланцев обрушился сильнейший ливень с пронзительным ветром, грозой и молниями, промочивший их насквозь. Изрядно замёрзшие, они устремились вперёд и въехали в крупный посёлок у тракта, окружённый частоколом; слева на холме возвышались башни большого баронского замка. Было это всего в десяти милях от Озёрного города или немногим далее. Тотчас они вошли в постоялый двор, уже полный народом, укрывавшимся от дождя. Летний торговый сезон только что начался.

Глава 7. Барон-философ Моривено

Как обычно, Мелиден окинул собравшихся цепким, неуступчивым взглядом. Этот взгляд, в сочетании с бесстрастным выражением лица, резкими и точными движениями, воспринимался окружающими как несущий скрытую угрозу и даже вызов, но так он привык вести себя за многие годы. Иного, впрочем, и не ожидалось от человека в латах и цветастом герцогском табарде, с длинным мечом на богатом поясе, при подобном наряде не подобало вести себя иначе. Каждый должен соответствовать своей небесной универсалии, и обликом, и поведением; не соответствующий нарушает установленный свыше порядок и должен быть извергнут. Тем временем еще более наглый, но по-своему, Савон Диревено подошёл к владельцу в сопровождении двух вооружённых слуг и повелительно потребовал очистить для них место у камина и предоставить горячее пиво – испытанное предохраняющее средство от простуды.

Собравшиеся в зале были сплошь простолюдины, в основном мелкие купцы и возчики; угрюмые и недовольные, они молча отошли от большого очага, где поставили два грубых табурета для знатных пришельцев с запада. Мелиден и Савон принялись сушиться у огня прямо как были. Отношения между ними несколько сгладились за время путешествия, так как делить было особо нечего, каждый занимался своими делами. Более того, они взаимно придавали друг другу важности в глазах окружающих, и сознавали это – видный герцогский воин и представитель второго из родов ганзы с официальным поручением. Пожалуй, казались они даже значительнее, чем были на самом деле.

В тёмном зале с закопчённым от факелов потолком стояли грубые столы и скамьи, пол устилало свежее сено, стены украшали первые цветы и рогатые головы оленей и козлов. Обычный вид для полусела-полугорода. Когда Мелиден и Савон немного подсохли и успокоились, между ними всё-таки начался спор. Савон Диревено предпочитал отправиться в гости в соседний замок, где и переночевать с удобством, а в Шарим-холм выехать на рассвете следующего дня, до него оставался как раз один конный переход. Мелиден же хотел ехать дальше, чтобы добраться до Шарима пусть завтра, но днём, а не вечером.

– И так опаздываем, – говорил он, – как бы герцогские голуби не подохли от холода.

– Ничего с ними не сделается, – спорил Савон, – они и не к такому привыкли. А удастся ли найти подходящий ночлег где-то дальше – неизвестно.

Пришлось подбросить монету, выявляя божью волю – вышло остаться, и по приказу Савона старший из его слуг отправился в замок спросить, не согласится ли его высокоуважаемый держатель принять их на ночлег и составить им общество на вечер.

Отказывать таким просьбам, исходящим от сколько-то заметных особ, в Средиземье считается крайне предосудительным. Владельцу замка выпадает редкий случай узнать о происходящем в мире, не подвергая себя чрезмерным расходам, а свою честь и здоровье – риску претерпеть ущерб. Потому вскоре вернувшийся слуга Ангрет и замковый человек объявили, что барон Нергайс оде Моривено примет гостей.

– Вам оказана большая честь, – сказал замковый посыльный, одетый в длиннополую красную ливрею, – господин давно уже не принимает никого, кроме ближайших знакомцев.

Вскоре посланники прошли через опускной мост и сдвоенную воротную башню в замок. Пятиугольный воротный проём защищался тяжёлой кованой решёткой, которая сейчас была поднята на высоту сажени полторы. Над воротами обращали на себя внимание солнечные часы из светлого просмолённого дерева с тонкой разметкой – здешний хозяин был не так прост.

Замок находится на невысоком холме, отчасти насыпанном. С юго-восточного изгиба его защищает небольшая река Моривена, круто подмывшая здесь склон; именно с этой наиболее безопасной стороны находятся основные жилые и хозяйственные строения, к которым ведёт короткая мощёная неровными плитами дорожка от южной воротной башни. Северо-западную слабую сторону прикрывают две огромные двенадцатигранные многоэтажные башни, одна высотой больше двадцати саженей, другая даже двадцать три. Так как они начинаются с разной высоты, верхушки оказываются на одном уровне. Куртины (у медвежцев их называют пряслами или простенками) всего четырёх с половиной сажен высоты.

Во дворе Мелиден с любопытством рассмотрел огромный пращемёт, взводимый двумя беличьими колёсами. Довольно старый, судя по серому рассохшемуся дереву. Охраняли ворота солдаты в старомодных кольчугах с шипастыми дисками-наплечниками, длинных красных сюрко и закрытых бацинетах, оставлявших только Т-образную щель для рта, носа и глаз, с мечами и луновидными топорами на длинных древках.

Слезли с лошадей, принятых конюхами, и Савон Диревено первым устремился приветствовать хозяина, показавшегося на крыльце.

– Злосчастный барон Моривено, – вполголоса произнёс Ангрет, сокрушенно покачав головой, пока Мелиден со слугами наблюдали с расстояния за церемонными поклонами и заверениями ганзейского патриция.

– Что же в нём злосчастного, – недоумённо спросил Мелиден, – замок почти как у графа, и сам здоровенный детина. – Он был удивлён поведением Ангрета, многоопытного бывшего солдата, обычно сдержанного и довольно циничного.

– Он был доблестный воин, поэт и любимец дам, но получил увечье на последней войне в неудобосказуемом месте. И это не единственное его несчастье, слишком долго было бы рассказывать. Будьте с ним осторожнее и деликатнее.

– Крест честной, ты уж мне расскажи при первом удобном случае, будь так добр, – свирепея, процедил Мелиден сквозь сжатые зубы, – а то буду здесь как дурак, не знающий, куда попал. Вы-то, похоже, знали, к кому тянете в гости.

Однако ему пришлось изобразить на лице почтительную полуулыбку и самому двинуться навстречу хозяину, приметившему бордово-серый табард и латы Мелидена и изъявившему желание познакомиться с ним особо. Поэтому поклонились слегка, пожали друг другу руки, назвались и обменялись приветствиями, как принято. Барон Моривено был рослый, широкоплечий мужчина с бледным и костистым угрюмым лицом. Кажущиеся слегка сутулыми плечи выдавали большой навык в махании тяжёлыми предметами, вблизи барон оказался старше, чем представлялось издали, хотя в тёмных стриженых в скобку ниже ушей волосах почти не было седины.

Одет он был просто, в недорогое тёмное сукно и кожу. Обращало на себя внимание его единственное украшение, золотая звезда с дубовыми листьями снизу, подвешенная на шейной цепи – знак особого отличия в бою, даруемый королями и герцогами. За меньшие отличия даровалась звезда серебряная, а простым воинам – бронзовая. Таким образом подтверждалось, что данный муж приблизился к небесному идеалу.

Пятиконечная звезда, как известно, является внечувственной универсалией человека в мире горних идей. Её можно найти в центре церковных шетоксов, признаке сана при торжественных выходах – маленькая звёздочка у приходского священника, средняя у епископа и большая у архиепископа либо митрополита.

Мелиден почувствовал невольную симпатию к хозяину. «Наверное, и я буду так выглядеть, когда выйду из употребления» – подумалось ему.

Ни мудрость, честь, ни сила слова,
Ни яркость облика мужского,