Она попыталась узнать, что произошло, но я не стала ей отвечать.
И завтракать не стала.
Вскоре пришел Марк.
– Ну что, как ты?
Ему я тоже не ответила. Просто стояла спиной и смотрела в окно.
– Мне передали, что после сеанса ты так ничего и не поела.
– Я не хочу есть!
– Но тебе придется. Иначе на фиксации тебе станет плохо.
– Я не пойду на фиксацию.
– К сожалению, у тебя нет выбора. – Вздохнул Марк. – Если не пойдешь сама, тебя отведут насильно. И привяжут. Ты этого хочешь?
– Все, чего я хочу – это забыть вчерашний придурошный сеанс.
– Ты должна взять себя в руки, – спокойно сказал Марк. – Я обещаю, как только ты все вспомнишь, тебя переведут совсем в другое место и все закончиться.
– Ты хотел сказать отделение?
– Я так и сказал.
– Нет, ты сказал место…
– А отделение это разве не место?
– Да, но раньше ты всегда говорил отделение! Почему теперь сказал по-другому?
На самом деле я не собиралась придираться к этому слову. Все как-то само собой получилось.
– Видимо у тебя началась паранойя от недосыпа и недоедания. – Предположил Марк.
– И что теперь?
– Теперь ты поешь, а потом придешь на фиксацию.
– Нет!
Я не собиралась никуда идти.
Марк предупредил, что вернется через тридцать минут, и если я не съем то, что мне принесли он попросит ввести мне еду через иглу. А потом меня привяжут к кушетке и отвезут на фиксацию насильно.
Я ничего не съела!
Марк прислал медсестру, которая вставила иглу мне в руку и через нее стала вливаться какая-то жидкость из пакета. Но я не боялась. Теперь страшнее того, что я увидела в воспоминаниях, невозможно было представить.
Когда медсестра убедилась, что мы одни, она спросила.
– Ты в таком состоянии из-за этой бесчувственной твари?
Я не ожидала от нее такого вопроса, тем более в такой формулировке. Но это меня как будто взбодрило. Появилось ощущение, что она может меня понять.
– Да. – ответила я. – Ты тоже знаешь, что она делала?
– Все знают.
– И как вам всем с этим живется?
– Сама ответь! – Дерзнула медсестра.
– Знаешь… – Мне вдруг захотелось ей признаться, – Когда я была в этом кошмаре, в какой-то момент, мне показалось, что Астра задыхается. И я подумала, что мы обе умрем…
– И что случилось потом? – Заинтересованно спросила медсестра
– Я обрадовалась этому. Ведь если бы мы умерли, то она не смогла бы продолжить…
После этой фразы мы немного помолчали.
Она не подала виду, но мне показалось, что от моего ответа ей полегчало.
Вдруг в моих глазах стало все расплываться.
– Что-то мне не хорошо… – Еле произнесла я.
Медсестра что-то ответила, но я уже не слышала. Все выключилось.
Когда я открыла глаза, вокруг меня было много сотрудников-врачей. Они все что-то говорили, но их голоса были очень странными, как будто на них наложили эффект. Как в фильмах делали.
Позже, когда я окончательно пришла в себя, Марк рассказал, что медсестра пытались меня убить препаратом, потому что я потомок Астры. Оказалось, в Центре не все поддерживали то, чем она занималась, но всех, кто был против давно отстранили от дел.
На вопрос, откуда же тогда взялась эта медсестра, Марк ответил, что это и для них неожиданность. Но он заверил, что теперь все сотрудники подвергнуться строгой проверке и если у кого-то еще окажутся подобные намерения, их сразу же отстранят.
У меня были противоречивые ощущения.
Мне впервые пытались сделать смерть! Меня хотели убить! Конечно же, я боялась, что та медсестра не единственная, и что кто-то попытается это повторить, не смотря на то, что я не была виновата в произошедшем много лет назад… Наоборот, вспомнив, чем здесь занимались, я ужаснулась и лишилась сна.
А с другой стороны, я понимала почему та медсестра, так поступила. Я и сама опасалась, что сотрудники Центра пытаются через меня возобновить проекты Астры. Хоть я, не в коем случае, не собиралась продолжать ее деятельность, но все равно было страшно…
Что если память Астры победит? Что если ее личность станет сильнее моей, и я просто не смогу ничего поделать, как в том сне?
Мне всерьез стали приходить мысли, что лучше бы сотрудники меня не спасали.
Из-за моего физического состояния сеанс фиксации был отложен еще на несколько дней. И все эти дни я надеялась, что больше ничего не вспомню. Но также я понимала, что если память не проявиться сама, меня опять засунут в нее насильно.