– А где папа?
– В Миннеаполис поехал.
– Когда вернется?
– В понедельник.
– Жаль, тогда не увидимся с ним. Мы уезжаем в Монтану, мама. Рахела молчала. Рунки расстегнула пальто.
– Значит, матерью станешь? – спокойно проговорила Рахела.
– Да, стану. И не нужно так сердито смотреть, мама. Мы уже получили свидетельство о браке. Знаю, что на свадьбу ты не придешь, но все равно пришлю тебе приглашение.
Рунки вытерла волосы полотенцем и непринужденно сказала:
– Кофейку попьем? Что-то холодно на улице.
Рахела поставила кофейник. Немного помолчав, она спросила с кухни:
– Учебу ты, значит, бросила?
– Снова начну. Кроме того…
– Кроме того – что?
– Какой толк от знаний, полученных только из книг? В мире столько талантливых людей, у которых не было университетского образования.
– Образования не было, зато у них был талант. А у тебя его нет.
Рунки засмеялась, взяла чашку с кофе и пошла на второй этаж, в свою комнату. Рахела поддерживала там идеальный порядок. Зайдешь в комнату, и кажется, что девушка, которая живет в ней, в колледже и вот-вот вернется.
Рунки заметила, что все ее вещи были выглажены. Мать принесла снизу и поставила в комнате две куклы Барби. На стене висела детская фотография Рунки: она надувает пузырь из жевательной резинки.
Рахела услышала, что наверху играет музыка – известная песня:
We had joy we had fun
We had seasons in the sun
But the hills we will climb
Where the seasons out of time
Молча Рахела поднялась наверх. Рунки сидела на полу, скрестив ноги. Усталая, грустная поза. Плачет она, что ли?
– Рунки, ты сегодня здесь будешь обедать?
Рунки, вытирая слезы, сдавленным голосом проговорила:
– Нет, мама, в полдень мы уезжаем. Приедет Том и меня отсюда заберет.
– Ты если хочешь какие-нибудь вещи свои взять – бери.
– Мама, я ничего не хочу брать. Ты можешь для моего ребенка придумать два имени, – спросила Рунки сквозь слезы. – Одно для мальчика, другое – для девочки?
Рахела, немного помолчав, отвечала:
– Мои имена вам не понравятся, Рунки. Вы сами выбирайте имя.
– Почему ты злишься, мама? Ты разве не понимаешь, что я очень далеко уезжаю?
– Ты уже давно далеко уехала. Незачем снова это понимать.
Рунки очень долго молчала.
– Мама, ты можешь, как раньше, в старые добрые времена, поцеловать меня? Пожалуйста!
XII
Нишанатх-бабу рано утром вышел из дома.
Начались осенние распродажи, и он хотел все их обойти. Старики выставляли ненужные вещи в гаражах. Цены символические, и Нишанатх с самого утра прогуливался по распродажам, это было его настоящей страстью. Среди вещей, которые он купил за последние четырнадцать лет, было даже одно пианино. Двухэтажный дом Нишанатха-бабу на М-стрит забит вещами, купленными на распродажах, – места для новых не было, но он все продолжал покупать.
Сегодня ему приглянулась одна ваза из немецкого серебра. Очень красивая работа. Стоила один доллар.
– Скинуть немного не сможете? Один доллар, кажется, дороговато.
Старик, который это выставил, удивленно произнес:
– Неужели один доллар недостаточно мало, доктор Нишанатх?
Нишанатх-бабу узнал в старике преподавателя статистики Стэнли, хотя сделать это было непросто, потому что лицо было полностью закрыто шапкой.
– Доброе утро, Стэнли.
– Доброе утро. Не хотите ли кофе? По случаю распродажи можно выпить кофе. Всего пятьдесят центов. Вторая чашка бесплатно.
Нишанатх-бабу заплатил пятьдесят центов и взял кофе.
– Как торговля?
– Неплохо. Наторговал на девять с половиной долларов. Присаживайтесь.
Нишанатх-бабу удивленно посмотрел на Стэнли. Этот человек зарабатывает около четырех тысяч долларов в месяц. Чтобы перекусить в полдень, старик тратит тридцать-сорок долларов, но как он счастлив от того, что заработал девять с половиной долларов на домашнем мусоре.
– Понимаете, я готовлюсь отправиться в дом престарелых. Продаю все вещи – освобождаю руки.
– А не рано ли готовитесь?
– Нет, пришло время уходить на пенсию. Уже года два как пора.