Исходя из всего вышесказанного, можно сказать, что наличие довольно обширной историографии не означает изученности феномена женского движения первой волны в отечественной науке. Исторические исследования, посвященные «женскому вопросу», отдельным проблемам или периодам движения, не давали целостного представления о женском движении России на всем протяжении его существования. Эти исследования не анализировали проблемы, выдвигаемые движением, в терминах движения, то есть в плоскости специфического взаимодействия между властью и женщинами как представительницами особой социальной группы.
Это связано с традицией рассмотрения общественных движений с позиций марксистской парадигмы. Подобный подход не позволял осмыслить разнообразие форм развития общественных движений и приводил к описанию движений как явлений однозначных, определенных и заданных. В отношении женского движения ситуация складывается еще более драматично. Понятие класса плохо сочетается с категорией гендера: классовый подход отрицает обоснованность существования женского движения как такового и его влияние на процесс социальных изменений. Именно этим и объясняется невысокая степень изученности и обобщения российского женского движения первой волны в советской историографии, и особенно российского феминизма как составляющей его части.
В последние годы, как уже говорилось, появились работы обобщающего характера с опорой на методологию смежных социальных наук, которые отошли от марксистского анализа и представили женское движение в ином свете. Данная работа написана в продолжение этой традиции.
Зарубежная историография
Нужно признать, что более разнообразная и обширная историография женского движения России создана в западной науке. Зарубежные исследователи не были ограничены рамками «единственно верной» теории и методологии. Не связанные идеологическими установками, имеющие возможность использовать разное теоретическое обеспечение для изучения такого сложного социального объекта, как движение, они многое сделали для изучения темы.
Классической в этом отношении стала монография Р. Стайтса «Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм. 1860–1930» (1978)[91 - Stites R. The Women’s Liberation Movement in Russia. Feminism, Nihilism and Bolshevism, 1860–1930. Princeton, 1978.]. На русском языке книга издана в 2004 году.
Монография Стайтса написана на беспрецедентно большом и не вовлеченном в то время в научный оборот корпусе источников. Книга интересна по замыслу и по структуре, ее отличает высокое качество обобщения исторического материала. Результативность женского, феминистского движения оценивается автором высоко. Анализ движения в длительной временной перспективе позволил Стайтсу увидеть глубинные изменения российского общества в отношении женщин и роль женского движения в этих социальных изменениях.
Разные аспекты либерального женского движения освещены в работах Б. Петров-Эннкер[92 - Петров-Эннкер Б. Женщины наступают: об истоках женской эмансипации в России // Отечественная история. 1993. № 5. С. 173–182; Pietrow-Ennker B. Russlans «neue Menschen». Die Entwicklung der Frauenbewegung von den Anfangen bis zur Oktoberrevolution. Frankfurt; New York, 1999.], Р. (Голдберг) Ратчилд[93 - Ruthchild Goldberg R. Equality & Revolution. Women’s Rights in the Russian Empire, 1905–1917. University of Pittsburgh Press, 2010; Ратчилд Р. Возвращение к женской истории: пол, класс и феминизм в дореволюционной России // Гендерные истории Восточной Европы. Минск, 2002. С. 67–79; Ruthchild (Goldberg) R. League of Equal Rights for Women // Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History / Ed. by J. Wieczynski. Vol. 19. Gulf Breeze, FL: 1981. P. 88–92; Idem. Sisterhood and Socialism: The Soviet Feminist Movement // Frontiers: A Journal of Women Studies. 1983. Vol. 7. № 2. P. 4–12.], Р. Стайтса[94 - Stites R. Women and Russian Intelligentsia: Three Perspectives // Women in Russia / Ed. by D. Atkinson, A. Dallin, G. W. Lapidus. Stanford University Press, 1977. P. 39–62; Idem. Zhenotdel: Bolshevism and Russian Women: 1900–1930 // Russian History. 1976. Vol. 3. № 2. P. 174–193; Idem. The Women’s Liberation Movement in Russia. Feminism, Nihilism and Bolshevism, 1860–1930. Princeton, 1978.], Б. А. Энгл[95 - Engel B. A. From Separatism to Socialism: Women in the Russian Revolutionary Movement of the 1870s’ / M. Boxer and J. Quataert, 1978; Idem. Mothers and Daughters: Women of the Intelligentsia in Nineteenth-Century Russia. Cambridge, 1983; Engel B. A., Rosenthal C. N. Five Sisters. Women against the Tsar. Boston, 1987; Энгел Б. Русские женщины и революционное наследие: отказ от личной жизни // Дайджест теоретических материалов информационного листка «Посиделки» 1996–1998. СПб., 1999. С. 9–11.], Н. Нунан[96 - Noonan N. C. Marxism and Feminism in the USSR: Irreconcilable Differences? // Women and Politics. 1998. Vol. 8. Issue 1. P. 31–49; Idem. Two Solutions to the Zhenskij Vopros in Russia and the USSR – Kollontai and Krupskaja: A Comparison // Women and Politics. 1991. Vol. 11. № 3. P. 77–99; Idem. Armand Inessa (1875–1920); Kollontai A. M. (1872–1952); Krupskaia N. K. (1869–1939); Women in the Communist Party of the Soviet Union (1922–1991); Zetkin K. E. (1857–1933); Zhenotdel (Women’s Department of the Communist Party (1919–1930) // Encyclopedia of Russian Women’s Movement / Ed. by C. N. Noonan, C. Nechemias. Greenwood Press, 2001. P. 127–129; 142–144; 149–151; 182–185; 186–188; 188–190.], Ц. Уиттейкер[97 - Whittaker C. The Women’s Movement During the Region of Alexander II: A Case Study in Russian Liberalism // Journal of Modern History. 1976. Vol. 48. № 2. P. 35–69.]. Проблемам работниц и их прихода в общественные движения (рабочее и феминистское) посвящены исследования Р. Гликман[98 - Glickman R. L. The Russian Factory Women: Workplace and Society: 1889–1914 // Women in Russia. P. 63–83; Idem. The Russian Factory Women: Workplace and Society: 1889–1914. Berkley, 1984; Idem. Peasant Women as a Healer // Russian’s Women Accommodation, Resistance, Transformation / Ed. by B. E. Clements, B. A. Engel, C. D. Worobec. Berkley, Los Angeles, Oxford, 1991. P. 148–162.]. Изучению практики большевиков в решении «женского вопроса», женского движения постреволюционных дней посвящены труды М. Бакли[99 - Buckley M. Women and Ideology in the Soviet Union. New York, London, 1989; Idem. Glastnost and the Woman Question // Women and Society in Russia and the Soviet Union / Ed. by Edmondson. London, New York, 1993. P. 202–226; Бакли М. Политика большевиков и женотделы в 1920–1930?х гг. // Гендерная реконструкция политических систем / Под ред. Н. М. Степановой и Е. В. Кочкиной. СПб., 2004. С. 355–380.], А. Боброфф[100 - Bobroff A. Alexandra Kollontai: Feminism, Worker’s Democracy and Internationalism // Radical America. 1979. Vol. 13. P. 50–75; Idem. The Bolsheviks and Working Women: 1905–1920 // Soviet Studies, 1974. Vol. 26. № 4. P. 540–567.], Б. Е. Клементс[101 - Clements B. Bolshevik Feminist. The Life of Alexandra Kollontai. Bloomington, London, 1979; Idem. Alexandra Kollontai and the Russian Revolution // European Women on the Left. Westport, 1981. P. 101–123; Idem. Baba and Bolshevik: Russia Women and Revolutionary Change // Soviet Union. 1985. Vol. 2. Part 2. P. 175–184; Idem. Bolshevik Women. Cambridge, 1997; Idem. The Birth of the New Soviet Women // Bolshevik Culture. Experiment and Order in the Russian Revolution / Ed. by A. Gleason, P. Kenez, R. Stites. Bloomington, 1989. P. 220–237; Idem. The Utopianism of Zhenotdel // Slavic Review. 1992. Vol. 51. Issue 3. P. 485–496.], Г. Лапидус[102 - Lapidus G. W. The Female Industrial Labor Force // Industrial Labor in the USSR / Ed. by A. Kahan, B. Ruble. New York, 1978. P. 232–279; Idem. The Interaction of Women’s Work and Family Roles in the USSR // Women and Work: An Annual Review. Beverly Hills, 1988. P. 87–121.], Б. Б. Фарнсворт[103 - Farnsworth B. Bolshevik Alternatives and the Soviet Family // Women in Russia. P. 139–165; Idem. Communist Feminism: Its Synthesis and Demise // Women, War and Revolution / Ed. by C. Berkin, C. Lovett. New York, 1980. P. 145–165.].
Именно зарубежным ученым мы обязаны первым обращением к теме русского феминизма. Помимо упомянутой монографии Р. Стайтса, Л. Эдмондсон сделала феминизм предметом отдельной монографии Feminism in Russia, 1900–1917[104 - Edmondson L. H. Feminism in Russia, 1900–1917. Stanford, 1984; Idem. Russian Feminists in the First All-Russian Congress of Women // Russian History. 1978. Vol. 3. № 2. P. 123–149; Idem. Women Emancipation and Theories of Sexual Difference in Russia: 1850–1917 // Gender Restricting in Russian Studies / Ed. by M. Liljestrom, E. Maentysaari, A. Rosenholm. Vol. 2. Tampere, 1993. P. 39–52.]. Русский феминизм изучался также в трудах Б. Энгл, Р. Гликман, Р. Ратчилд, В. Брайсон[105 - Брайсон В. Политическая теория феминизма. Введение. М., 2003.].
В этих работах феминизм получил полную реабилитацию. Трактовался он широко, как деятельность женщин в интересах женщин. Стайтс отметил, что
из трех основных ответов на женский вопрос, возникших в правление Александра II (феминизм, нигилизм, радикализм), именно феминизм первый четко сформулировал свою философию и предпринял конкретные действия[106 - Стайтс Р. Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм. 1860–1930. М., 2004. С. 102.].
В трудах зарубежных исследователей освещена именно деятельная сторона феминистского движения. Идеология, философия его практически не исследовались этими авторами. Это ни в коем случае не упрек, а определение этапа в исследовании русского движения в зарубежной историографии. Работа ученых, изучавших архивные документы на чужом языке, вызывает только уважение и благодарность.
Итак, в данном исследовании базовые понятия темы понимаются следующим образом.
«Женский вопрос» – осмысление индивидуальных проблем женщин как социальных, возникших в связи с изменением их самоидентификации и требованием ими права на реализацию своих интересов и возможностей в публичной сфере. «Женский вопрос» связан с изменением положения женщин разных социальных слоев в силу изменения их социальных ролей в обществе под воздействием процесса модернизации.
Женское движение – общественное движение женщин, в основе которого лежит принцип рассмотрения любой социальной проблемы с точки зрения женщин. Движение порождает дискурсы и практики, которые критикуют социальные условия дискриминации, с которыми сталкиваются женщины, а также предлагает различные модели трансформации этих условий[107 - Жеребкина И. Женское политическое бессознательное. Харьков, 1996. С. 16.]. Женское движение является самоорганизующимся субъектом и представляет интересы женщин как специфической социальной группы.
Суфражизм – движение женщин за предоставление им одинаковых с мужчинами избирательных прав, которое часто определяется как направление феминизма[108 - Успенская В. И. Суфражизм в истории феминизма // Женщины в социальной истории России. Тверь, 1997. С. 71.]. Термин пришел из Великобритании, где суфражизм имел самую длительную историю в Европе и достиг своего максимального развития:
Движение за политическое равноправие женщин получило название суфражизма. Сам термин «суфражизм» в переводе с английского означает избирательное право вообще, но благодаря английским феминисткам, использовавшим это понятие в отношении прежде всего избирательных прав женщин, он вошел в историю как определение политического направления в феминизме[109 - Шнырова О. В. Феномен милитантства в истории суфражизма // Российские женщины и европейская культура: Материалы V конф., посв. теории и истории женского движения / Сост., ответ. ред. Г. А. Тишкин. СПб., 2001. С. 172.].
На мой взгляд, такой подход справедлив, так как суфражизм был «по сути дела попыткой изменения всей устоявшейся, традиционной системы гендерных отношений»[110 - Школьников И. А. Суфражизм и политические партии Великобритании: Автореф. дис. … канд. ист. н. Иваново, 2002. С. 15.].
В отношении феминизма дело обстоит сложнее. Базовым является утверждение, что это теория равенства полов, которая лежит в основе социального движения женщин. Но нередко феминизм трактуют шире: как действия в защиту прав женщин, основанные на представлениях о правовом равенстве полов (в этом случае термин может употребляться как синоним женского движения)[111 - Клименкова Т. А. Феминизм // Словарь гендерных терминов. М., 2002. С. 221.].
Феминизм как теория появился в XVIII веке. Согласно «Словарю гендерных терминов» (2002):
Феминизм возник из признания того, что есть нечто несправедливое в общественной оценке женщины. Он пытается проанализировать основания и уровни подавления женщин и достичь их освобождения. Последнее понимается далеко не однозначно[112 - Там же.].
Эту расплывчатость феминизма как социального движения отмечает и другая исследовательница, О. А. Воронина:
Если «рабочее женское движение» или суфражизм ставили перед собой весьма четкие и вполне достижимые цели (первые – работу для женщин, вторые – избирательные права), то те, кто еще в прошлом веке называли себя феминистками, выступая в защиту прав женщин, боролись за нечто эфемерное, считающееся несуществующим или, по крайней мере, несущественным для женщины в рамках традиционной западной культуры – за достоинство женщины, самоценность ее личности, независимость и индивидуальную свободу. Феминистки поддерживали борьбу за те или иные конкретные права женщин, но тем не менее всегда считали получение женщинами этого «джентльменского набора» (право на труд и равную его оплату, политические и гражданские права и т. д.) явно недостаточным для подлинной эмансипации женщины[113 - Воронина О. А. Предисловие // Феминизм: перспективы социального знания. М., 1992. С. 7. См. также: Воронина О. А. Феминизм и гендерное равенство. М., 2004.].
Первая волна феминизма пришлась на XIX – первую половину ХX века и основной его целью как движения являлось достижение юридического равноправия женщин. Поэтому зачастую феминизм и суфражизм также используются как синонимы. Вторая волна феминизма началась в середине XX века и представляет собой борьбу за фактическое равноправие женщин.
В научной литературе термин «феминизм» трактовался в раннее советское время как буржуазное движение за уравнение в правах женщин и мужчин, которое несло в себе печать «реакционности и ограниченности», в отличие от пролетарской борьбы за женское равноправие[114 - Малая Советская энциклопедия. М., 1931. С. 286.]. В позднесоветское время (1980?е годы) в энциклопедических изданиях этот термин просто пропускали. В постперестроечных философских словарях феминизм рассматривался в трех плоскостях: «социальное движение <…>, жизненные принципы, целостная система взглядов, при которой человек не имеет предубеждений по поводу пола <…> и философско-культурологическая концепция анализа понятия пола <…>»[115 - Краткий философский словарь / Под ред. А. П. Алексеева. М., 1997. С. 335.]. В применении к движению феминизм сегодня рассматривается как идеология равноправия женщин[116 - Успенская В. И. Феминизм до феминизма: идеи равноправия полов в истории европейской социальной мысли. Тверь, 2000. С. 4.], то есть как идеология феминистского движения.
Все феминистские теории базируются на следующих постулатах: женщины как социальная группа занимают подчиненное положение в обществе, это положение несправедливо, оно поддерживается доминированием мужских ценностей и контролируемыми мужчинами институтами социальной, политической, культурной и семейной власти[117 - Там же.]. По своему характеру это революционная идеология, поскольку она нацелена на упразднение патриархата – системы политических отношений между полами, характеризующейся доминированием мужского и подчиненностью женского в обществе[118 - Там же.].
Феминизм подразумевает разные формы сопротивления женщин как социальной группы, но прежде всего это теоретические аргументы в защиту равноправия полов[119 - Там же. С. 6.]. И, добавим, вытекающая из них движенческая практика.
Наиболее кратким и емким мне представляется определение Карен Оффен, которое и взято за основу в данном исследовании. Феминизм – система идей и общественное движение за социально-политические изменения, основанные на критическом анализе привилегированного положения мужчин и подчиненного положения женщин в данном обществе[120 - Offen K. Feminism // Encyclopedia of Social History / Ed. by P. N. Steams. New York; London, 1994. P. 272.].
Часть I. Первый этап женского движения России: 1858–1905
Глава 1
Внешние факторы генезиса женского движения
Кризис традиционного общества. Политический и социально-экономический контекст возникновения движения
Согласно теории мобилизации ресурсов, общественные движения формируются в том случае, если фундаментальные социально-экономические и политические изменения в обществе создают возможность для их возникновения. Эти изменения рассматриваются как внешние, макроуровневые ресурсы движений, потому что они меняют организационную структуру общества и положение в нем различных социальных групп. Эти социально-экономические и политические изменения произошли в российском обществе в середине XIX века, и они хорошо описаны в отечественной историографии.
Социально-экономическая ситуация в стране в 1850?е годы была сложной – в России накопилось социальное, техническое и кадровое отставание. Существующее крепостное право сдерживало развитие промышленности и сельского хозяйства. Кризисные явления проявлялись в низкой производительности труда подневольных крестьян. Барщинное хозяйство тормозило развитие товарно-денежных отношений. Это вело к разорению помещичьих хозяйств, залогу и перезалогу поместий в кредитных учреждениях. «Никогда не было столько имений, описанных и назначенных к продаже, как ныне, никогда дворянство не было более, чем ныне, обременено долгами», – свидетельствовал известный общественный деятель, славянофил и либерал А. И. Кошелев[121 - Кошелев А. И. Записки А. И. Кошелева. Берлин, 1884. С. 7.].
Попытки наиболее предприимчивой части поместного дворянства поднять производительность труда, увеличить доходность своих хозяйств были малорезультативны. Внедрение сельскохозяйственных машин, новых культур, улучшение агротехники и т. д. не давало результата – феодальное жизнеустройство отторгало подобные инновации. К середине XIX века более 12% дворян-помещиков продали свои имения, в 1859 году были заложены имения с 7 млн крепостных крестьян, то есть 2/3 крепостного населения[122 - Троицкий Н. А. Россия в XIX веке. Курс лекций. М., 1997. С. 172.]. Промышленный переворот, начавшийся было с конца 1830?х годов, стопорился отсутствием вольнонаемного труда.
Внутренняя политика Николая I характеризовалась консервацией феодальных институтов, опорой на дворянство, подавлением личности и проявлений индивидуализма, поддержанием традиционной патриархальной коллективной идентичности, ценностей и институтов феодальной корпоративности.
Поражение в Крымской войне (1853–1855) и вызванное им потрясение сыграло роль спускового крючка и выступило внешним фактором политического характера, вызвавшего социально-экономические и политические изменения в российском обществе.
Поражение обнажило социальные, экономические и политические проблемы, давно имевшие место в стране. Историк С. М. Соловьев писал, что это была расплата за тридцатилетнюю ложь, тридцатилетнее давление всего живого, духовного, подавление народных сил, превращение русских людей в полки, за полную остановку именно того, что нужно было более всего поощрять, чего, к несчастью, так мало приготовила отечественная история – самостоятельности и общего действия. Страна всколыхнулась. Начался кризис дворянского государства, приведший к его краху. «Севастопольским разгромом кончился дворянский период русской культуры. Буря всколыхнула русское море до дна, во всех слоях его. Непочатые глубины поплыли наверх. Крепостное право зашаталось и рухнуло. Россия не могла и не хотела оставаться государством ни военным, ни дворянским. Клич всесословности пронесся над страною» – так описал ситуацию известный публицист А. Амфитеатров[123 - Амфитеатров А. Женщина в общественных движениях России. Женева, 1905. С. 28.].
Совпавшая с поражением в войне смерть «деспота» Николая I была эмоционально воспринята во всех слоях общества как конец произвола, как возможность открытого обсуждения жизненно важных для страны вопросов. Новый император Александр II слыл либералом. Строгости режима действительно уменьшились.
Таким образом, к середине 1850?х годов в стране изменилась структура политических возможностей, появились условия для формирования социальных движений.
Понятие «структуры политических возможностей» используется в социологии общественных движений для анализа влияния политической ситуации (контекста) на формирование социальных движений. Это понятие помогает объяснить, почему сходные по целям общественные движения вырабатывают разные стратегии, имеют различную организационную структуру и достигают разных результатов в различных обществах. Американский социолог С. Тэрроу[124 - Tarrow S. Struggle, Politics and Reform: Collective Action, Social Movements and Cycle of Protest. Ithaca, New York, 1989 (Cornell University Western Societies Program occasional papers; no. 21).] включает в структуру политических возможностей лишь те показатели и характеристики политического режима, которые могут выступать ресурсами движения, то есть могут использоваться социальными движениями для достижения своих целей. Он выделяет следующие показатели: степень открытости политической системы, степень стабильности расстановки политических сил, наличие у движения союзников в рамках политической системы.
Рост оппозиционных настроений привел к открытой критике рабства, социально-экономической отсталости страны, патриархальных устоев общества. Крестьянский вопрос открыто встал на повестку дня, зазвучали требования судебной и образовательной реформ.
Началась работа нации над переходом от идеи служилого государства и «старых московских понятий» к идее, что все социальные элементы России должны быть призваны к общественному служению на благо страны. Возникла «обличительная» литература (1856–1859) как подцензурная, так и «списочная». «Писаные тетради наводняют нас», – жаловался сенатор К. Н. Лебедев[125 - Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 108.]. По свидетельствам современников, ряд новых поднятых вопросов вызвал появление переводной литературы по разным отраслям знания. Эти вопросы обсуждались в журналах того времени, особенно в «Современнике», где тогда писал Н. Г. Чернышевский[126 - Белозерская Н. А. Надежда Александровна Белозерская, урожденная Ган (Автобиография) // Исторический вестник. 1913. Т. 132. № 6. С. 927.].
На повестку дня встала проблема свободной личности. Обрели популярность идеи Н. И. Пирогова и Д. И. Ушинского о воспитании свободных, сознательных не подданных, но граждан.
«Умственные течения» – процесс переоценки старых ценностей и их смены —происходили во всех слоях общества. Вопросы ставились о счастье общественном и личном, о благе государства и индивида. Офицеры, по свидетельству «шестидесятника» Н. В. Шелгунова[127 - Шелгунов Н. В. Из прошлого и настоящего // Русская мысль. 1886. Кн. 3. С. 195.], выходили в отставку, чтобы завести лавочку или магазин белья, чтобы открыть книжную торговлю, заняться издательством или основать журнал.
На повестку дня встал семейный вопрос: проблемы отцов и детей, отношения жен и мужей. По мнению многих современников, семейные отношения с 1860?х годов испытали полную революцию. Патриархальный семейный уклад рассматривался как пережиток крепостничества и также подлежал уничтожению. Поэтому «женский вопрос», включавший в себя проблемы личной свободы женщин, семьи, быта, образования и труда женщин, был внесен интеллигенцией в программу демократических реформ.
Легальная возможность реализовать глубинные настроения общественности, возможность «делать дело» появилась только в конце 1850?х годов. Представители образованных и привилегированных слоев общества использовали открывшиеся возможности для создания разного рода салонов, кружков, ассоциаций, обществ, отражающих интересы различных профессиональных, политических и социальных групп. Именно в них шло обсуждение российских проблем, формировалось самосознание представителей образованных социальных групп и классов, прежде всего поместного дворянства, из которого вышли многие видные деятели русского либерализма.
Эти люди ратовали за либерализацию общественной и экономической жизни. Они начали работать на благо будущих реформ, либо становясь частью российского чиновничества, либо поддерживая начинания прогрессивных его представителей, и стали реальными общественными деятелями. Именно они позднее оказали существенное давление на ход подготовки и темп прохождения реформ. Поколение «лишних людей» – реальных прототипов Онегиных и Печориных с их оторванностью и житейской неприспособленностью – уходило в прошлое. В это же время формировались такие субъекты политических отношений, как организованный труд и капитал.
Этот освободительный порыв всей нации хорошо отражен в воспоминаниях современников. Так, Н. Белозерская писала:
Живое время, полное надежд! Люди, искренне веровавшие в лучшее будущее России, посвятили все свои силы проведению реформ, служили делу до конца, несмотря на все препятствия. <…> Сила общества шестидесятых годов заключалась в его солидарности, которая сказывалась на частых и многолюдных сборищах того времени, где сходились люди всех слоев общества, всякого возраста: средних лет, старики, молодежь[128 - Белозерская Н. А. Указ. соч. С. 927.].