Только мы
Иар Эльтеррус
Сорвана печать с врат Ада, мир катится к пропасти, его ждет огненный шторм – Творец исчерпал меру терпения. Грядет Апокалипсис. Его нельзя остановить, люди перешли грань из-за своей жадности и глупости, их ждет Суд, тот самый Суд, который еще называют Страшным. Но есть последняя надежда если не остановить, то хотя бы смягчить приговор – ясноглазые дети, ничем не похожие на обычных. Вот только не понимающие, что происходит спецслужбы пытаются уничтожить этих детей любой ценой, лишая себя тем самым последнего шанса на прощение. И тогда ответственность за судьбы мира берут на себя двенадцать человек из разных стран. За ними начинается охота, приказано стрелять на поражение, как только их обнаружат. Но они не сдаются. Они исполняют свой долг.
Иар Эльтеррус
Только мы
Что, грешите, чертовы дети?!
Что ж, валяйте, пока еще ваша власть.
Для себя вы сами плетете сети,
В кои скоро вам же дано попасть.
Видишь – Агнец с Книги сорвал печать,
Значит, срок настал за все отвечать.
Мартиэль
От автора
На эту тему писали многие. Самые заметные, по моему мнению, вещи – это «Кукушки Мидвича» Джона Уиндема, «Конец детства» Артура Кларка и «Гадкие лебеди» Аркадия и Бориса Стругацких. Но у каждого автора свое видение. Я не составляю исключения из этого правила. Тем более, что у меня достигшие сверхчеловеческого состояния дети – всего лишь фон для повествования об Исходе. Эта книга не давала мне покоя восемь лет, небольшие ее куски в виде нескольких предложений записывались и откладывались, но всерьез браться за нее я не рисковал. Эти куски были разбросаны по моему архиву то там, то тут, нелегко было их все отыскать, когда пришло время. Почему я только сейчас взялся за эту вещь? У меня нет ответа – так вышло.
Книга вышла жесткой, кто-то, возможно, скажет, что даже жестокой. Но от меня тут мало что зависело – так написалось, так ощущалось. Так было правильно.
Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, роман с начала и до конца является плодом авторской фантазии.
Глава 1
…Но снова – в поиск. На руинах прошлых жизней,
В осколках будущего, в отблесках «сейчас»
Ты забываешь о потерянной отчизне,
Ты падаешь в водовороты пошлых фраз.
Не удержаться, но – ты сможешь, ты же должен
В той пустоте, в том запустеньи и печали
Найти детей, каким еще не сложно
Расправить крылья не из латекса и стали.
На каждой улице встречаешь оболочки,
И каждый раз с надеждой ловишь взгляд, но…
Везде все пусто, все зрачки – одною точкой,
Всем безразлично. Всем слишком наглядно.
А ты идешь по перевернутым мостам,
По пресеченной местности проспектов,
И ищешь, ищешь, ищешь! Где-то там
Есть дети незабытых еще спектров.
Влад Вегашин
Николай Иванович запахнул пальто и поежился. Холодно, ветер пронизывающий, хотя мороза пока еще нет. На душе тревожно и неуютно. Казалось, все привычное рушится, а на его месте возникает нечто непонятное, нечто абсолютно чуждое, вызывающее какой-то подспудный страх, зовущее туда, где человеку вовсе не место, даже если он не совсем человек. Прокурор тяжело вздохнул, переложил из правой в левую руку свой старый потертый портфель и не спеша двинулся по Тверской в сторону Глинищевского переулка.
Интересно, кому и по какой причине он понадобился в Генеральной прокуратуре? Позвонили: завтра срочно прибыть, отговорки не помогли, пришлось переться в Москву, будь она неладна. Николай Иванович никогда не любил этот суетный город – все куда-то бегут, несутся, не помня себя. После пары часов пребывания в Москве у него начинала болеть голова, поэтому он посещал столицу крайне редко, и только если не было иного выхода. Сейчас был как раз такой случай. У начальства ведь семь пятниц на неделе. Вызвали зачем-то и слова не сказали о причине. Хоть бы только никаких неприятностей не возникло. Старого приятеля, Сашку Холмогорова, вот так вызвали и уволили. Очень хотелось надеяться, что с самим Николаем Ивановичем такого не случится, ведь уволенному прокурору найти новую работу почти невозможно, а переквалифицироваться в адвокаты он желания не имел – терпеть не мог эту гнилую братию.
Два квартала от метро «Тверская» до Глинищевского переулка он миновал быстро, затем свернул, бросил взгляд на номер дома и пошел дальше. Через пять минут Николай Иванович открыл дверь генеральной прокуратуры и вошел. Внутри сообщил охраннику, что по вызову Татищева. Тот куда-то позвонил, выслушал ответ, проверил у посетителя документы и пробурчал, что того ждут на втором этаже, в двадцать шестом кабинете.
Найдя нужную дверь, прокурор осторожно постучал, все еще продолжая гадать, на кой черт его сюда вызвали.
– Войдите!
Николай Иванович отворил дверь и вошел. Его встретил внимательный, оценивающий взгляд пожилого лысого и грузного мужчины в темно-сером костюме в мелкую клетку.
– Николай Иванович? Солнцев? – поинтересовался хозяин кабинета.
– Да.
– Садитесь. Хотите чаю?
– Благодарю, нет. Я позавтракал.
– А я попью, – улыбнулся хозяин кабинета, но улыбнулся только губами, глаза так и остались настороженными и какими-то колючими. – Кстати, не представился. Татищев, Михаил Петрович. Старший советник юстиции.
– Очень приятно, – наклонил голову Николай Иванович, садясь. – Прошу объяснить мне, к чему такая срочность? У меня несколько незавершенных дел, а тут звонят: срочно езжайте в Москву, вас ждут. Я уже чего только не передумал…
– Ничего страшного, Николай Иванович, – заверил Татищев. – Просто мы хотим поручить вам кое-что. Все остальные ваши дела придется передать другим.
– Но как же… – растерялся петербуржец. – А кто закончит расследование в шестой школе?
– Ваши коллеги и закончат. А вас мы попросим заняться довольно-таки необычным, скажу больше, загадочным делом.
– Каким?
– Сейчас расскажу. – Во взгляде Татищева появилась жесткость. – Учтите, сперва вам придется дать подписку о неразглашении.