Укрощение Россо Махи

– Ясно. Давайте уточним. Вы – кто у нас?..

– Остап Кочетков, чекист в отставке, а это мой сын Федька, он тоже при жизни ментом был, пока его враги не шлёпнули. – Показал он на лежащего в отключке сына. – Нас сюда обоих после смерти определили в это, значит, тело заместо бога. Раз оба неверующие. В наказание. Вот мы и помогаем по мере сил внуку.

– Ясно. Значит, я могу на вас полагаться, товарищи? –Спросил Ржазинский.

– А как же! – Уверил его дед Остап.

– Отлично, давайте разработаем план действий. Что у нас есть? – Он посмотрел вокруг. Кажется они находились в каком –то подполье, потому что здесь было мало света, хотя росли деревья и кусты, и текла речка, солнце из –за горизонта не выглядывало, но было светло. Вообще, было странное ощущение, что они находятся в театре, а вокруг декорации, правда, искусно сделанные.

– Да ничего у нас в мозгах хорошего нет! – Радостно заметил дед. – В смысле, жить можно. Мне нравится! Всегда, откровенно говоря, так хотел жить!

– Как – так?

– Да вот так, чтобы светло, тепло и мухи не кусали! –Заржал дед Остап, но, увидев, как серьёзно на него глядит железный Лефикс, запнулся.

Ржазинский огляделся. Он, дед Остап и лежащий навзничь отец Фёдор оказались возле реки чекистских мыслей, которая текла из глубины Сознания. Вокруг расстилался парк, где со сладкими улыбками гуляли в синей милицейской форме кавалеры под руки со своими дамами, тоже одетыми по форме ис погонами.

– Ну, здесь вроде полный порядок, – с удовлетворением заметил Лефикс.

– Стараемся! – Козырнул дед Остап.

Они начали не спеша прогуливаться, разговаривая о том, о сём. Фоном негромко звучал фокстрот. В душе потомственного чекиста Кочеткова соловьём заливались прижатые к стенке агенты империализма, копали земляные траншеи стиляги с измученными лицами, кусал локоть раскулаченный кулак и не в силах лить воду на мельницу, смотрел на неё грустными глазами связанный по рукам с табличкой «предатель родины» на груди саксофонист. Вокруг зеленели заросли малины, светило из транспаранта с надписью КПСС солнце и дул из лёгочной трубы, подогретый до температуры человеческого тела, свежий ветер перемен. Вдруг из –за куста Времени выскочил фашист в немецкой форме, и наставив на гуляющих автомат, закричал: «Хенде Хох!» Товарищ Ржазинский испуганно поднял руки.

– Чего тебе? – Недовольно спросил немца дед Остап.

– Брод, брод… – жалобно стал просить немец, протягивая грязную ладонь.

– На! – Кинул ему Остап ломоть хлеба. –И не приходи больше! Надоел, хуже горькой редьки!

Схватив хлеб, немец скрылся в кустах, откуда стали доноситься чавканье и сдавленая немецкая речь.

– Кто это был? – Спросил Лефикс.

– Немец, а хто ж ещё?

– Откуда он здесь взялся?

– Да в голове у русского человека какой только дряни нет! Всё ж через Мозг проходит и тут застревает. Вот и мешают мысли всякие.

– По-ни-ма-ю, – протянул Лефикс.

Сделав круг, они вернулись на старое место. В это время поднял голову отец Фёдор и, снова увидев Ржазинского, произнёс:

– Бред!

А потом опять отключился.

– Бедняга…– поморщился Лефикс.

Глава двенадцатая

– У тебя снова живот болит, как давеча? – Спросил Дмитрий Фёдорович Власту, лежащую на боку и накрытую одеялом. Была суббота, утро. Власта думала о Владе и размышляла, как исхитриться позвонить ему и рассказать, что делала, чем занималась, а заодно опять сказать, что любит его. Но невыносимой полковник был опять рядом, от него нельзя было отвязаться и это её раздражало. Вот и теперь, закинув на неё руку, он пытался прижать её к себе.

– Отстань!

Власта лягнула полковника под одеялом ногой. В ответ на такую открытую агрессию он замер на какое –то время, будто обиженный, но потом продолжил придвигать её к себе, просто стал это делать осторожней.

Власта, взяв с тумбочки пульт, включила телевизор и, подперев голову рукой, с выражением непередаваемой скуки на лице, уставилась на экран.

– Зая… – стал мурлыкать за её спиной в этот момент Дмитрий Фёдорович. –Ну, ты нужна мне сейчас.

– Послушай, я уже вчера вечером сделала всё, что ты хотел! – Чуть не подскочила она. – Дала себя и поцеловать, и поиметь!

Высвободившись из его объятий, она поднялась, хватая со спинки кресла халат, надевая и запахивая его:

– Между прочим, вчера, когда я тебе дала понять, что не прочь это сделать второй раз, ты заявил, что у тебя нет сил.

– Ну, радость моя, вчера я просто устал немного на работе.

– Что –то ты слишком часто устаёшь в последнее время! Может у тебя там любовница? Или любовник?

– Не смеши меня, -сказал полковник. – Если б я и искал любовницу, то непременно такую как ты. Так что зачем мне другая? Я люблю тебя!

– Ну, да, старо предание, – кивнула Власта.

– Куда мы сегодня? – Спросил Кочетков. – Может, к твоему брату в ресторан? У него шашлык вкусный.

– Обойдёшься. Это ещё заслужить надо. Нет, мы никуда не поедем. Я во всяком случае точно, у меня дел полно дома. Вон Лорины вещи надо перебрать. И у меня тоже стирки накопилось. А ты можешь ехать, куда хочешь.

– …Тебе нездоровится, да? – Кочетков встал и пошёл к ней, с явным намерением обнять её.

– Не подходи! – Грозно выкрикнула она, выставив перед ним руку с зажатой в ней массажной расчёской.

Он застыл, зная, что бывают моменты, когда к Власте лучше не подходить. Как то раз он полез, думая, что она шутит, и Власта стала лупить его пилочкой для ногтей по рукам и голове с таким озверением, что пробила ему в некоторых местах кожу и там, как потом он увидел, выступила кровь.

– Ой, ой, как мне страшно,– засмеялся полковник, однако вспомнив о той экзекуции, остановился, не решаясь идти дальше.

Власта повернулась к нему спиной и, открыв шкаф, стала перебирать вещи:

– На завтрак что? – Спросила она. – Я есть хочу.

– Рыбные котлеты с картошкой. –Ответил полковник.

– Они же вчера были, – поморщилась Власта.

– Да. А зачем ты их покупаешь? – Спросил Митя. – Вся морозилка забита этой дрянью.

– Из экономии. И чтобы у тебя появился стимул зарабатывать! – Выдержав паузу, заявила она. – Ладно, пусть будут котлеты. Если поджарить к ним по яйцу, то сойдёт. Кстати, – она резко повернулась к нему, отвлекшись от полок шкафа, – ты выяснил насчет ипотечного кредита? Месяц прошёл с момента нашего разговора.