Навигаторы. Адмирал имперского флота

Он что, правда думает, что я представлюсь ему? Наивный.

Я встала из-за стола и пошла к выходу, покачивая бёдрами. Уверена, этот Дин рассмотрел мою упругую попу в обтягивающих штанах из тонкой, но очень прочной цирвейской кожи. На ногах у меня, как всегда, были сапоги на высоком толстом каблуке. Мне следовало казаться беззащитной. Я редко носила с собой оружие. Почти не носила. В таких вылазках, как сегодня, смазывала кожу нейропаралитиком, который действует на большинство рас.

За два тюбика этого средства я заплатила, как за подержанный катер, но оно того стоило. Сначала я наносила нейтрализующий действие яда крем, затем сам нейропаралитик. Он действует на поражённого всего пятнадцать-двадцать минут. Зачастую мне этого хватало, чтобы успеть унести ноги. Но не позднее, чем через три часа, состав требовалось смыть, иначе паралитик начал бы воздействовать на меня. Неприятная штука. И опробовала я его действие в самый неподходящий момент: когда отбивалась от тех, кто решил поживиться за мой счёт – от банальных грабителей. В какой-то момент во время драки у меня повисла рука, затем вторая. А потом отказали ноги – и я кулем свалилась наземь, на радость грабившим мужчинам и женщине. Меня обобрали до нитки в самом прямом смысле слова – даже трусы сняли. Хорошо, что коммуникатор не смогли отцепить – у грабителей было немного времени, а снять заблокированный комм не так уж и просто. Как только действие паралитика прошло, я, матерясь, вызвала Мо. Больше всего было жаль сапоги. Я всегда шила их на заказ, со встроенными в заднюю часть каблуков кинжалами; в голенищах умещались метательные ножи; внутри полых каблуков хранилось множество полезных вещей – отмычки, инструменты для вскрытия электронных замков, два куска пищевой плитки, антибиотик, носовые фильтры, одна крупная кредитная купюра.

Мы вышли на улицу и свернули за угол. Было прохладно. Соски затвердели, ткань на топе натянулась. Я чуть опёрлась на стену. Облизнула губы и улыбнулась. Мой призыв поняли правильно. Дин подошёл ближе, обнял меня за талию и поцеловал. Я приоткрыла губы, приглашая его. Целовался этот Дин великолепно. Он чуть приподнял ткань топа и погладил обнажённую талию руками.

Ммм, как же хорошо!

От парня исходили волны нежности и желания. На секунду я даже подумала пренебречь принципом – не спать с заказчиком, – но это было секундное помешательство, вызванное умелыми ласками и поцелуями. Я зарылась в короткие волосы руками. Тёплые губы оторвались от моих и прошлись по шее, опустились до груди и через топ слегка сжали сосок.

Что происходит?..

Никогда даже не думала, чтобы вот так отдаться незнакомому мужчине. Внезапно захотелось большего – узнать его. Захотелось, чтобы мы вместе просыпались, чтобы вместе строили будущее. Вдруг Дин стал оседать на тротуар. Началось действие паралитика. Странная эйфория прошла. Но мне стало жаль этого парня. Я быстро обыскала его карманы. Забрав все кредиты, наткнулась на какую-то пластиковую штуковину.

Электронный ключ? Накопитель информации? Заберу себе. Потом разберусь. А если нет – знаю, кому можно отдать.

Вызвала флаэр, с трудом погрузила в него незадачливого искателя приключений в опасном Бутылочном Войде и оплатила его путешествие до космопорта.

– Поверь, так будет лучше, останешься целым, – напутствовала я Дина, смотря в его очень злые глаза. Сейчас от него исходили волны бешенства и злости. Говорить он не мог.

Сама я телепортировалась на «Комету». Села в пилотское кресло и отправилась в тень третьего спутника, чтобы, укрывшись от любопытных взглядов, построить воронку и нырнуть туда. Она вывела меня к крупной станции, где я снимала небольшую квартирку на семнадцатом уровне.

– Ты нашла клиента, Кими? – спросил Мо, моя нянька, мой служащий, мой единственный друг. Железный друг. Мо – робот. Не знаю, кто сделал эти настройки, но Мо умел шутить, давать советы, сочувствовать.

– Не то чтобы… Но кредиты на ремонт нашей «Кометы», – я ласково погладила панель управления транспортника, – у нас теперь есть.

– Украла, стало быть, – уточнил Мо.

– У меня нет совести, дорогой, – последнее слово я произнесла ехидно. – Забыл? Я променяла её на ячейки для твоей памяти.

– Но сейчас ячейки не нужны, можно честно отработать заказ.

– Очень рискованный заказ, Мо, – серьёзно возразила я. – Да, дорогой, но очень рискованный.

Для таких транспортников, как мой, на этой станции не предусмотрели причальный док, так что за мной прилетел вызванный бот-челнок. Я вошла в шлюз, дошла до лифта и поднялась к себе, чтобы смыть с себя остатки нейропаралитика.

Я стояла под душем, за расход воды на который довольно много платила на этой станции, и вспоминала поцелуи и эмоции того парня – Дина. Меня так и тянуло в космопорт на Авирее, где я оставила его. Чувство неправильности охватило меня. Я помотала головой – влажные волосы неприятно прилипли к телу.

– Мне никто, кроме родителей и Мо, не нужен.

Но из глаз почему-то полились слёзы. Я подставила лицо под тёплые упругие струи, в голову лезли дурацкие мысли. Мысли о прошлом.

***

Мне четырнадцать. Я сижу в каком-то крошечном отсеке, в темноте. Не помню, как оказалась здесь, не помню маму и папу, мне очень страшно. Вдруг свет вспыхивает, входит женщина. Я не знаю, кто она. Она присаживается передо мной на корточки и говорит:

– Кимири, я – госпожа Анэйшэ. Должна сообщить тебе грустную новость – твои родители погибли. Но у твоей мамы есть сестра, и она согласилась тебя удочерить, сейчас я везу тебя к ней.

Я всхлипнула и кивнула, а затем жалобно спросила:

– Почему я не помню папу и маму? Я не могу вспомнить их лиц и как их звали! Почему я ничего не помню?

– Это реакция организма на сильный стресс. – Анэйшэ погладила меня по голове и попыталась приободрить: – Пройдёт время, организм восстановится, и ты обязательно вспомнишь своих родителей.

Анэйшэ участливо улыбнулась.

***

Мои новые родители проживали на небольшом планетоиде, укрытом от мира в коконе астероидного поля. Только иногда в поле открывался проход, так называемый коридор, и только тогда можно было стартовать с планетоида или сесть на него. Не могу сказать, что моё отрочество прошло уныло или безрадостно. Приёмные родители если и не любили меня, то заботились обо мне. Как таковой, школы на Серванесе не было. Родители настояли, чтобы я обучалась по учебным программам дома, но сдавать экзамены мне приходилось очно. Мне легко давались точные науки. Нет, я не блистала в них, просто они вообще не казались проблемой, мне не приходилось долго и занудно заучивать формулы или доказывать теоремы. Я просто прослушивала урок, и его мне хватало, чтобы потом без проблем выполнить закрепляющие задания. А вот выбором остальных предметов для «полноценного» (по словам мамы) образования родители удивили. Мне пришлось изучать законодательные основы миров – между прочим, углублённый курс! – и историю развитых миров (да их же сотни тысяч!); литературу миров Вселенной (а-а-а!!!). Мне казалось, моя голова распухнет от такого объёма знаний и станет похожей на голову итруве. На Серванесе обитают такие инопланетчики, у них мозг – что-то вроде мышцы. Чем больше тренируешь, тем больше он становится, тем сильнее увеличивается голова. У этого вида в генетику природой заложена мягкость и подвижность костей черепа.

Долго я сопротивлялась и изучению способов выживания.

– Что я такого вам сделала? – рыдала я. – Почему вы на пять месяцев отправляете меня на какие-то мучения?

Слёзы были настоящие. В тот момент мне, шестнадцатилетней девушке, очень нравился мальчик-орси. Высокий, худощавый, с потрясающе красивыми чёрными волосами, бездонными чёрными глазами, гладкой бледной голубоватой кожей. Мой первый поцелуй (а потом и следующие штук двести) случились именно с этим парнем, и я совершенно не желала расставаться с ним!

Только гораздо позже, когда эта ранняя влюблённость давно прошла, я поняла, зачем мама и папа устроили мне курс по выживанию. Они оберегали меня, ведь у меня практически не было шансов родить ребёнка от орси (у них очень специфическое оплодотворение), а это значило, что в семье потенциального жениха меня никогда не примут.

Инструктора по выживанию я и ещё двадцать девчонок разных рас, родители которых решили, что им, как и мне, нужен этот курс, ненавидели всей душой. Эта похожая на швабру, тощая, некрасивая, волосатая, горластая женщина-нава с Дапренава – планеты-пустыни – муштровала нас нещадно. Она была полугуманоид, полупресмыкающееся. Руки, ноги, голова – как у гуманоидов, а вот тело ниже бёдер – скользкий длинный чешуйчатый хвост.

Пять! – пять дранкзовых месяцев я толком не мылась, не расчёсывалась, нормально не ела, одевалась в обноски. После прилёта домой большую часть волос мне пришлось остричь, потому что они превратились в войлок. Но после этого курса я спокойно могла присесть под чахлый кустик, не скрывающий совершенно ничего, вместе с десятком таких же девчонок – жертв несварения из-за неправильно приготовленной гигантской гусеницы. По прилёту на Серванес я стала весить на четверть ниже нормы. Вернулась чёрной (на солнце обгорела не один десяток раз) и умеющей добывать огонь из продуктов жизнедеятельности земноводных, которых научилась ловить, потрошить и готовить. Именно там, на этих курсах выживания, я научилась метать холодное оружие из любого положения, в любую движущуюся цель с дистанции восемь метров. Именно на этой практике я научилась пить любую воду.

– Всех ваших сожителей, – наш преподаватель по выживанию ослепительно улыбнулась своими кривыми жёлто-коричневыми зубами, – вылечат в амниотической капсуле.

В общем-то, так всё и было. Пару десятков разных видов глистов из меня извлекли в течение недели лечения в амниотической капсуле. После этого я стала похожа на пособие по изучению типовых гуманоидных скелетов. Мама рыдала, когда я вернулась из медицинского центра по окончании практики.

Больше всего я обожала уроки пилотирования. Они были обязательными у всех проживающих на нашем планетоиде. У нас даже была лётная школа. И как я поняла позже, школа преподавала на хорошем уровне. В первом полугодии мы детально, до мельчайших подробностей, до самого мелкого шурупа, до самой крошечной управляющей платы разбирали устройство наших летательных аппаратов.

Огромный, пугающий своим внешним видом сах проплывал между рядами, когда мы собирали или разбирали какой-нибудь узел корабля класса «корвет». Наш лётный препод тяготел к этим кораблям. Все примеры он разбирал на кораблях этого класса. Впрочем, это было неплохо. Многие суда Серванеса переделывали из военных корветов разных рас. Их предпочитали из-за характеристик: небольшие, всего сто-двести метров в длину, очень манёвренные, относительно дешёвые и относительно несложные в эксплуатации.

На практических уроках сах рассказывал, тыкая конечностью в то, что кто-то собрал неправильно, к каким последствиям это приведёт:

– Если ты закрепишь этот датчик так, как планируешь, Уортс, то ремни пилотского кресла разрежут тебя пополам.

Упс! Я сглотнула и пошла изучать методичку заново. Минус один балл за подглядывание.

Тренажёрные кабины оказались с полным погружением. Первое время, когда мы отрабатывали на них аварийные посадки, я и все мои одноклассники выходили с воняющими мокрыми штанами. А как же иначе, если в кабине, когда ты падаешь на планету, визжит сигнализация, пламя лижет твои руки (пламя ненастоящее, а вот ожоги – очень даже), тебя трясёт, а в наушнике орёт инструктор?.. Секунда – и поверхность приближается с огромной скоростью. А-а-а! Бах!

Постепенно аварийные посадки мы разобрали, и все сдали зачёт.

Сах считал, что зачёт по аварийным посадкам ниже, чем на «пять», сдавать нельзя. Я девять раз приходила на пересдачу. Это ничего, рекорд по пересдачам побил мясистый цветниец – двадцать восемь раз. Но даже он сдал экзамен.

А потом мы просто пилотировали на тренажёрах, отрабатывая штатные взлёты, посадки. Летали даже с построением «клин», «колонна», «пеленг». А вот действительно вылететь в космос не представлялось возможным. Почти.

Наша система закрыта астероидным коконом, впрочем, плюсы тоже есть – у нас чужаков не любят. Чужак – это чаще всего неприятности, и неприятности большие.

На восемнадцатилетие родители подарили мне «Комету»! Не новый, но очень манёвренный транспортник с небольшим трюмом, тремя жилыми отсеками, крошечной кают-компанией и удобной пилотской кабиной. Мы с отцом облазили все его закоулки, протестировали все системы. Кое-чем папа остался недоволен, и через месяц, когда окно в метеоритном коконе открылось, нам доставили груз – новый синтезатор пищи, новые платы для рулевого управления и гидравлическую жидкость.