Черный амулет. Историко-романтическое повествование

Патак загодя собрал братьев своих с их отрядами. И когда призвал всех друзей в большой поход на неприятеля великий вождь союза аорсов Радамсад, уже имел род Орсодака тысячу всадников.

Поход! Первая добыча ждет юных! Бывалых – новая слава. По уговору с Радамсадом, все войска должны были встретиться у Священных Могил[8 - Здесь имеются в виду сарматские погребения знати первых веков до н. э. – I в. н. э., сконцентрированные в низовьях Дона (Новочеркасск)] в нижнем течении Дану. И загудела потревоженная тысячами копыт степь, потянулись из глубин ее племена союза аорсов, бряцая оружием, распевая воинственные песни. Славный будет поход. И путь до недругов не станет долгим. Подвижные отряды лучших воинов, не обремененные длинными обозами и пешими войсками, не затянут перехода.

…Временный лагерь установили арсии в кочевье Сангибана, близ становища вождя. Хотел тот осмотреть силу племени. И остался доволен сильнорукий Сангибан, и разрешил воинам пировать один день. Сам же собрал ардаров на совет, чтобы испытать военную хитрость каждого.

Мидасп с друзьями, расположившись у костра, предаются спорам о предстоящем.

– Когда я вернусть, мой Тур-тур будет украшен скальпами меотов! – подзадоривает Мидасп. – А добычи хватит и моим внукам.

– Смотри, проткнет тебя копьем какой-нибудь меот. Я слышал, у них длинные копья, – ехидно отвечал Армак и подмигивал остальным.

– Сам смотри! Забыл, как вчера свалился с коня? – осадил его Мидасп. – Ветром сдуло, что ли?

От хохота друзей зарделся Армак, махнул рукой. Что делать, если вдруг лопнул ремень подпруги? Проверяй лучше снаряжение свое. В бою окажется гибельной такая небрежность. Парсуг, что присматривал за юными, недаром чуть не поколотил Армака тогда.

– Эй, – толкает Мидаспа Мастиг, – глянь-ка!

Оборачивается Мидасп и видит, как приближается к ним верхом незнакомая девушка в малиновом платье, щедро расшитом бисером. Остановила рядом коня, поманила Мидаспа рукой, удивила несказанно.

– Кто ты? Зачем я нужен тебе?

– Я – Мастира, дочь старейшины Намгена, – с достоинством отметила гостья. Улыбнулась и протянула Мидаспу малую глиняную чашу.

– Выпей, молодой воин, это заговорное питье. Я – правнучка великой Арьяпат и помогу тебе стать неуязвимым до конца лета.

«Так вот что за Мастира, про которую так долго и сладко говорила мать, – подумалось Мидаспу, – красива и горда темноглазая…»

– А почему его? Меня полюби тоже! – подскочил тут Мастиг, ухватил всадницу за сапожок. Едва успел отскочить – плеть девушки только зацепила плечо шутника.

– Ух, какая! – изумился Армак. – Прямо ардар!

– Хватит! – одернул его Мидасп и принял чашу из рук Мастиры.

– Ну, сейчас она его околдует, – затянул Мастиг, держась в стороне, – все меоты разбегутся, только увидят его!

Мидасп смерил его озорным взглядом, потом подмигнул дочери Намгена.

– Если я останусь невредимым, а все мои товарищи падут, как я вернусь?

Сделал глоток и передал чашу Мастигу.

– Отпейте все! Мастира обещает нам неуязвимость!

Сузились глаза всадницы. Фыркнула она, как рассерженная кобылица. Рванула уздечку и умчалась прочь.

– Вот и возьми такую в жены, – сказал Мастиг, – сразу наденет седло и будет кормить плеткой.

Все засмеялись.

…У Священных Могил конные разъезды. Стерегут чужаков, замышляющих недобрые дела.

– Смотри, – указывает Мидаспу Парсуг на равнину, покрытую великим множеством курганов, – здесь погребены самые удалые и мудрые из племен нашего союза. И Арсий, предок наш, и отец твой – Фрасаук. Видишь вон тот курган со столбом белым до половины? Сюда арсии приходят всякий раз перед большим походом и после него возвращаются сюда же, чтобы предки порадовались за нашу добычу и приняли благодарственные жертвы. Знаешь, сколько сираков-лазутчиков поймано здесь? Хотели ограбить предков наших, осквернить их могилы. Но стражи бдительны. Головы тех гостей давно торчат на столбах.

…В ночь перед последним переходом Патак вдруг позвал к себе в походную кибитку Мидаспа.

– Ты поклонился Арсию и отцу своему?

– Вместе со всеми воинами, ардар. Мы принесли им в жертву белых баранов. А отцу я еще оставил четыре стрелы у подножия кургана.

– Хорошо… И то, что не вижу трепета в твоей душе, добрый знак, – Патак усмехнулся. – А… Мастиру ты видел?

– Видел, – удивленно ответил Мидасп, – и пил из ее чаши, и с десятком моим поделился питьем.

– С кем? – вытаращил глаза Патак и затрясся в дребезжащем смехе, странном для могучего тела. – Толпа околдованных женихов! Ну и Мастира! А что, хорошую жену подыскал я тебе? Будущая жрица, умная, своевольная. Покоришь, как дикого коня, – тем слаще будет владеть ею! Взять жрицу – честь для любого.

– Но я не думаю о жене… – растерялся Мидасп, нахмурился.

– И правильно, – кивнул Патак, – Воин должен думать только о предстоящем сражении и добыче. Я за тебя уже подумал. И твоя мать хочет того же…

Долго не мог заснуть Мидасп. Смотрел в высокое звездное небо, но мысли его были на земле. Зачем жениться? И что за высокая честь? Честь воина – мужество и доблесть, а не знатная жена. И что это Патак решает за него? Неужели еще не привык видеть в Мидаспе самостоятельного мужчину? Что ж, придется снова доказать это.

Через два дня перехода вышли к меотским землям. Радамсад разделил силы – арсии направились вдоль берега Меотийского моря, имея его справа. Слева, со стороны сиракских кочевий, двинулись более многочисленные отряды аорсов и аланорсов.

Дозорные донесли, что впереди насыпали меоты вал, поставили на него редкие засеки и пустили стражу вдоль укреплений там, где обычно ходили караваны. Много земледельцев, привычных к нудному труду, живет в этих краях, есть кому сооружать земляную защиту. Только удержит ли она свирепых степняков?

Едва оторвалось от края земли красное утреннее солнце, как, набирая разбег, ринулись вперед конные сотни арсиев. Скоро выскочили прямо к валу, торчавшему углом, словно зазывая в огромную петлю.

«Постарались меоты, как велик их страх перед нами!» – подумалось Мидаспу, а глаза уже отметили удобное для проходов место, свободное от засек. И еще увидел он, как из травы, словно перепела, вспугнутые охотником, выскочили на вал немногочисленные стражи. Где-то завыла труба-рожок, показался из-за укреплений отряд конников с сотню числом. На длинных, торчавших вверх копьях болтались яркие лоскутья.

Ударили арсии. Невидимые в полете, устремились к недалеким жертвам своим хищноголовые стрелы. Многие из них несут смерть даже от царапины, ибо воины успели смазать ядом летучее железо.

Разметали меотских всадников. Спасающиеся бегством сами указали путь арсиям. Проскочили те вал, оставив зарубленных пеших копейщиков-ситтакенов, понеслись вглубь меотских владений. Там, куда уже достает глаз, блестит светлая, уходящая в голубизну даль – Меотское море. А еще видны дымы очагов только что проснувшихся жилищ. Теперь там суматоха, страх – поздно, уже не остановить степняков.

– Бей! – завис в воздухе долгий рев. Черные всадники словно извергаются из земли, сшибая возникающие на пути жалкие отрядики.

Хитер Сангибан – вождь арсиев. Знал, какую сторону выпросить у Радамсада. Это там, к восходу солнца, мерят степь многочисленные конные войска меотов и сираков. Здесь же, убаюканные мыслями о близости моря, о надежной земляной защите и стенах городков с бдительными стражами, живут своей спокойной жизнью земледельцы и скотоводы, рыбаки и охотники. Кончено спокойствие…

Плетеную изгородь поселка снесли крепкие кони степняков. Теперь хватай, кого сможешь! Что возьмешь – твое!

Сквозь дым и пыль, заклубившиеся вокруг, протягивались тонкие руки арканов, ловя людей, выбегавших из глинобитных хижин, наполовину вросших в землю. Огонь накинулся на камышовые крыши, играл отблесками на начищенных шлемах сотников.

Мидасп погнался за выскочившим наружу меотом, настиг, сшиб конем, оглушил несильным ударом плашмя.

– Вяжите его! – крикнул подскакавшим Армаку и Занату.

Кто-то из-за стены жилища пустил стрелу. Плохой стрелок, или страх сделал слабыми глаза и руки – улетела зря остроголовая. И убежать не успел, и снова натянуть лук не смог – пал под гибельным ударом.

Быстро и неотвратимо пустело селение. Арсии шарили по жилищам, выбрасывая наружу жалкий скарб, запасы пищи; набивали мешки и сумы. Собирали оружие меотов. Что не унести – пусть горит.