Никто, кроме тебя

– Кто этот молодой человек в вашей машине? – Вико смотрит в сторону того самого «молодого человека», который выходит вслед за мной.

Все вокруг заметно напрягаются. Будто он один, мог пойти против всех стоящих. Их, на минутку, было примерно пятнадцать.

– Мой друг! – нагло вру.

Складка между бровями Вико становится глубже, а глаза просят правды. Кажется, от злости его седые волосы встали дыбом. В этот момент к нам подходит…

– Даниэль, – спаситель встаёт напротив Вико и серьёзным тоном продолжает: – Я нашёл её, когда трое незнакомцев пытались силой забрать синьорину.

Рот открывается от изумления. Вот же…вот же мразь! Зачем он это сказал? Почему не подыграл? Боже! Теперь тюремного заключения (это, к слову) не избежать.

Даниэль, как я это понимаю, достаточно удивляет Вико. Мужчина от возмущения чуть ли не пыхтит. Последний месяц, с того самого момента, как Лоан ушел в отставку, вся ответственность за меня, легла на плечи Вико. Он был можно сказать моим телохранителем. Просто не ходил за мной по пятам. Но вот за все мои проступки получал и получает сполна.

– Ты вообще понимаешь, в какую опасность влипла? – ох, кажется, кто-то разозлился. Ведь на «ты» мы переходим только в такой ситуации.

– Понимаю, – закатываю глаза в ответ и прохожу мимо, направляясь в сторону дома.

Ну спасибо, чертов Даниэль.

– Андреа! – кричит в спину Вико, но я упрямо иду вперёд.

– Его тоже заведите в дом, – слышу позади.

И, кажется, уже понимаю, о ком шла речь.

Быстро забегаю домой и бегу дальше к лестнице. Вот запрусь в комнате, будет спокойней. Но не тут-то было. Только вступаю на первую ступень, как слышу злобный возглас Марко.

– Андреа!

Господи, сколько же я слышу это злобное «Андреа!» за день.

Замираю на пороге и устало закатив глаза, оборачиваюсь в сторону отца.

– Ты окончательно решила заставить самому тебя убить?

Срываюсь на смех. Тем самым удивляя его. Он недоумевает. Наверняка, думает, я сошла с ума.

– Ого, – раскидываю руки в стороны, заливаясь смехом ещё громче, – Ты сделаешь мне этим лишь одолжение.

Его глаза заливаются яростью. Но я решаюсь продолжить свой путь.

Слышали о том, что не стоит оборачиваться к хищнику спиной?

Я кажется нет, потому что, обернувшись, тут же ощущаю, как Марко сжимает мои волосы на затылке и тянет вниз. Мгновенно оказываюсь на полу.

По пояснице тянется боль от резкого удара об мрамор. С уст срывается рык. Ни всхлип, ни крик и ни жалостный писк. А настоящий отчаянный и злой рык.

Рука Марко мертвой хваткой впивается в мой подбородок, а другой он держит меня за волосы. Цепляюсь в его руки длинными ногтями, отчего он шипит, дергая меня ещё хуже. Кажется, я даже ломаю один ноготь.

– Не трогай меня! – кричу разъярено, – Отпусти же.

Марко наклоняется ближе, опаляя рыхлым дыханием. Хочется плюнуть ему в лицо. Но во рту так пересохло, что даже слюны там не найдётся.

– Ты – жалкая сучка! Как смеешь убегать? Как смеешь ослушиваться?! – он отпускает мой подбородок, только чтобы в следующую секунду влепить звонкую пощёчину, – Вся в мать, – еще одна. – Такая же дура! – еще одна.

– Кем ты себя возомнила? – когда его рука ещё сильнее замахивается на моё лицо, просто закрываю глаза и представляю закатное небо.

Оно такое красивое в это время. На нем смешиваются разные оттенки розового и желтого. Солнце все дальше и дальше исчезает за горизонтом. Потом ночь и пустота. Кромешная. Холодная. Поглощающая.

Как взгляд тех самых черных глаз. И почему они так сильно мне запомнились?

Я теряю сознание. Легче так, чем ощущать всю боль от избиения.

– Эй, – тихий голос заставляет сквозь боль разлепить веки.

Вздрагиваю, когда плеча касается рука Вивьен. Оглядываясь, понимаю, что до сих пор лежу на полу в прихожей

– Я помогу тебе подняться, – девушка пытается помочь, но напрочь забывая о солидарности, отдергиваю её руку.

– Не нужно, – бросаю сухо и без чувств.

Немного приподнимаюсь, шипя от боли, ощущая железный вкус крови во рту. Смотрю в её голубые глаза и вижу слезы, что ещё больше выводит из себя. Повернувшись в сторону лестницы, кидаю напоследок:

– Эти слезы ничем не помогут. Не реви, он ненавидит их, – и это последнее, что срывается с моих уст, прежде чем скрываюсь в коридоре второго этажа.

В темноте нахожу свою комнату и запираюсь. Скатываюсь на пол и прикусываю губу от боли, возникшей в спине. Снова жалобно ругаюсь оттого, что прикусила разбитую губу.

В глазах застывают слезы. Но я не должна плакать! Не должна себе этого позволять.

Слезы льют только слабые! А я – воин.

Это заставляет заново встать и войти в душ.

Снимаю толстовку и при тусклом свете тёмной луны из маленького окошка, достаю лезвие, стоящее под тюбиком бальзама.

Все тело напрягается, когда металл направляется к правому плечу. Зубы сжимаются с такой силой, что скрипят. В ту же секунду лезвие проходит по коже. Боль пронизывает всю конечность. Поднимаю голову и устало вздыхаю, ощущая лишь физическую боль. Больше не хочется плакать. И все, что таится внутри, уже не так сильно душит. Та боль, что я нанесла себе, перекрывает всю остальную.

Боль – мой главный наркотик. Она затупляет чувства. Даёт забыться и приятное послевкусие. Я могу хотя бы часа три находиться в экстазе. А остальное…остальное меня не волнует.

Позже набираю полную ванну ледяной воды.

Рана перестает кровоточить, а вот с губы все еще течет кровь. Приходится зафиксировать пластырем.

Моя аптечка была на все случаи жизни. Я как облупленная знала все как пять пальцев. Уже с тринадцати могла оказывать первую помощь. Перевязывать раны и обрабатывать их. Знала, как можно остановить кровотечение. Или как остановить боль, кроме своего метода. А ещё прекрасно знала, как понять, не сломана ли у тебя рука. Или это вывих? А может растяжение?

Когда тело окутывает холодная вода, мною одолевает ощущение вонзивших в тело тысячу игл. Ныряю, чувствуя, как щемят раны и новые кровоподтёки на теле. После резко выхожу, делая судорожный глоток воздуха и убирая пряди темных каштановых волос в стороны.

После этого, наспех закутавшись в халат, прыгаю в постель, чтобы заснуть. Только для того, чтобы проснуться в холодном поту и с застывшим криком в горле.