Осколки жизни. Сборник рассказов

По всему миру в миг перестали работать телефонные связи, телевидение, интернет на протяжении 4 часов на протяжении которых начали обрушаться мировые биржи, падали валюты и акции компаний-гигантов. Все были в шоке от произошедшего настолько, что приходила в упадок даже экономика нескольких государств. Массивное ядерное грибовидное облако возвышалось над всем этим, при том, что оно прорвало атмосферу, поднявшись на высоту 400 километров, с радиусом шляпки в 570 километров, то есть покрывая площадь более миллиона квадратных километров. Для понимания это площадь Египта, Мавритании или Боливии, или даже площади Сербии, Арабских Эмиратов, Австрии, Кубы, Кувейта, Кипра, Камбоджи, Бельгии, Ямайки, Сингапура, Мальдив, Монако и Узбекистана вместе взятых!

И этот символ разрушения – ядерный гриб возвышался во всей своей красе под этим громогласным гулом, который разносился по всей планете несколько раз, вместе с потоком землетрясений, который не много не мало, обогнул планету 18 раз! Вы представляете эту мощь, это могущество человеческого гения, который потряс всю планету, этот гигантский шар, который превосходит его в 14,6 секстиллион раз. А эти звуки, которые сначала были подобны сильнейшему раскату грома, а потом это эхо, которое отражали горы по всей планете, вместе с этим свечением неба.

Проговорив это, он с воодушевлением завершил:

– Это была самая мощная на тот момент бомба за всю историю человечества, но потом воодушевлённые моими разработками, использовали мои чертежи добавив всего лишь один дополнительный ускоритель, – он поднял указательный палец, – и получился взрыв эквивалентом в 1 519,65 мегатонн в тротиловом эквиваленте, что дало в 5 раз более могущественный и устрашающие результаты…

Проговорив это, он замолчал. Перед глазами пронеслось всё, что он рассказывал, всё что упоминал. А затем он вновь вспомнил те моменты, когда он наконец покинул свой бункер, спустя столь долгого ожидания. Тут он отпустил бороду, тут постарел, но остался в не плохой физической форме.

– Когда были люди, – говорил мужчина, – я хотел, чтобы их не стало, хотел быть в одиночестве, теперь я достиг того, чего хотел. Но за то время, в которое я пробыл в бункере, теперь я осознаю то, что после меня не останется никого из моего вида, никто не будет продолжать род человеческий и он вымер, вымер навсегда. Я… я уничтожил… я уничтожил то, что породила планета.

Он не говорил уже эти слова кому-то он уже говорить это самому себе.

– Я их ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть, – в какой-то момент оскалился он, -но увы и они имеют… имели место на этом свете.

Сказав это, он огляделся вновь и приподнялся. Его взгляд вновь упали на растения, но теперь они не казались в его глазах, столь живыми собеседниками, их колебания казались такими безжизненными, хаотичными, ничем не подкреплёнными. Смотря на них, он теперь осознавал, что это не более чем обычные предметы. Взяв свою трость, он начал хромать, опираясь о неё, ковыля он приблизился к лестнице с опущенным взглядом. От былой улыбки на лице не осталось и следа. На что же только не способен человек, хотя человек ли он вообще? Эти мысли мелькали в голове мужчины, пока он, ухватываясь за стену, слегка дрожа, еле переминая с ноги на ногу, опираясь тростью, постепенно спустился вниз. Спустя какое-то время он уже был на пятом этаже.

Этот этаж был почти таким же, но тут было в разы больше коридоров, которые привлекали внимание. И дабы вспомнить время, когда люди ещё были живы, когда они ещё прохаживались по этим путям, ступали на кафель и линолеум, сильно опираясь на трость он прошёл дальше, опустив брови. Двери были выломаны, а бумаги лежали на полу, растоптанные с отпечатками подошв мнимых посетителей. В комнатах находились столы, покрытые невероятным слоем пыли, оставались выгоревшие шторы, что или летали, выйдя из отверстия окна, либо под своим весом продолжали висеть, закрывая комнату от ярких и ослепляющих солнечных лучей.

Одна такая комната через пару поворотов привлекла внимание мужчины, куда он вошёл, осматривая её. Это был обычный кабинет, где находился единственный стол со своим удлинением, за коим было кресло, на столе стоял пробитый насквозь монитор, пара шкафов с упавшими папками, что лежали на полу. Диван из коего торчали пружины находился неподалёку и пара стульев с чёрной обивкой находились у стола, покрытые всё тем же массивным слоем пыли.

Подойдя ближе, мужчина встал около стола, сняв перчатки, отряхнувшись и стуча пальцами с давно не стриженными ногтями по поверхности стола из-за чего звук получался довольно отчётливый. Войдя, он закрыл за собой дверь, а два имеющихся окна были полностью закрыты тяжёлыми шторами. Что удивительно из-за толщины стекла она даже сохранилась, пусть и поросла не малым слоем мха. Путник стоял посредине комнаты, стуча по столу, осматривая комнату, после чего остановил свой взгляд на кресле с потерянным, каким-то безразличным взглядом.

Подойдя ближе, он достал платок, коим вытирал руки ещё покидая бункер и сложив его вытер кресло, на которое опустился. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, ощущая себя правителем, владыкой, властелином, но властелином ничего… Весь мир был разрушен и ничего от него не осталось, дикая природа совсем скоро всё это поглотит и не оставит ничего, ни единого следа от всего, что когда-либо сделало человечество. Здания разрушатся окончательно, книги сгниют, и вся краска с них сотрётся, разложится пластик, не останется даже костер под грунтом, не говоря уже о волосах или коже. Всё покроется растительностью, появятся новые животные и планета погрузиться в то состояние, каким оно было порождено.

Человек зря думает, что является центром вселенной, ибо мир вполне может существовать и без него. Теперь мужчина это прекрасно осознавал, сидя здесь, понимая, что десятки планет и спутников – Луна, Марс, Фобос, Деймос, Юпитер, Ганимед, Европа, Ио, Калисто, Сатурн, Титан, Уран, Нептун, Титания, Венера, Меркурий, не говоря уже о звёздах и мириадах планет, огромных астероидов, триллионы космических объектов невообразимого размера существуют без людей, без никого. Никто их не видит, никто на них не существует и самим объектам это не нужно, они вполне себе самостоятельны, путь даже не владеют разумом, а быть может…

Тук-тук… Путник вздрогнул. Он резко всколыхнулся на кресле и замер, внимательно прислушиваясь. Прибывший отчётливо услышал стук в двери. Но не могло же это ему так хорошо послышаться или его воображение уже начало играть с ним злую шутку. А быть может… Он ждал, ждал затаив дыхание. Ждал очередного стука или то, что кто-то откроет двери, даже хотя бы звук шага, какого-нибудь движения. Он сидел и ожидал этого момента, ожидал в огромном мире, где по собственной вине он – гениальный учёный стал явным свидетелем Всеобщей гибели…

Старение

Я… я скоро умру во сне.

    Фёдор Михайлович Достоевский, Идиот, 1869

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Глубокое и протяжное, но вместе с этим мягкое шипение отдавалось от морских волн, что медленно ударялись о песчаный берег. Они старались доходить, покрыть своей белоснежной пеной как можно больше песка, дойдя до максимальной дальности, затем вновь вся эта водная вспенившаяся масса отправлялась обратно к тоннам вод. На берегу имелись различные ракушки, иногда камушки, редко пробегал краб, стараясь скорее погрузиться в воду. Иногда показывалось что-то иное – какая-нибудь рыбка, что начинала задыхаться, в первые мгновения начинала прыгать, пока не застывала, теряя сознание. Но океан благосклонен к своим обитателям, поэтому скоро забирал эту небольшую рыбку в свои владения. За всем этим наблюдал тощий высокий старик. На нём была только одна старая рубашка с короткими рукавами, обнажающие костлявые руки, на коих уже успели проступить вены. Голова с седой бородой и такой же седой не причёсанной шевелюрой, которую он только резко откидывал назад оголяла его широкий лоб, слегка смуглое лицо, яркие голубые глаза, потерявшие дар зоркости, узкие засохшие и слегка потрескавшиеся губы, впалые щёки и острый нос представляли его лицо с большим количеством морщин.

Светло-синяя рубашка еле держалась на нём, чуть ли не повисая – настолько он был худ. Брюки на уровне ниже колен были порваны, а на ногах ничего не было. Старик стоял с босыми ногами, опираясь на единственную, чуть ли не вышедшую к морю пальму спиной, скрестив руки на груди. Это дерево было уже давно высохшим, поэтому можно было явно не бояться получить кокосом по голове, чем и пользовался мужчина. Его голова бессильно порой нагибалась вперёд, веки слегка закрывались, затем вновь он поднимал голову, открывал глаза и продолжал смотреть в сторону заката. Со стороны океана до него доходил морской бриз, помогающий развеяться, но в глубине души наступала тоска, какая-то странная необъяснимая грусть.

Он посмотрел по сторонам, в очередной раз подмечая необычайно большую длину песчаного берега, которая завершала прибрежной скалой, у которой был небольшой трап с привязанной лодкой к одной из балок. За ним простирались малые тропические джунгли, где иногда можно было встретить силуэты обезьян, а справа от него на более высокой прибрежной скале находилось его убежище – одинокий маяк, который совсем скоро уже нужно будет включать, ибо с каждым разом Солнце всё быстрее и быстрее склоняется к длинной веренице горизонта.

Вокруг никого не было и только звуки морского прибоя, да лёгкие колыхания лепестков пальм доносилось до его ушей, вместе с оранжево-красным, переходящим в розовых на отражении к небу светом Солнца, из-за чего даже океан сменял свой окрас, принимая в свои объятия светило.

На ум приходили различные мысли, но мало кому он мог об этом сказать. Удивительно, но быть может случай услышал его, ибо почти в следующий момент он заметил шаги и то, как из его дома – маяка постепенно спускался среднего роста красивый антропоморфный дракон, порождённый его руками. Трудно понять, насколько это было правдой, или просто это игра воображения. В любом случае, старец заметил это и улыбнулся, освободив правую руку помахав ею, не опуская левую. Заметивший это дракон зелёного окраса с мягкими чешуйками, рядом шипов с макушки до кончика хвоста улыбнулся и побежал, размахивая руками в сторону отца. Как только он добежал они тепло обнялись, совершая каждое движение с лёгкостью и простотой, после чего дракон встал рядом со своим любимым отцом.

– Ты прибыл, сынок, – обрадовался старец, но сделал это невероятно сонно.

– Да, я уже всё сделал по дому, что ты просил, пап, и тебе стоило бы отдохнуть, – дивным и весьма приятным юношеским голосом сказал дракон.

– Гм, быть может. Я рад, что ты всё сделал, но ещё больше мне радость предоставлять видеть тебя и ещё большее счастье слышать это прекрасное «пап» или «отец» из твоих уст.

– Я знаю, отец, – с улыбкой добавил дракон, заломив руки за спину и с теплотой посмотрев на отца.

Старый особняк

Затем старец грустно улыбнулся, посмотрел каким-то потерянным взглядом и слегка опустил голову, смотря себе под ноги.

– Ты чем-то огорчён, отец? – поинтересовался сын. – Или я чем-то провинился?

– Вовсе нет, сынок, – поспешил ответить хриплым голосом старик, – просто я ощутил старость.

– Но, тебе всего лишь 49 лет, – недоумевающе сказал дракон.

– Хорошо, что ты рядом со мной, сынок, – тихо прошептал мужчина, а после продолжал. – Понимаешь, старость – это вовсе не усталость в ногах, не боль в мышцах, не число морщин на лице и не появляющееся артериальное давление, вместе с новым букетом болезней. Каждое разумное существо по своему определению обладает разумом, сознанием, которое может всё это перебороть – вспомни хотя бы тот чудесный эффект, который творит организм, когда нужно его спасать или ещё пуще – когда родителю нужно спасать своё чадо. Тогда ни возраст, ни боль в суставах, ни смертельный приговор, ни общество, ни даже самые страшные болезни не будут преградой.

– Но в таком случае, почему ты говоришь, что ощущаешь старость? – размышлял дракон. – В чём проблема?

– В том, сынок, что для того, чтобы ощутить старость вовсе не нужно быть старым и дряхлым. Старость – это когда ты видишь, что проходит твоё время, твоих товарищей более нет рядом, твои близкие уже ожидают тебя на том свете, те с кем ты учился уже давно имеют семью и вчерашние мальчишки стали отцами, а девочки матерями, если не бабушками и главное – ты видишь, как твои дети вырастают. Поначалу это радует, очень даже радует, но потом, приходиться им уходить – находиться свой путь в жизни, вот что значит старость сынок…

– Поэтому ты сказал, что рад тому, что я рядом?

– Да, моё дорогое создание.

– Значит, ты скучаешь и скучаешь по… младшему брату?

– Да, сынок, я скучаю по моему львёнку, – кашлянув ответил старец.

– Ты помнишь его? – спрашивал дракон. – Помнишь его детство?

– Как не помнить?

– И я помню, помню, как мы игрались, помню, как я его учил, помню, как все мы были вместе… – дракон говорил мечтательно, с неким наслаждением. – Но пап…

– Гм?

– Ты помнишь ведь ещё кое-что?

– Что же?

– Меня ведь нет, – внезапно произнёс дракон.

Глаза старика резко широко открылись, сердце начало колотиться, в голове начали пробуждаться воспоминания. Те страшные и ужасные воспоминания того, как его первенец – его старший сын вместе с его чудесной дочкой-единорогом выехал в плаванье, но произошёл шторм. Этот злосчастный шторм, который унёс в пучину океана его дорогого сына и его любимую дочь! На глаза проступили слёзы, который всё больше и больше заставляли мутнеть фигуру, что стояла перед ним – его уже покойного дракончика. Он крепко стиснул все оставшиеся жёлтые зубы, как только его сын испарился полностью, старец зажмурился, опустил руки, сжав их в кулаки, наклонив голову. Из его груди выходили завывания, когда он придавил виски костяшками и резко опрокинул голову назад, сильно ударяясь о пальму с её острой чешуёй, отчего на ней остался багровый след из-за столь тонкой кожи старика.

Он продолжал выть, а слёзы сами текли ручьём, когда он прикрывал лицо, слегка стараясь опуститься на колени, но на половине пути он резко развернулся и замахнувшись ударил о пальму. Та, будучи уже полностью высохшей лишилась последней связи в корнях, опрокинувшись на старика, который лишь крепко закрыл глаза принимая свою поначалу ужасную, но затем справедливую участь…

Совсем скоро наступало время прилива, помогая волнам доходить до пальмы и до того, что осталось под ней. Постепенно это тело приподнималось и уходило в пучины океана, туда, где не ощущалось время, подобно тому, как оно не чувствуется под землёй. Так прошло время, которая часто обвиняется в причине старости, но старость есть нечто абстрактное, то, что создаёт общество, то, что водружают вокруг себя люди и чувствуют по воле случая. Но теперь, старец спит и спит глубоко в морской пучине, глаза его боле не откроются, он умер, ощутив в последний раз даже не состояние и не возраст, а чувство под названием Старение…

Голос