Укрощение Россо Махи

Тогда, может, другое дело. А так… «Ну, да», говорили ему, «вроде бы тот брал. Или тот …Знаете, вы завтра приходите, я узнаю и точно скажу…». Конечно, ждали они его завтра!

Всё бы ничего, если бы не местный сервис. Гостиница тут была ниже всякой критики, обслуживание –двойка с плюсом по десятибалльной шкале, номер без кондиционера. И это при том, что на улице каждый день было до плюс сорока!

Делать фильм без съёмочной группы было всё равно, что смотреть порно с одной женщиной в главной роли. Вздохи есть, толку никакого. Он звонил каким –то людям, договорившись о встрече приезжал к ним, представлялся. Через некоторое время те начинали искать на его пиджаке глазок скрытой камеры. «Нет, камеры нет, понимая это, говорил он. Видите ли, я продюсер и пока готовлю плацдарм для будущих съёмок. Телегруппа приедет позже». «А-а, ясно…», кивали его собеседники. Он потом опять что -то спрашивал, они что -то отвечали. Иногда ответы были очень даже толковыми. Но что проку, если ничего не записана? Он злился на такую тактику Носорогова. Непонятно было, чего он хотел этим добиться. Но с начальником разве поспоришь?

Иногда, перечитывая вечерами в номере свой блокнот, куда он всё заносил, он видел, что если бы он снял это, то действительно могла получиться вторая серия. Информация была интересной, даже очень! Но если этого нет на плёнке, то какой от этого толк? Его визави, с которыми он разговаривал, клятвенно обещали ему, что повторят всё то же самое, когда будет камера. Но по своему опыту он знал, что этого не будет. Человек так устроен, что никогда не повторит он то же самое второй раз, просто из чувства оригинальности. Он будет смущаться, нести всякий вздор, кашлять, но так как было первый раз толково и без лишних эмоций, не скажет. Это психология.

Где –то через пару дней после его приезда в Царьгород все знали, что какой –то москвич тут снова вынюхивает. Тех, кого можно было захватить врасплох, естественно были предупреждены. Либо Носорогов не понимал, что делает, отправляя его одного, либо специально подставил. Только вопрос – зачем? Поняв, что командировка, ещё начавшись, провалилась, он запил.

Сегодня был понедельник. Завтра должна приехать съёмочная группа. Но что снимать, если он везде уже всех опросил? При мысли о съёмках у него снова заныл живот. Он поднял голову и огляделся. Рядом с кроватью были лишь пустые бутылки. Оставаться в номере было невыносимо. Может пойти в ресторан, попробовать впихнуть в себя завтрак? Эта мысль дала ему силы. Он встал, надел брюки, умылся и, стараясь не видеть своё отражение в зеркале, вышел из номера.

Ресторан встретил ледовыми скатертями, арктическими размерами и финским лозунгом над сценой: «Приносить и распивать спиртные напитки строго запрещено!». Сев туда, куда показал метрдотель, он огляделся.

На сцене шёл детский утренник. Перед ним за «п» -образным столом сидели дети с родителями. Они смотрели на сцену, которая пока ещё была закрыта занавесом. Видимо скоро должно было начаться представление. Через некоторое время занавес действительно открылся, из динамика полилась музыка, и дикторский голос бодро начал вещать: "Шёл солдат по дороге: ать –два, ать –два!..». Это была сказка Андерсена «Огниво».

Как только сказка кончилась, мамы и их чада начали вяло аплодировать, делая поклёвки надутыми зебрами, винни -пухами и омарчиками, которые держали в руках. Сказка оказалась презабавной. Над ней стоило поразмыслить. Он вдруг подумал, что большинство людей вообще не умеют читать сказок. О чём, например «Колобок»? О том, как легко покатиться, не имея духовного хлеба. Или, к примеру, «Дюймовочка», о чём это? Это о том, что мера, «Дюйм» в данном случае, не свойственна людям, которые знают лишь свою нору, либо своё болото, либо вообще слепые. Зато мере рады те, кто умеет подниматься над землёй, видеть небо и, не смотря на возраст, остаются в душе маленькими эльфами с ангельскими крылышками.

«Дети!», вспомнил он. Одним глотком допив чай, он, порывшись в карманах, нашёл бумажку с адресом. "Большой Индустриальный, 3" и встал, чтобы уйти. К нему подошёл метрдотель:

– Уходите? –Спросил он.

– Да, – кивнул Влад, сразу начав рыться в карманах в поисках чаевых.

– Всё хорошо? – Опять поинтересовался он.

– Даже слишком. – Удивился Влад его вопросу.

– Заходите ещё! – Предложил метрдотель.

– Обязательно, – не глядя на халдея, Влад выложил из карманов на стол для него мятые бумажки, подумав: куда ещё ходить -то? Вокруг на версту ни одного нормального заведения!

– Мы всегда рады гостям,– замурлыкал начальник официантов, элегантно сгребая со стола деньги.

«Ага, конечно, чаевым ты моим рад», подумал Влад.

Выйдя на улицу, он поймал машину. Нацмен шофёр оказался весёлым парнем. Всю дорогу рассказывал ему смешные байки о рыбалке. Когда они закончились, включил радио.

"Но надо держаться…надо держаться, если сорваться, то можно нарваться и тут…", донесся голос Розенбаума.

Влад кивал в такт песне и думал: может, правда на рыбалку съездить? Хоть нормально время провести. А то наступает вечер – и кобелём вой, так скучно! Приходится много пить, а это вредно для здоровья…

– Вам нравится Розенбаум? – Убавив звук, решил навести с ним мосты таксист.

Влад, глядя в окно, едва пошевелил плечами:

– Да. Почему нет?

– Мне тоже. Хотя эти евреи, я вам скажу, они зарабатывают тем, что умеют хорошо рассказать другим, как им плохо живётся!

Влад ухмыльнулся шутке.

– Нет, честно! – Продолжал таксист. – А сами – как сыр в масле катаются. Посмотришь – всё у них есть: и деньги, и квартира, и почёт, и всё, что нужно…У меня вот ничего нет. Хотя пою весь день и чувство юмора хорошее. Отчего так, не знаете?

– Просто наверно они удачливей нас, – предположил Влад.

– Ясно, что они удачливей, но почему?

– Карма хорошая.

– Понятно, карма…– не отступал водитель, которого судя по карточке на торпеде, звали Азиз. – Но откуда они её берут эту карму?

Он, слабо улыбнувшись, не ответил, пожав плечами.

– Не возражаете, я остановлюсь, воды купить? –Вежливо спросил он его.

Влад кивнул. Пока водитель ходил, он вытащил из кофра ноутбук, открыл его и стал читать справку, которую подготовил ему в Москве редактор. Справка касалась дореволюционного периода и пестрела цифрами – столько -то гимназий, столько музеев, театров и так далее. Зачем ему это? Он равнодушно скользил глазами по тексту. Вдруг его внимание привлёк отчёт некого исследователя прошлого, который писал:

"Крепкое телосложение составляет основную черту в природе здешнего народа. Есть в своем роде – великаны … во всех частях тела, стана и очерка лица видна правильность. Больше русых. Все почти с свежим здоровым цветом лица; худощавых мало…".

Он посмотрел за окно. На автобусной остановке стояли люди. Не великаны, обычные. С какими –то не слишком свежими лицами. Большинство из них, по крайней мере, он бы не назвал здоровыми. Неужели так испортился генотип? Поглядев на себя в зеркало, Влад подумал, что и он от всех недалеко ушёл.

Вернулся с водой шофёр. Машина снова поехала. Начали меняться дома и улицы, не вызывая в душе эмоций. Машинально он читал таблички. Все названия были в одном ключе: улица Ленина, Калинина, Мира, Пархоменко… Однообразно мелькали дома, прямоугольные, из желтоватого кирпича здания с левого бока проспекта, вытянутые типовые многоэтажки – с правого. Между ними изломанные крыши магазинчиков. Куда подевалось разнообразие форм и оттенков? Он снова углубился в текст на экране. Дальше в справке говорилось:

"1900—1913 Это период взрывного роста строительства жилых зданий, больниц, школ, гостиниц. Построено здание «Общественного собрания»…

Он вспомнил, как в один из вечеров, бесцельно проболтавшись по городу, вернулся в номер, в котором не было кондиционера, и подошёл к распахнутому гостиничному окну. Внизу был фонарный столб, жёлтый свет которого равномерно освещал перекрёсток. Чем -то это напоминало раёк, украшенный мелкими блёстками. Через дорогу от гостиницы стоял дом, похожий на дореволюционную управу. Может, когда он и был «Общественным собранием». А, может, и нет.

Мрачноватое здание было длинным, убегавшим к следующему вверх по улице перекрёстку внушительной трапецией из кирпича. Света в окнах дома не было. Дом стоял трёхэтажный, его жестяная крыша была покрыта красным суриком. С высоты пятого этажа, где находился его номер, ему были отлично видны аттики дома с выломанными деревянными рейками на дверцах и антенны. Окна здания были грязными от уличной пыли. Что находилось внутри дома было невозможно понять из –за прижатых к окнам высоких кип бумажных папок. «Вот так достопримечательность!», невесело подумал тогда он. Красивый дом и так запущен!

После осмотра дома, Влад от нечего делать свесился через подоконник. В пройме тротуара рос клён, чьи листья едва ли не касались стен гостиницы. Протянув руку, он хотел сорвать лист, но тот был далеко. Однако он не успокоился до тех пор, пока трофей не оказался в его ладони. Резной гостинец пах чем -то горьким и несъедобным. Размяв лист между пальцами, он бросил его вниз. Перекрёсток был всё ещё пуст. За те пять минут, что он стоял у окна, не появилось ни одного прохожего. "Город – призрак…", подумал он. Потом он понял, что его первое впечатление было верным. Заснуть в этой духоте оказалось невозможным. Достав кошелёк, он открыл его и пересчитал наличность. Гульнуть пару раз хватит, подумал он. Так началась его командировка.

Подошедшему официанту в первый вечер он заказал рыбную нарезку, лангет с гарниром и триста граммов водки. Заказав, огляделся. Здесь было шумно. Полыхала цветомузыка, гуляли по потолку холла рубиновые отблески, пятная гостей и шустрых официантов, бегающих вдоль мозаичного панно выгородки. Орала из колонок музыка. Было много свободных мест. Хорошо, что он занял стол, который стоял в глубине зала, у самой стены, а то бы оглох.

Откуда ни возьмись, возле него снова появились две каких –то местных хохотушки. Он пригласил их к столу. Они разговорились. Оказалось, что одна, брюнетка, работала администратором в сауне, другая, шатенка, училась в колледже. У шатенки было сонное лицо, и он сразу забраковал её. Вообще –то, ему сразу стало ясно, что это не его уровня девушки, но в командировке не выбирают и он на всякий случай начал ухаживать за обеими. Чтобы создать себе и им правильное настроение, пришлось заказать ещё водки.

Рок-н-ролл сменяли медляки… Ему уже дважды меняли графин, а нужного настроения всё не было. Он искал момента для решительного флирта, как ищут рыбаки мига, чтобы дёрнуть удочку, но поклёвки были настолько слабые, что он всё время откладывал. При этом он всё время доливал себе в рюмку, чтобы достичь градуса. И вдруг после очередного шкалика заметил, что бокалы и тарелки перед глазами двоятся, а задник жизни, прежде накрепко прибитый к стене за головами сидящих, начал уползать, будто её утягивали вниз спрятавшиеся под столом гномы.

Поняв, что пора, он расплатился и встал, намереваясь отвести к себе в номер ту, которая была симпатичней, брюнетку, но когда он повернулся ей сказать об этом, она заявила, что им нужно поймать такси.

Бросив на стол несколько смятых купюр, он пошел на улицу, думая, что она хочет с ним куда –то поехать. Поймав такси, он галантно усадил девицу рядом с водителем, захлопнув дверь, а когда пошёл садиться сам, машина вдруг поехала. Целую минуту он стоял на дороге, икая, не в силах даже крикнуть ей вдогонку "дрянь! мразь!" или что -нибудь в этом роде, настолько был пьян.

Постояв, пока машина не скрылась, он, махнув рукой, решил вернуться в ресторан. Оказалось, что вторая девушка, пока он ходил, тоже сбежала. Потом он понял, что это тактика всех местных девиц. Раскрутить и смыться.

Взяв пива, что потом стало у него традицией, он вышел на улицу и глядя в небо, задал всё тот же вопрос: "И это всё, что Ты можешь дать мне, это всё?!». Почему –то в подпитии ему всегда хотелось задеть Бога, потребовать у Него для себя каких –то преференций для себя, или ощутимых чудес, не понятно. Странно, но в этом ответном молчании неба, он всегда чувствовал угрозу, но прекратить так делать всё равно не мог.

Придя в номер, он упал на кровать. Ему не нравилось, что наволочка пахнет солнцем, а подушка, которой он накрыл лицо, как грозовая туча Среднерусскую возвышенность, имеет кислый запах. Короткий сон в первую его ночь прервала бешеная мультовщина скачущих танцовщиц, нарисованных рукой пещерного человека, и тяжеленная плита, которая навалившись сверху, адски вдруг сдавила живот. Едва заснув, он тут же вскочил, бросившись к туалету. Косо блеснул голубой кафель, надвинулось чрево унитаза с оранжевой каймой и крошечным озерцом по середине. Испачкались керамические стенки форшмаком из непереваренного ужина пополам с водкой. И вот он уже, сидя на унитазе, допрашивал муху на стене: «скажи мне, почему люди не летают, как птицы, скажи? Не молчи, когда тебя человек спрашивает»!..

– Прокуратура. – Отвлёк его Азиз от тяжёлых дум. – И вдруг совершенно по -приятельски добавил: Зачем вы туда идёте? Не понимаю. Я бы и за сто тысяч не пошёл, честно…