Создавалось впечатление, что здесь произошло убийство, а теперь все заметают следы.
Служанки в голубой форме протирали всевозможные поверхности чуть ли не с яростью: перила, полы, стены. Позже я узнала, что в Кларендоне все, что не застлано ковром, будет многократно протерто, словно в наказание за недостаточную мягкость.
– Это из-за дождя, – пояснил Уидон, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж. – Все становится грязным.
По пути Уидон рассказал, что в Кларендоне два этажа, по десять комнат на каждом, по пять комнат в каждом крыле. Пансионеры умываются у себя, с помощью медсестер или самостоятельно, а туалет у них общий, в конце коридора. Нас в Кларендоне четыре медсестры и еще одна старшая сестра, и от меня ожидается, что я познакомлюсь и по мере сил буду уделять внимание другим пансионерам из крыла, в котором проживает мой подопечный (западное крыло, второй этаж). Уидон прибавил, что в Кларендон допускаются лишь пансионеры мужского пола из хороших семей и не принимаются мужчины из обычных либо плохих семей, а также женщины, вне зависимости от качества семьи.
– Женщин мы сюда не допускаем, – уточнил Уидон, чтобы развеять последние сомнения.
Быть может, это уточнение заставило бухгалтера по прибытии на второй этаж осмотреть меня с головы до ног. Я почти что слышала его мысли: «Мы также не допускаем сюда малопривлекательных медицинских сестер». Однако насчет последнего обстоятельства я быстро успокоилась. Навстречу нам вышагивала другая медсестра, она заполняла своими телесами почти весь коридор от стенки до стенки. Мне подумалось: неужели работа в Кларендоне заставляет женщин набирать вес? Моя коллега несла поднос с марлевыми тампонами, на ее поясе висела связка ключей. Неприветливое выражение ее воскового лица под высоченным чепцом ничуть не походило на доброжелательность Гетти. Уидон и сестра коротко переговорили полушепотом о состоянии пансионеров (выучи это слово, Энни!). Затем бухгалтер представил нас друг другу:
– Старшая медицинская сестра Мэри Брэддок. Энн Мак-Кари, преемница Бетти.
Все черты на лице Мэри как будто сползались к центру. Она взглянула на меня из этого клубка, не ответив на улыбку.
– Сочувствую тебе! – выпалила старшая медсестра и двинулась дальше по коридору.
Уидон пожал плечами с таким видом, как будто это была не самая почтительная дочь в семействе, однако ее высокое положение в фамильной иерархии оставалось неоспоримым.
– Вы должны извинить мисс Брэддок: мистер Икс – немного особенный пансионер.
Я плохо расслышала фамилию. Наверно, она какая-то иностранная.
Однако переспросить я не успела: Уидон пошел в ту же сторону, откуда появилась старшая сестра, – определенно это было западное крыло. С одной стороны коридора были закрытые двери, с другой – большие окна, выходящие на проспект Кларенс и на весь Портсмут, затянутый дождем. Так я определила, что комнаты пансионеров обращены к морю. Уидон продемонстрировал мне роскошный туалет в конце коридора, а затем остановился у последней боковой двери, негромко постучал и, не дожидаясь ответа, открыл.
И вот что меня поразило: Уидон обратился к дверному проему совсем иным голосом, исчезли прежние интонации чопорного клерка и строгого инструктора. Голос его стал почти как музыка, бухгалтер как будто агукал над ребеночком:
– Мистер Икс, здесь ваша новая медсестра, мисс Мак-Кари!
Произнося эту фразу, Уидон отодвинулся, пропуская меня вперед.
В комнате было совершенно темно.
Скрипка
1
Моя тень скользнула по прямоугольнику света на напольном ковре, затем изогнулась и взобралась по резной спинке высокого кресла.
Дальше – задернутые шторы.
И – никого в комнате.
Уидон продолжал придерживать для меня дверь. Я сделала несколько шагов. «Во что ты ввязалась, Энни?» – вздохнула я про себя. Комната была просторная, – возможно, так казалось потому, что в ней находилось не много предметов. Кровать была аккуратно заправлена. Тазик для утренних процедур стоял на полу, между кроватью и комодом, на комоде стояла большая ваза, по другую сторону размещались камин с полкой, ночной столик, стул и маленький шкафчик. В центре комнаты – вышеупомянутое кресло.
И больше ничего не было. Ни книг, ни журналов, ни картин. И воздух здесь не был напитан безумием, не было той смеси животного и человеческого запаха, к которой я так привыкла со времен Эшертона, зато я уловила присутствие вдыхаемого и выдыхаемого воздуха – так корова обращается со своей жвачкой.
– Скажите ему что-нибудь, – прошептал с порога Уидон.
– Но… Кому?
Бухгалтер нетерпеливо кивнул в сторону кресла.
И тут мне стало страшно. Ладони мои повлажнели, я провела рукой по платку на шее. Мне казалось, что это не я подхожу ближе, а само кресло медленно, точно желая скрыть свое продвижение, подступает ко мне.
Когда мы оказались рядом, я подняла глаза.
И увидела манекен.
Он сидел прямо, не проминая сиденья своим весом. В полумраке я разглядела острые скулы, непропорционально высокий лоб, но главное – орлиный, резко очерченный нос. Все остальное – тщедушное тельце, упакованное в пижаму, халат и домашние туфли, – могло бы подняться в воздух от легкого дуновения ветерка, причем внешний облик от этого не сильно бы переменился. Я вложила в свои слова больше оптимизма, чем чувствовала на самом деле:
– Добрый день, меня зовут Энн Мак-Кари, я ваша новая медсестра, очень рада знакомству, мистер… мистер…
– Мистер Икс, – удостоверил с порога Уидон.
– Но его ведь зовут не так, правда? – переспросила я.
– У него нет имени, – отрезал Уидон.
Что за абсурд! Я решила разобраться с этим позже. Манекен не шевелился, и я наклонилась, чтобы рассмотреть его лицо. В полумраке его глаза показались мне какими-то странными.
– Можно я отдерну штору, сэр? – спросила я, обращаясь к мистеру Икс.
Однако незамедлительный ответ я получила от Уидона:
– Нет. И выходите поскорее.
Бухгалтер ощутимо нервничал. Я сделала реверанс и вышла; Уидон закрыл дверь.
– Почему нельзя раздвигать шторы?
– Мистер Икс не хочет, чтобы их раздвигали. Это необычный человек, подробности мне неизвестны; доктор Понсонби вас обо всем проинструктирует.
Уидон вытирал платком вспотевшие лоб и шею, как будто мы только что выбрались из клетки с опасным хищником. И я подумала: подробности ему наверняка известны, просто он не хочет говорить.
Но ведь Уидон – бухгалтер, рассудила я. Его отношение к душевнобольным наверняка искажено предрассудками и страхами профанов, которые сталкиваются с проявлениями безумия. Разумеется, это не мой случай.
Я чувствовала, что готова приступить к уходу за мистером… мистером без имени.
2
Гетти Уолтерс отвела меня в комнату, которую мне предстояло занять в Кларендоне: сестры проживали в пяти маленьких помещениях под самой крышей.
Назвать эту комнату «скромной» – значит ничего не сказать.
Она была голая и крохотная. Зеркало вполовину моего роста стояло на комоде ровно такого размера, чтобы сбоку могла поместиться кровать. Свет проникал в комнату через окошко в скате крыши. Что ж, мне доводилось обитать в местах и похуже.
Пространства вполне хватало, чтобы втиснуть кувшин с горячей водой, губку и мыло. Мой багаж и сложенная униформа лежали на кровати. Я сняла платье, вымылась и изучила униформу. Ее составляли chemise[3 - Сорочка (фр.).], пояс с подвязками, чулки, верхняя сорочка, черное, как будто траурное, платье с пышной юбкой, нагрудник, передник с карманами на поясе, накрахмаленные манжеты и воротничок с кружевами, туфли на низком каблуке. Наличествовала также смена того, что мы надеваем наедине с собой и без чего обходимся только в полумраке супружеского алькова.