Счастливчики; 62. Модель для сборки

– А ты не помнишь, что я не был? Я ж к бою готовился. А когда готовишься – праздники побоку. Вспомни, я тебя предупредил.

– Теперь вспоминаю, – сказал Мохнатый. – Ты такое пропустил, Русито.

– Несчастный случай приключился, да?

– Еще какой, – сказал Мохнатый. – Старик с крыши навернулся, прямо во двор, чуть не убился. Ой, что было.

– Настоящий несчастный случай, – сказала сеньора Пресутти. – Расскажи, Атилио, а то меня страх берет, только вспомню.

– Бедняжка донья Росита, – сказала Нелли.

– Бедняжка, – сказала мать Нелли.

– Подумаешь, какое дело, – сказал Мохнатый. – Ну, собрались ребята проводить нас с Нелли. Старуха налепила равиолей, потрясных, а ребята притащили пива и пирожных всяких. Сидим, значит, на террасе, на крыше, мы с младшеньким пристроили навес, принесли радиолу. В общем, все у нас есть, гуляем. Сколько нас было-то? Тридцать, не меньше.

– Больше, – сказала Нелли. – Я считала, почти сорок. Жаркого еле хватило, помню.

– В общем, славно погудели, не то что здесь, как в мебельном магазине. Старик сидел во главе стола, рядом с ним – дон Рапо, с верфей. Сам знаешь, старик мой обожает стаканчик опрокинуть. Смотри-ка, смотри-ка, какую старуха мину скорчила. Я что – неправду говорю? А что в этом плохого? Я знаю одно: когда бананы принесли, мы все уже были косые, а старик – косее всех. А как пел, мамочка родная. Потом ему в голову ударило выпить за наше плавание, он поднялся – пол-литровая кружка в руке, – только рот разинул, а тут его кашель прихватил, он назад вот так откинулся и ухнул вниз, прямо во двор. Грохоту было – ужас, бедный старик. Ну прямо как мешок с кукурузой, клянусь.

– Бедный дон Пипо, – сказал Русито, а сеньора Пресутти достала из сумочки платок.

– Видишь, Атилио? Заставил маму плакать, – сказала Нелли. – Не плачьте, донья Росита. Ничего страшного не случилось.

– Конечно, – сказал Мохнатый. – Но шороху наделал, че. Мы все – вниз, я был уверен, что старик себе шею свернул. Женщины – в слезы, такое тут заварилось. Я велел Нелли радиолу выключить, а донье Пепе пришлось заняться старухой, с ней припадок приключился. Бедняга, как ее корчило.

– А дон Пипо? – спросил Русито, жаждавший крови.

– Ну, старик у нас потрясный, – сказал Мохнатый. – Я как увидел его – лежит на каменных плитах и не шелохнется, – так и подумал: «Ну все, остался ты, милок, без отца, сиротою». Младшенький пошел вызывать «скорую», а мы стянули со старика майку, поглядеть, дышит ли. А он первым делом, как глаза открыл, сразу руку в карман, проверить: бумажник не сперли? Старик, он такой. Потом сказал, что спину больно, но ничего, обойдется. Сдается, он был не прочь гудеть и дальше. Помнишь, старая, как мы тебя привели, чтоб ты своими глазами увидела – ничего с ним не сталось? Вот смеху-то, ей бы успокоиться, а с ней опять припадок, да пуще прежнего.

– Волнительная она у вас, – сказала мать Нелли. – Один раз у нас тоже…

– В общем, когда «скорая» подоспела, старик уже сидел на каменном полу, а мы все хохотали как бешеные. Двое фельдшеров прикатили и слушать не захотели, чтобы оставить его дома. Увезли все-таки бедного старика, не оставили, но я тоже не дал маху: когда один попросил меня какую-то бумажку подписать, я заставил его сперва посмотреть мне ухо, его иногда закладывает.

– Потрясно, – сказал Русито ошеломленно. – А я пропустил такое. Какая жалость, именно в тот день надо было тренироваться.

Другой приятель в рубашке с большим стоячим воротником вдруг вскочил на ноги.

– Гляньте-ка, кто пришел! Потрясно, ребята!

Торжественные, сверкая напомаженными волосами, в безупречных клетчатых костюмах, бандонеонисты из ансамбля Асдрубала Кресиды шествовали меж все более заполнявшихся столиков. За ними шел парень в жемчужно-сером костюме и черной рубашке, кремовый галстук был заколот булавкой в форме герба футбольного клуба.

– Мой брат, – сказал Мохнатый, хотя все присутствующие были в курсе этой существенной подробности. – Подумать только, решил сделать нам сюрприз.

Популярный певец Умберто Роланд приблизился к столу и горячо пожал руки всем по очереди, за исключением собственной матери.

– Потрясно, братан, – сказал Мохнатый. – Договорился о подмене на радио?

– Сказал, что зуб болит, – ответил Умберто Роланд. – А не то сразу вычтут денежки. Вот и товарищи мои из ансамбля тоже пришли проводить вас.

Роберто угрюмо придвинул еще один столик и четыре стула, артист заказал холодный кофе с ромом, а музыканты сошлись на пиве.

IX

Паула и Рауль вошли в дверь со стороны Флориды и сели за столик у окна. Паула едва окинула взглядом кафе, а Рауль с интересом принялся отгадывать, кто же из этой массы обливающихся потом буэносайресцев может оказаться их попутчиками.

– Не будь у меня в кармане приглашения, я бы решил, что кто-то из друзей подшутил надо мной, – сказал Рауль. – А тебе не кажется все это невероятным?

– В данный момент мне это кажется нестерпимо жарким, – сказала Паула. – Но допускаю, что приглашение подлинное.

Рауль развернул кремового цвета листок и перечитал еще раз:

– В восемнадцать часов в этом кафе. Багаж заберут утром из дому. Убедительно просят никого с собой не приводить. Все остальное обеспечивает Управление экономического развития. Ничего себе лотерея. Но почему в этом кафе, скажи на милость?

– С некоторых пор я отказываюсь что бы то ни было понимать в этом деле, – сказала Паула, – за исключением того, что ты счастливо выиграл по лотерейному билету и пригласил меня с собой, лишив раз и навсегда возможности попасть в справочник «Кто есть кто в Аргентине».

– Наоборот – это загадочное плавание прибавит тебе весу. Можешь сказать, что удалилась от света ради духовного очищения или что пишешь монографию о Дилане Томасе[7 - Дилан Томас (1914–1953) – английский поэт, прозаик, драматург.], очередном модном в литературных кофейнях поэте. Я лично считаю, что главное очарование всякого безумства состоит в том, что оно всегда кончается плохо.

– Да, порою в этом есть свое очарование, – сказала Паула. – Le besoin de la fatalite[8 - Неотвратимость рока (фр.).], как говорится.

– В худшем случае получится обычное плавание, правда, неизвестно куда. На три-четыре месяца. Признаюсь, именно это, последнее, меня и склонило в его пользу. Куда же это они могут отправить нас так надолго? Разве что в Китай?

– В который из двух?

– В оба, отдавая должное традиционному нейтралитету Аргентины.

– Хорошо бы, но увидишь, привезут в Геную, а оттуда – на автобусах по всей Европе, пока не растрясут вконец.

– Сомневаюсь, – сказал Рауль. – В таком случае они бы до отплытия расписали это на все лады. А когда отплывем – там уже другой разговор.

– Но все-таки, – сказала Паула, – что-то о маршруте говорили.

– В высшей степени туманно. И в сослагательном наклонении, так что я даже не запомнил, какие-то намеки с целью разбудить в нас природный авантюризм и азартность. Короче, бесплатное морское путешествие с учетом международной обстановки. То есть нас не повезут ни в Алжир, ни во Владивосток, ни в Лас-Вегас. Главная хитрость – оплаченные отпуска. Какой же служащий устоит? Да и тревел-чеки прими в расчет. В долларах, заметь, в долларах.

– Да и возможность пригласить меня.

– Вот именно. И узнать, излечивает ли морской воздух и экзотические портовые города от любовного недуга.

– Как-никак, а лучше люминала, – проговорила Паула, глядя на него. Рауль тоже посмотрел на нее. Так они и смотрели друг на друга некоторое время, чуть ли не с вызовом.

– Ладно, – сказал Рауль, – хватит глупостей. Ты мне обещала.

– Ясное дело, – сказала Паула.

– Ты всегда говоришь «ясное дело», когда оно как раз самое что ни на есть темное.

– Обрати внимание. Я сказала: как-никак, а лучше люминала.

– Идет, on laisse tomber[9 - Оставим это (фр.).].