Яйца

За дверью оказалась та самая невеста с животом-арбузом и дела у нее были плохи.

«До свадьбы не дотянет, – резюмировала Эстер, глядя на намокший подол ее кружевного платья.

– Ой, мамочки… – выдохнула, поморщившись невеста, придерживая одной рукой свой живот, из которого того и гляди вырвется наружу младенец, а другой потирала поясницу. – Тут одна приходила… про шкаф говорила, – напомнила она услышанный ими обоими монолог Мириам, – а я свой так и не успела перебрать… – лицо бедняжки исказила гримаса боли, – дура… – она часто задышала, пережидая, видимо, волну накатившей на нее схватки. – Ой, дура… детские вещи даже не собрала-а-а-а…

«Какой на хрен шкаф!» – Эстер опрометью метнулась из туалета в фойе.

– Люди! У кого там невеста… – она в замешательстве даже не произнесла «рожает», только руками показала на воображаемый живот, словно обхватила бегемота.

«Без пяти минут папаша», – догадалась Эстер, когда из толпы к ней навстречу рванул коротко стриженный парень, а за ним следом, подпрыгивая, дама с кудряшками и китайским веером. По тому, как он легко и сноровисто в два прыжка одолел расстояние метров в пять, видно было – то ли вояка-контрактник, то ли спортсмен, или на худой конец, охранник.

– Куда?!– властной рукой остановила на лету бегуна пышнотелая дама с глубоким декольте, из которого виднелись колыхавшиеся, словно созревшее тесто, груди. – Стоять! – грозно скомандовала она, показав глазами на дверь со значком в виде вытянутого вверх треугольника.

ГЛАВА 2

Эстер выскользнула из набежавшей толпы родственников невесты, которая, похоже, торопилась стать матерью скорее, чем законной супругой. Оскар по-прежнему подпирал колонну в стиле ампир из искусственного белого мрамора и водил пальцем по экрану своего телефона. Он был, как обычно, невозмутим, и вся эта суматоха возле дамской комнаты его не трогала. Если он вообще заметил, что там произошло.

«В принципе, – мелькнула в голове мысль у Эстер, – можно совсем незаметно просочиться на улицу и спокойненько пойти себе домой. Интересно, он через какое время заметит, что невеста его пропала?»

Да, Оскар Штейн на пылкого влюбленного Ромео никак не тянул. «Характер нордический, выдержанный…» – запомнилась Эстер фраза из старого фильма. Потомок балтийских немцев, чем Оскар отнюдь не кичился, просто изложил еще в начале знакомства как факт, был светлоглаз, белокож, обладал не слишком пышной шевелюрой неопределенного рыжеватого оттенка и явно имел избыточный вес.

– Красава! – съязвил Марк после того, как увидел Оскара впервые.

– Мне казалось, что тебе всегда нравился другой тип мужчин, – осторожно заметила Мириам.

– По крайней мере неглуп, – заключила Маргарита Львовна, «погоняв», как истинный историк музыки, избранника Эстер по музыкальным жанрам.

Шнитке, как оказалось, для него был слишком сложен, Моцарта он, напротив, считал слишком легковесным, а вот Генделя уважал.

– А как насчет последнего альбома Рамштайн?– огорошила его Маргарита Львовна.

Оскар явно был озадачен вопросом, а потому медлил с ответом

– Простите, не слышал, – признался он в итоге.

«Скорее, и не знал, – добавила мысленно Эстер.

– Ты уверена, что это тот человек, который тебе нужен? – задал напрямую один-единственный раз вопрос отец, не став ходить вокруг да около.

Да, это было то, что нужно. Именно то, что нужно. Выбери она какого-нибудь красавца-атлета, сразу было бы ясно-выходит замуж в отместку. А когда жених внешностью не блещет, никто не упрекнет тебя в уязвленном самолюбии.

–Ты прямо, как героиня одного романа. Та задалась целью выйти замуж за самого глупого парня. Завела себе даже блокнот, где после свидания с очередным ухажером отмечала все достоинства и недостатки своих женихов. Про одного так и написала: глуп. Но не настолько, чтобы выйти за него замуж, – рассмеялась Мириам и тут же осеклась, заметив серьезное лицо сестры.

Редактору-то было все равно. Точнее, он просто не знал о буре чувств, переживаемых рядовым корреспондентом новостей телевизионного канала. Она не показывала виду, он не делал никаких намеков. Ни разу за три года, что работали вместе.

По началу, когда Эстер только появилась в редакции, тексты ее репортажей он читал с улыбкой, которую прятал, затягиваясь очередной сигаретой.

– Что ты, как пионерка пишешь?

– А что? – Эстер делала невозмутимый вид и вызывающе смотрела на редактора, стараясь не показывать, что задета его словами.

– Слишком восторженно, – решил он поубавить ее репортерский пыл.

В другой раз он сделал ей довольно резкое замечание, когда Эстер раз в десятый, наверное, подошла к нему с вопросом, как договориться об интервью с одним чиновником из муниципалитета, который под разными предлогами увиливал от встречи.

– Говорю в первый и последний раз, – Редактор откинулся в кресле и посмотрел своими полуприкрытыми, словно от вечной усталости, глазами на Эстер. – Если ты стоишь перед закрытой дверью, то это твое дело, как ты в нее войдешь: вежливо постучишься, откроешь ногой, проползешь ужом через щель. Только запомни раз и на всегда… – тут он сделал паузу, явно для усиления последующего эффекта, – только не звони редактору с идиотским вопросом «что мне делать?!» Никогда! Поняла?!

Эстер в тот момент явственно ощутила, что означает сравнение «смотреть как кролик на удава». Но не растерялась. Заметила круглую вазу с конфетами на редакторском столе, взяла одну и сунула в рот.

– Ага! – послушно кивнула ему головой и вышла.

Но по большому счету, он к ней никогда особо не придирался. Иногда даже хвалил. Но редко. Считал, что похвала только расхолаживает работников. А вот к Ленке, что в редакции «сидела на культуре», ту постоянно заваливал замечаниями по тексту.

– Да он просто глаз на меня положил, – самоуверенно констатировала та и нарочно прошла мимо открытой двери его кабинета модельной походкой от бедра, демонстрируя длинные ноги, затянутые в узкие джинсы.

Эстер ни на секунду не сомневалась, что Редактору и в голову ничего подобного не приходило, но разуверять Ленку, однако не стала. А та то и дело поглядывала в сторону Редактора долгим с мечтательной поволокой взглядом, подсаживалась к нему поболтать на корпоративных вечеринках, якобы, ненароком касалась плеча, стряхивая воображаемые пылинки. Но все это не находило должного отклика у Редактора.

Он был женат. Правда, за несколько лет тесного сосуществования в одной команде, он успел развестись, обрести новую пассию и в очередной раз оказаться на грани разрыва романтических отношений. На этом переломном моменте их и застал ливень в далеком маленьком городке, куда они вдвоем потащились на раскопки диггеров, обнаруживших немецкий военный «мессер».

– Ты сапоги резиновые взяла? – Редактор посмотрел на ее совсем еще новенькие светло-серые Nike.

Эстер совсем и позабыла про сапоги. Да и не было у нее никаких резиновых сапог.

– Держи, – один из парней-копателей, – протянул ей здоровенную пару размера, наверное, 45-го.

Дело было весной. Но накануне после непродолжительного потепления, погода раскапризничалась, просыпала мокрым снегом. В городе от кратковременного циклона уже и след простыл, а в лесу белая насыпь еще лежала. Эстер уверенно зашагала вслед за всеми вглубь лесной чащи пока не угодила в болото. Заснеженная его поверхность была обманчивой, выдавала себя за бугристую лужайку, покрытую кочками. Одной ногой Эстер провалилась по колено в болотистую жижу, другой осталась стоять на травянистом бугре. Редактор, который шел за ней следом, помог вытащить из чавкающей хляби ногу, затем утопший сапог. Вылил из него воду и, поддерживая Эстер за руку, заново натянул сапог на ногу в промокшем носке. До обломков «мессера», покоившихся на дне старой воронки они добрались, отсняли часовой исходный материал. На выходе из леса их застал ливень. Деревья стояли еще голые, редкие разлапистые ели, под которыми по началу старались укрыться, оказались плохой защитой. Дождь стоял стеной. Деваться было некуда, пришлось выбираться к машинам. Когда, наконец, сели в редакторский Рендровер, оба были промокшие до нитки.

– На, переоденься, – он вынул из дорожной сумки свитер и протянул его Эстер. – А то еще воспаление легких схватишь мне.

Он говорил это в своей обычной недовольно-грубоватой манере, но Эстер чувствовала, что все это скорее напускное.

Она юркнула на заднее сиденье и прежде, чем скинуть с себя мокрую одежду, взглянула в зеркало заднего вида, поймав его взгляд.

– Да, не смотрю я… – отвел он глаза, чтобы не смущать Эстер.

В городе остановились, чтобы перекусить, и он поставил перед ней стопку водки. Эстер замотала головой.

– Пей я сказал! – он настойчиво пододвинул к ней стакан еще ближе. – Пей, а то точно простудишься. Или ты что, вообразила, что я тебя сейчас напою и приставать начну? – рассмеялся он.

– А точно будешь? – Эстер залпом опрокинула стопку, уткнувшись носом в краюшку черного хлеба.

На следующий день он неожиданно принес ей томик Муроками. «Мой любимый спутник».

– Мне кажется, это то, что тебе сейчас нужно.

Больше они ни разу об этом не говорили.

Эстер взглянула в зеркало в стенном проеме, поправила волосы, которые утром часа два утюжила парикмахер, превращая ее пружинистые кудри в мягкие волны, собранные кверху, пересыпанные мелкими маргаритками, заколотые в локоны.