– Как твое имя, дева?
Согласно ритуалу она отвечала:
– Я не знаю.
Пришло время. У Невесты морского бога не может быть имени, известного смертным.
– Господин Морской избрал новую супругу! – объявили Жрицы.
Белье пришлось бросить на соседок. Ее поверх вымокшей одежды накрыли замысловатым покрывалом, спрятавшим тело с головы до пят. Прочие женщины застыли безмолвно, а мужчины, не успевшие отойти достаточно далеко, преклонили колени перед Новоизбранной – чтобы видел Алтимар: они и не помышляют о его Невесте. Она станет супругой покровителя Островов и к людям вернется, познав его объятья. Принесет благословение Островам и всем живущим на них. А до тех пор она словно живая богиня. Никто не смеет называть ее по имени, а тем более, видеть.
О священной церемонии память Дельфины сохранила меньше, чем ей хотелось бы.
Жрицы убедились в ее девственности, но этого было недостаточно. Ее снова и снова спрашивали, достойна ли она бога.
– Если хоть один мужчина коснулся тебя, – предупреждали Мудрые, – если хотя бы за руку ты взяла мужчину по своей воле, если показалась кому обнаженной… Алтимару все известно. Алтимар проклянет ту, что пришла к нему запятнанной.
Ее заставляли поклясться.
Потом держали в Гроте Мары на Острове Обрядов, вокруг были женщины. Остров, посвященный богам, хорошо знали только Жрицы, для остальных его чащобы существовали как бы в другом мире. Ее все время поили меркатской смолой – зельем, что дурманит разум, навевая видения. Открывает путь к богам, как сказала бы сама девушка. День не отличался от ночи, а сны от яви. Земля колыхалась, как Море, и, как небо, сияла звездами. Приходила сестра Дельфины – та, что двадцать лет назад умерла от укуса скорпиона – и дочь Дельфины, которой еще предстояло родиться. Госпожа Дэя чесала ее роскошные черные волосы черепашьим гребнем и наставляла:
– Любой мужчина, что прикоснется к тебе, будет воплощением морского бога. Любое дитя, что у тебя родится, – его дитя.
Она говорила еще многое, но память того не удержала. Однажды глубокой ночью ее водили к колодцу и спрашивали, что она видит в воде. Она что-то говорила о стене волн, а Мудрых, похоже, пугали ее слова, ее заставляли пить зелье еще и еще и говорить дальше. Только самой ей было не страшно, а смешно. Говорила и хохотала, пока не свалилась на землю. Ей потом так и не рассказали, что за страшное знамение она увидала.
Потом настал день Обряда. На сей раз ей ничего не дали выпить, и голова у нее была ясной.
– Сегодня ты увидишь Жениха, – сказала Медуза. И похвалила: – Другие девы несколько суток приходят в себя после меркатской смолы, а ты – словно цветок весенний. Ты из тех, кому не нужны зелья.
Ее облачили в совершено белое одеяние, укрывшее все тело, и вывели на закат. Много дней ее прятали от людей, но пришло время – у Святилища ждала целая толпа, сплошь из беснующихся мужчин с Берега Чаек. Такова была часть Обряда – Невесту следовало показать, возжелать, чтобы видел Морской Господин, что ему отдают самую лучшую. Старухи стали срывать слои ткани, в которые заботливо укутали ее в гроте, пока она не осталась в одной льняной рубахе, а толпа выла и тянулась к ней. Жрицы плетьми гнали самых настойчивых, хоть исступление и было ритуальным, и никто на самом деле не посмел бы коснуться Невесты. Жены морского бога, облаченные в темно-синее, встретили ее на берегу, распевая гимны.
– Иди и вернись к нам с дарами, – сказали Мудрые.
Она зашла в Море, окунулась с головой. Весенняя вода одела ее поверх рубахи серебристой и смертельно холодной туникой. Когда она вынырнула, берег был пуст. Ее до утра оставили наедине с божественным супругом.
Дельфина – теперь она могла вспомнить свое имя – вышла из воды, села на песок. Она знала, что люди с Берега Чаек будут пировать до рассвета, возлягут с женами и подругами, чтобы почтить новый брак своего бога. А, впрочем, казалось, что никаких людей нет вовсе, и она одна во всем мире. Никто не объяснял ей, что следует делать. Юная разбойница знала лишь то, что ей ужасно холодно на ветру в мокрой рубахе. Хотелось спать, и она легла на песок, свернулась калачиком. И вспомнила....
…каменный столб в Святилище, изрезанный магическими рисунками боя – один из многочисленных идолов Алтимара. Он украшен сюжетом мифа: Алтимар повергает демонов, но демоны безлики и безымянны, изображения их почти стерты. Мудрые говорят, что ныне их нет. Противники Алтимара однажды закляли все живое и неживое, чтобы оно не могло причинить им вред. Лишь одна старая акула укрылась от чар в бездне Мары, и Алтимар сделал кинжалы из ее зубов. А после обратил кинжалы в воинов и воительниц – прародителей морского народа. Рука Дельфины машинально тянется к Акульему Зубу на поясе – к знаку победы бога над хаосом, воплощению ее предка и душе ее, обрамленной в металл. Если кинжал будет сломан в бою, его похоронят его, как человека; если он переживет хозяйку, кинжал бросят в Море вместе с ее телом.
Рисунки уходят вглубь темноты, ведя Дельфину за собой к давно умершим поколениям. К тысячам свершенных Обрядов, к тысячам тысяч Жриц, Невест, Отцов-Старейшин. К девам, что вернулись утром, как вернется она, и к тем, кого когда-то действительно приносили в жертву Морю. К битвам с ландцами, вирами, лусинами, к битвам за Меркат против народов пустыни. А посреди всего этого – Плохие Времена и междоусобная бойня островитян с островитянами. Мир, привычный Дельфине, родился из смуты, похоронив всех, кто не захотел стать его частью. “Это в прошлом”, – шепчет она, глядя на силуэты преступников, приговоренных к казне. Самых ярых сторонников Каэ накрепко привязывают к столбам по слову женщин, увенчанных Синими Лентами. “Увидим, – говорят женщины, – спасет ли вас бог неба от бога Моря”. И еще дальше. Острова безлюдны и покрыты лесом, и на песке отпечатались следы босых ног той девы из рода Ариды. Следы ведут Дельфину в Святилище – давно погибшее, стоявшее на другом берегу Моря. Древняя земля Беры, когда предки еще жили там. Жрицы из народа беров просят у Алтимара защиты от народов, пришедших с севера, еще не знают, как близок разгром. Перед молящимися столб-идол, на столбе вырезаны мифы. Акула и битва Алтимара, но теперь противник его обрел плоть – это брат его Каэ, бог дождя и неба. Взгляд одной молодой Жрицы вдруг замер, пронзая время. Ее подруги истово зовут Морского Господина, но только ей одной дан ответ – тающий в дымке силуэт Дельфины. Только на миг – девушка решит, что померещилось…
Девушка резко села на песке, вновь в своей эпохе.
“Что это, Господин мой? Неужели ты действительно сражался со своим братом Каэ?”
“На этот вопрос ответь сама. Люди властны над мифами”.
В месяц сева Каэ приносят в жертву белого быка. Дельфина знает этого бога как супруга Дэи, покровителя закона и плодородия. Выходит, лишь такую власть оставили ему Мудрые минувших времен – после того, как утопили в приливе его последних жрецов.
“Алтимар, зачем ты показал мне все это?”
“Чтобы ты знала правду. Правители скажут тебе лишь то, что сочтут нужным. Но никто не должен выбирать судьбу с завязанными глазами”.
“Это – не правда, это – прошлое! Все было неправильно до Общины – именно так нас и учили на Острове Леса”.
“Ты действительно в это веришь, Дельфина?”
“А разве я не должна?”
“Не знаю, девочка. Я ведь не наставник и не Отец-Старейшина. Я никому не говорю, во что ему верить”.
Дельфина сбросила задеревеневшую рубаху, обнаженной, увенчанной лишь Лентами, пошла к воде.
“Не жертвой, не рабыней, как девы прошлого. Супругой я прихожу к тебе, Алтимар. По своей воле”.
Она легла на линии прибоя, позволила волнам накатываться на нее, лаская. И тогда он явился – не отцом, не другом, игравшим с ней когда-то, а супругом и любимым.
“Господин Морской, помнишь ли ты Циану, когда она приходила к тебе юной?”
“Я помню ее”.
“А мать Цианы? И мать ее матери? И ту деву, которой ты впервые показал Острова? Тысячи жен у тебя, Алтимар, я не надеюсь, что из многих ты выбрал меня. Но я тебя выбрала. Я давно решила. У меня не будет супруга, кроме тебя. Сегодня мое тело – приношение, дар Островов своему Господину. Я хочу, чтобы вся моя судьба была приношением”.
“Ты принадлежишь Морю, маленькая русалка. Но ты можешь полюбить”.
“Уже полюбила, Господин. Навечно”.
“Что смертная девочка знает о вечности? Поступай так, как решила, моя Дельфина. Но судьбу свою оставь себе”.
Лоскутки
Настало время той части Священной Свадьбы, о которой пытался предупредить ее Теор. Десятки людей встретили Дельфину утром на берегу. Жители деревни принесли Алтимару жертву – деву – и явились за ответным даром. Она больше не была неприкосновенна, и каждый спешил дотронуться до ее благословленного богом тела – получить долю священной силы, которую она принесла. Первыми накинулись женщины. Новоизбранную Алтимара чуть не растоптали, ее рубаху, не заботясь о скромности, разорвали в клочья. Остервенело, неистового, хищно, словно желали разорвать саму Дельфину, словно дар Алтимара был у нее внутри. Она знала, что должна стерпеть и отдать, как отдавали ей еду добытчики-тэру, пока она была ребенком. Сегодня женщины прикоснуться к своим детям руками, что трогали Благословенную, передадут детям удачу и здоровье. Лоскутки ее рубахи будут прикладывать к ранам, зашьют в амулеты, хранящие от стрел и копий. Ее Белые Ленты привяжут к мачте корабля, и бури пощадят его ради девы, что вошла к морскому богу. Вечен союз Островов с хозяином моря, и заключен этот союз через женщин. Каждая Невеста подтверждает его заново. Лохмотьев не хватало на всех, и женщины вцеплялись в ее волосы, царапали кожу, слизывали с пальцев капли крови, и просили о детях и мужьях. И Дельфина повторяла: "Пусть сбудется".
Подошли мужчины, и девушка удивилась: что же отдаст им, если стоит в чем мать родила? Подавила смущение, запретила рукам шевелиться в попытке прикрыть наготу. Отца ее и родных братьев в толпе не было, и Дельфина начала понимать. Вдохнула и выдохнула, шагнула вперед. Не страшно, не стыдно – сковала цепями мысли, запретила сомневаться. Она – не она сейчас, а дар Алтимара людям.
Шли в полном молчание, в оцепенение перед величием таинства. Отец Наэва, Сагитт, впереди всех. Он был болен и выглядел дряхлым не по годам, но той весной еще надеялись. Он склонился перед Дельфиной до земли, шепотом попросил благополучия своей семье и исцеления. Она благословила: "Пусть сбудется". И с этого мига смотрела только в небо.
“Не страшно, не стыдно, не больно. Господин мой, Алтимар, дай мне быть только твоей”.
Мужчина взял ее на земле, быстро и без единого слова. Потом отец Аны, и еще несколько самых уважаемых тэру деревни, и Игн, и приятель из детства Глор, и даже для Наэва она сейчас была частью обряда, а не сестренкой. Старательно отводя глаза, он попросил: "Пусть выздоровеет мой отец". Никогда после они не говорили о том дне.
Ее мать, дочь, сестры и подруги проходили через Священный Брак. Дельфина не сомневалась тогда и после, что такова была ее дань Общине и богу. Так она и ответила, когда Теор склонился над ней в ужасе: "Что они с тобой сделали…". Мужчины обращались с ней, как могли, бережно, но их было слишком много – на теле остались синяки, по ногам сочилась кровь. Теор появился, когда ее наконец оставили одну на берегу. Выкормлен, но не рожден ее матерью – Старухи не говорили, достаточно ли близкое между ними родство. Пока Дельфина раздумывала, должна ли и его тоже одарить благословением, Теор закутал ее в плащ и прижал к себе впервые с тех пор, как она надела Белые Ленты. Она поняла, наконец, что у него и в мыслях нет тронуть названую близняшку. Решила, что он прав: перед богами они брат и сестра несомненно. И тогда ответила: "Не жалей меня. Сегодня я была лишь источником".
В конце-концов, отец Наэва прожил еще несколько месяцев. Просьбы остальных, надеялась Дельфина, тоже исполнились хоть частично.
Много позже она узнала, что Теор давно избегает Обрядов и Наэва уговаривал хотя бы от сестренки отказаться. В тот день они едва не подрались. Теор, словно обезумев, ворвался в дом Сагитта, сгреб приятеля железными руками и со всей дури встряхнул:
– Как ты мог! Это же наша Дельфина!