Грешным делом

Идя по обходной тропинке и видя из –за листвы домик девушек с еловой бахромой на крыше, я думал, ах, как хорошо было бы сейчас увидеть Цилю! Но после случившегося ночью, это было невозможно. Поняв это, я едва не прокусил себе губу от отчаяния. Надо же было так вляпаться в историю с Наташей!

Мне вдруг отчаянно захотелось ринуться сквозь чащу к домику Цили, найти её, упасть перед ней на колени и сказать: Циля, прости! Я ошибся! С кем не бывает? Ради бога прости меня! Такого больше никогда не повторится! Сам не знаю, какой демон в меня вселился! Я буду верен тебе до конца жизни! Я буду любить тебя до последнего вздоха!

Но вместо этого я вздохнул, повернулся и направился к водохранилищу, вода которого так призывно блестела в лучах солнца. Напоённый зноем гудел луг. Воздух был чист и прозрачен. Аплодировал моему легкомыслию вяз, хлопая тёмно-жгучими, как зелёнка, перезрелыми листьями.

Стоя у воды, я думал: зачем я отрезал себе все пути к любви? Зачем? Вот так глупо, по собственной воле? Какой бес меня дёрнул пойти с Наташей? Что мне в ней понравилось? И как я должен теперь вести себя при встрече с Цилей? Ведь рано или поздно мы обязательно встретимся! Может подойти и сказать ей: кто бы не говорил тебе что -то обо мне, не верь этому! Нет, не так… А, может, при встрече просто равнодушно кивнуть ей и пойти дальше? Молчание убивает порой больше, чем целая очередь слов.

Да, лучше будет пройти мимо с гордой поднятой головой, будто мы никогда не были знакомы! А потом, убежав подальше в лес, упасть где –нибудь в зарослях, чтобы вой твоего отчаяния услышала лишь земля, проплакаться там и кусты бы в этот момент шептали над тобой: поделом тебе, дурачина, поделом!

У причала водохранилища служащие паковали водные лыжи и укладывали в ящики дорогой лыжный инвентарь. Со второго августа, по старой традиции уже редко осмелится зайти в воду. До самых холодов круги на воде будут выписывать теперь лишь насекомые. Из леса, будто из супермаркета отдыхающие тащили целые пакеты с грибами. Орал у кого –то из магнитофона Высоцкий, предлагая распить на троих Бермудский треугольник. Некий мужчина, встав у костра на колени, дул и дул на угли. Его жена, достав из ведра всё ещё живого окуня, живодёрскими глазами искала, обо что бы шмякнуть этого сопляка головой, чтобы он не дёргался!

Пока не достали ещё катера и лодки, но мостки для купания уже высохли. Единственным пловцом на воде оставался солнечный блин, чей гипнотический вид погружал твоё сознание в какое -то немое и сытое оцепенение. Стоял у воды и бросал в неё крошки хлеба какой- то малец, который, как многие, думал, что кормит рыб. В это же время стайка мальков под водой, которую привела к берегу на экскурсию их мама опытная плотва, слушала рассказ о том, как опасен для рыб их главный враг – человек с удочкой и хлебом.

Сезон завершался и, может поэтому, на душе было пусто и грустно. А вокруг словно шла весёлая ярмарка, где румяный здоровяк Август, выписав лету чек, забирал покупки для своей чахоточной жены -осени.

Бросив остатки хлеба рыбам, ушёл мальчик. Я уже тоже собрался идти к себе в домик, как вдруг наверху за косогором громко хлопнула входная дверь, а затем женский голос закричал: «да пошли вы обе!..».

Испытывая любопытство, я побежал на этот крик и, взлетев по дорожке на холмик, за которым начинался посёлок отдыхающих, увидел спину Наташи, которая с вещевой сумкой бежала, красиво гуляя бёдрами, в сторону железнодорожной станции. Подумав, что она может обернуться я, чтобы не быть ей замеченным, спрятался за дерево.

– От кого это ты прячешься? – Услышал я вдруг знакомый голос, произнёсший это с непередаваемой иронией.

Повернувшись, я увидел Зою, которая была одета в дутый оранжевый жилет, под которым с расстёгнутой наполовину молнией, виднелась синяя блузка с глубоким вырезом и кулон на цепочке. Одежда её эта делала очень соблазнительной. Её глаза, обведённые синим карандашом, вкупе с синью белков, задорно блестели. Пышно уложенные рыжие волосы светились в лучах уходящего солнца. Полноватые губы, с наполовину съеденной уже помадой будто говорили: хочешь, я и тебя съем, как эту помаду? Услышав моё:

– Что это у вас там случилось?

Она, тронув молнию и отведя глаза, объяснила, прикусив губу:

– Сесилька с Наташкой кое что не поделили. Выясняли тут отношения.

– Выяснили? – Спросил я, поёжившись от этого неуважительного "Сесилька".

– Ага. Наташка, видишь, вон психанула и уехала. Так что мы вдвоём остались.

– А где Циля? –Спросил я.

– Зачем она тебе? – Кокетливо спросила Зоя.

– Да так, хотел просто поздороваться, – сказал я.

– Поздороваться? – Насмешливо спросила она. – Конечно, так я и поверила! Ну, иди-иди, поздоровайся. Она дома, у себя в комнате. Только смотри, чтобы она тебе в голову чем –нибудь не запустила, а то у неё плохое настроение.

– Плохое? Почему? – Спросил я.

– Ну, как, была причина, – Зоя, усмехнувшись, посмотрела вслед ушедшей Наташи. – Пока нас не было, ходили тут некоторые, ко всем клинья подбивали.

Я не стал уточнять, кого она имела в виду, меня или Наташу, чтобы не совершить новую ошибку. А подумал, а, раз так, будь, что будет! Пойду и скажу Циле, что, да, было один раз с Наташей. Это непростительная ошибка. Этого не повторится никогда. Потому что я её не люблю. А тебя, Циля, любить буду вечно.

– Может, пойдём лучше в бильярдную? – Спросила Зоя, которая не отводила глаз от моего лица, пока я стоял и думал, словно пытаясь прочитать мои мысли. -Там ваши все собрались, поиграем.

– Да, да, хорошо, я сейчас, но только я всё же зайду, поздороваюсь, а то неудобно, – сказал я. – Потом тебя догоню.

Ах, как некрасиво было врать на голубом глазу! Я и не собирался потом идти ни в какую бильярдную. Лучше б я вернулся на берег, чтобы смотреть на рыб, если Циля даст мне отворот –поворот. Но так устроен человек, что он хочет быть обманутым! Я смотрел на неё так, будто нисколько не лукавлю, всё так и есть, сейчас только скажу «привет» Циле и побегу следом за ней.

Зоя, кивнув, сказала «хорошо», но всё же не уходила, а всё с тем же своим неповторимым прищуром синих глаз смотрела на меня, будто ожидая не совру ли я чего –нибудь ещё. Но я смотрел на неё своим самым честным и наивным взглядом, отработанным пока учился в школе специально для мамы на тот случай, когда получал двойку, и вскоре выиграл эту дуэль. В конце концов, постояв немного и покрутив мыском ноги туда -сюда, Зоя опустив глаза долу, произнесла доверчиво:

– Ну, ладно, иди, раз так. Буду ждать тебя в бильярдной, – и пошла по тропинке в сторону танцверанды.

Проводив Зою глазами, я направился к их домику. Зайдя на крыльцо, я оглянулся, почувствовав, что Зоя стоит и смотрит из -за деревьев. Это заставило меня всего неприятно сжаться внутри, будто я внезапно узнал про человека нечто неприятное. И с тех пор думал про Зою не иначе, как "шпионка".

Зоя давно уже ушла, а я всё стоял и мялся перед дверью, оттягивая миг, когда войти, и всё вытирал и вытирал ноги о коврик, вместо которого тут была обычная серая тряпка, какими моют пол. Крутя головой туда –сюда, я всё поправлял воротник рубашки и рассматривал её манжеты на предмет, чистые ли они или нет. Затем я разок всё же обернулся, что посмотреть, не подсматривает ли опять Зоя из –за дерева. Но нет, она ушла. Тогда, вздохнув, я, наконец, толкнул дверь и вошёл.

В маленькой прихожей горел свет. Кто -то не выключил лампу. У самого порога валялся кроссовок. Я машинально отодвинул его, прижав ногой к стене. За следующей дверью был уже знакомый мне длинный коридор. Неприязненно взглянув на комнату, где был накануне с Наташей, я перевёл взгляд на дверь Цили.

Она была слегка приоткрыта. Постояв в коридоре и прислушавшись, однако, ничего не услышав, я приоткрыл дверь шире и осторожно заглянул в комнату. Там царили сумерки, но какие –то колючие и из-за этого я почувствовал себя неуютно.

В этой мглистой тишине было что –то мистическое, причём настолько, что я поёжился. Казалось, что недавно здесь прошёл эзотерический шторм и теперь повсюду тут были остатки чьих –то духовных отправлений. Циля лежала на кровати, накрытая с головой одеялом.

Немного подождав, я повернулся и шагнул обратно к выходу, чтобы уйти, но подо мной вдруг скрипнула половица, и Циля, резко откинув с лица одеяло, громко спросила:

– Кто здесь?..

– Это я, Лео. Не думал, что ты спишь. Прости, если разбудил.

Циля села на кровати и удивлённо на меня уставилась:

– Ты? Очень хорошо, что пришёл. Нам надо поговорить. Заходи.

– Нет, если ты отдыхаешь, то может в другой раз. А то сейчас…

Я показал на кровать

– Ничего, я просто лежала. – Сказала Циля, беря с тумбочки резинку и начиная собираться сзади волосы в хвост. – Просто не очень хорошо себя чувствую. Испортили мне тут одни люди настроение. Как твои дела?

– Нормально, – кивнул я. – В институт поступил.

– Молодец.

Циля оглядела комнату, словно хотела найти кого -то в ней, но не найдя, устремила на меня взгляд:

– Ты…давно пришёл?

– Нет, только что.

– Ясно…Из девчонок кого –то видел?

– Зою, она к бильярдной пошла. – Сказал я и, кивнув на осколки фаянсовой вазы, валявшейся на полу, спросил:

– Разбилась?