Грешным делом

– Вон туда тебе надо идти, – поднял он мне настроение, махнув рукой в сторону клетчатой вышки, видневшейся неподалёку. Оказалось, я сделал приличный круг. Если б я пошёл прямо, а не по совету старика, то пришёл бы сюда минут за пятнадцать.

– Чуть наискосок, а потом уж не сворачивай и до самой железки. –Пропищал старик.

– Ну, спасибо.

– Ага, давай, заходи, если чего, спрашивай…

И он быстро засеменил ногами, скрывшись в музее.

Я не спеша побрёл, затылком чувствуя, что дед продолжает следить за мной в щелку двери. Однако обернувшись, увидел лишь белые стены музея, розовую полосу восхода и чёрный силуэт удаляющейся монахини. «Боже, спаси и сохрани меня», попросил я тихо. В этот момент где –то далеко, за рекой и лесом тихо охнул колокол, откликнувшись в моей душе тоскливым сладким эхом. Какое -то время после этого, я стоял, думая: показалось мне это или нет? Затем, застегнув молнию куртки до самого горла, я пошёл наискосок к вокзалу, как учил безбожный дед.

Видимо существует наивысшая справедливость, думал я, продолжая разглядывать двухцветные, обитые штакетником домики. Была как -то в моём детстве девочка по имени Тоня. Нам обоим исполнилось тогда лет по 14- ть. Мы оба с ней познакомились в пионерском лагере. Тоня умело целовалась в губы и давала трогать свою большую не по годам грудь пятого размера. Этот аномальный размер Тониной груди лично меня очень волновал. Тоня же, напротив, считала свою грудь уродством. Дело в том, что когда она нагибалась, чтобы вымыть пол или собрать помидоры, ребята из отряда начинали гоготать. А я не смеялся, поскольку считал, что хохотать над красотой это низко. Тоня это оценила. И из всех ребят поэтому она выбрала меня. А остальных близко к себе не подпускала.

Закончилась смена, мы разъехались по домам. Однажды Тоня, которая жила в Москве, на улице Осипенко, мне позвонила, а затем приехала ко мне в подмосковный городок в гости. Это было так неожиданно, что я поначалу не знал, как себя вести. Тоня всё поняла и попросила чаю. Попив чаю, мы сели на диван и начали целоваться. В какой -то момент мне захотелось снять тонин джемпер, и она позволила это сделать. С замиранием сердца рассматривал я её аномально большую грудь с сосками цвета ирисок. Мы целовались и ласкали друг друга.

Постепенно дошла очередь до крепдешиновых брюк, в которые Тоня была одета. Однако снять их Тоня, оказалось не готова, и мы стали бороться. Разозлённый, я в какой –то момент крикнул: ну и катись отсюда, раз ты такая! На самом деле ещё мои родители должны были вот –вот прийти и мне не хотелось объяснять им, откуда тут взялась маленькая девочка с большой грудью.

Тоня, вообразив, что её прогоняют, вдруг заплакала и стала умолять объяснить ей, что она сделала не так. Это меня почему –то решительно вывело из себя. Я так разозлился, что уже серьёзно приказал ей быстро одеться и уматывать. В молодости даже сам не понимаешь, насколько ты иногда жесток по отношению к другим.

Рыдая, Тоня стала надевать джемпер, а потом туфли. Затем она долго плакала в ванной. И в лифте. Даже на улице она не могла успокоиться. Так мы и пришли к остановке. Я хмурый, а она в слезах. «Объясни», просила она, забираясь в автобус и без конца оглядываясь, «умоляю, объясни мне, что я сделала не так?». А что я мог ей объяснить? Просто мне ужасно хотелось её рассмотреть всю, как следует, а, может, даже сделать ещё что -нибудь! А Тоня не позволила. Когда автобус с Тоней, наконец, уехал, я подумал: «а ведь она мне всё интересное показала, а я ей нет». Вот и наказание. Прости, Тоня!

Теперь и я оказался в неизвестном для себя месте с единственным желанием получить от Цили всего лишь объяснение –почему она не захотела со мной быть. Но видимо как раз этого слепому провидению и не было угодно. Уставший и голодный я брёл к станции, в надежде добраться поскорей до вокзала и, дождавшись поезда, упасть на полку, чтобы, спрятав глаза в разрезе куртки, выслушать от колёс суровый приговор. Как раз в этот момент сзади меня окликнул знакомый голос, прошептав удивлённым до дрожи тихим голосом:

– Лео, боже мой, это ты?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ЕСТЬ ТОЛЬКО МИГ

Бывают моменты, про которые говорят: «внезапные». Этот был именно такой момент. Повернув голову, я замер. Циля стояла передо мной в спортивном костюме, резиновых ботиках на шерстяной носок и вязаной красной шапочке, такая же родная и любимая, как раньше, но при этом всё же абсолютно незнакомая и чужая.

– Это ты, Лео? – Повторила она, сделав ко мне ещё шаг. – Думала, брежу. Представляешь, я тебя раза два уже окликнула, а ты всё идёшь, идёшь и не оглядываешься.

– Задумался, извини, – пробормотал я.

– А я, главное, утром сплю и вижу сон: будто идёшь по нашей улице. Проснулась, выхожу в сени попить, и действительно – ты идёшь. Ну, всё, решила, с ума схожу!

– Нет, это я, правда.

– Теперь вижу. Господи, как же я рада, что ты приехал!

С этими словами она приблизилась ко мне, чтобы обнять, а затем, отстранившись, вдруг заглянула в глаза, будто хотела увидеть себя там прежнюю и спросила:

– Почему ты здесь?

– Что значит, почему?.. – Спросил я. –Я приехал спросить, почему ты уехала, вот и всё.

– Извини, так надо было, -потупила она взор.