– Да много чем… Немного фехтованием, выездкой на лошадях, историей в переложении мэтра Бурана. Ну и, конечно же, секретам сложения стихов.
– Знаете, господин Милл И’Усс…
– Зовите меня Мил, если Вас не смутит такая фамильярность.
– А почему она должна меня смутить, господин Милл И’Усс?
– Ну, обычно по имени называют друзей или лиц, с которыми давно знаком.
– Учитывая, что мы с Вами не старые знакомые, Вы хотите, чтобы мы были с Вами друзьями?
– А почему бы нет? Еще не так давно Вы так горячо говорили, что я нисколько не ниже Вас.
– И готова повторить эти слова еще раз. Это правда. Но только ведь настоящая дружба – это не только равенство. Настоящая дружба – это нечто, что связывает между собой людей. Делает их близкими друг другу.
– Я согласен с Вами, леди, я очень хотел бы стать Вашим другом, хотя бы потому, что Вы мне нравитесь.
– Да? Что Вы вкладываете в смысл слова «нравитесь», господин бард? – внимательно посмотрела на него Гортензия.
– Смысл, – несколько растерянно переспросил Мил, – как можно раскрыть смысл таких таинственных слов, как дружба, любовь, очарование, страсть?
– Ой-ой-ой, не надо так далеко, – всплеснула руками Гортензия, – Вы как настоящий поэт, уверена, сейчас можете вскружить мне голову красивыми словами, которые сложатся в длинную цепочку фраз и предложений, слушать которые можно будет бесконечно долго и так приятно, но мне нужен простой ответ. Что Вы понимаете под словом дружба, что Вы понимаете под словом нравитесь?
– Дружба, мне кажется, это духовное единение людей, общность их интересов или целей. Дружба – это прежде всего симпатия, желание оказать нужную помощь и уверенность в том, что ты ее тоже получишь в нужный момент.
– Может быть, – кивнула, задумавшись, Гортензия, – может быть. Зачем же Вам нужна моя дружба? Разве у нас с Вами есть духовное единство? Общие цели?
– Может быть, нет, но у нас явно есть симпатия друг к другу, простите меня за такую смелость. По крайней мере, она есть у меня к Вам.
– И словом симпатия Вы и объясняете термин нравиться?
– Ну да?
– И когда же она возникла, Ваша симпатия?
– В первое мгновение, как только я Вас увидел, леди Гортензия.
– Мне кажется, Вы ужасный врун, господин Мил, – сурово посмотрела она на него.
– Мне обидно слышать такие слова, леди Гортензия, я просто не умею врать. Я, как бы Вам сказать, патологически правдив.
– Как Вы сказали, «патологически»? Надо будет запомнить это слово, я всегда любила коллекционировать умные слова. Жаль, что я их быстро забываю.
– А Вы их записывайте.
Повисла пауза, затем Гортензия сурово посмотрела на Мила и произнесла:
– По-моему, Вы сейчас несколько издевательски проехались по моим умственным способностям, господин Милл И’Усс?
– Я?.. Да ничуть, просто сказал глупость.
– А с чего это Вы стали говорить глупости, уж не от общения ли со мной? Я так воздействую на Ваши умственные способности?
– Знаете, каждый влюбленный мужчина немного глупеет от своих чувств, – оторопел Мил от такого напора, пытаясь сгладить невольно создавшуюся, по его мнению, щекотливую ситуацию.
– Да? Кажется, я знаю объект Ваших воздыханий, господин Мил, – засмеялась она и остановилась.
Незаметно за разговорами они дошли до ворот Старого города, являющимися вместе с остатками старой крепостной стены по сути границей, разделяющей старый и новый город.
– Но, леди Гортензия, если Вы говорите про леди Алису, то она тут совершенно не при чем, – едва слышно произнес Мил.
Гортензия строго посмотрела на Мила и, чуть помолчав, произнесла:
– Вы абсолютно правы, господин бард, я ведь совершенно не знаю ни Вас, ни Ваши пристрастия. Просто мне на мгновение показалось, что Вы влюблены в Алису. Простите, я, как всегда, влезла не в свои дела и оказалась в дурацком положении. Вот мы, собственно, и пришли. Дальше Вам по дороге в Новый город, а мне в другую сторону.
– Мне так не хочется с Вами расставаться, леди Гортензия.
– Да? Очень странно, с чего бы это.
– Мне кажется, леди, что я влюблен в Вас.
Глаза Гортензии потемнели и стали похожи на цвет разбушевавшегося моря.
– Так, господин бард, я делаю вид, что я не расслышала Ваших слов, а Вы больше не вздумайте их повторять.
– Но, леди…
– Никаких «леди», я не верю ни единому Вашему слову, господин бард, и считаю Вас врунишкой. И так будет до тех пор, пока Вы не докажете обратное.
– Но, леди, ведь доказывать надо вину, а не невиновность. У судейских это называется презумпция невиновности.
– Я, к Вашему сожалению, никакого отношения к судейским не имею, я отношусь к хорошеньким и умненьким девушкам, которым до одного места ваши мудреные слова.
– С Вами не поспоришь, леди Гортензия, – склонил голову Мил.
– Вот и славненько, за столь хорошее поведение даю Вам шанс улучшить наши отношения, испорченные последним признанием. Приходите в десять вечера на площадь у мэрии. Там сегодня собирается вся золотая молодежь Мариины, к которой я Вас с сегодняшнего дня причисляю. Надеюсь, мэтр Буран отпустит Вас проветриться?
– Я не собираюсь его ставить в известность о своих ночных планах. Только мне вряд ли удастся исчезнуть раньше одиннадцати часов, когда у нас гасят свет, – пожал плечами Мил.
– Хорошо, принимается, у Вас есть маска?
– Конечно.
– Замечательно, наденьте ее и никому не называйте своего имени. Мы собираемся инкогнито. Это так весело. Да, захватите с собой лютню, так мне проще будет Вас узнать.
– Вы думаете, в маске, но с лютней я буду неузнаваем?
– Вот уж это не мои проблемы. Ладно, не берите в голову, по сути это не так уж важно, узнают Вас или нет, это, так сказать, дело десятое. Там не принято кого-то узнавать. И Вы, если вдруг кого-то узнаете, не спешите уведомлять об этом всех.