По доброй воле

Сейчас, зная, что не могу позволить себе даже думать о том, чтобы быть с ней, я захотел ее. До одури! До сумасшествия!

Алессандра тихо засмеялась, вырывая меня из оцепенения.

– Дэнни Стоун, я вбивала тебе это в голову… сколько? Достаточно долго для того, чтобы ты перестал спорить со мной. Я довольно долго работаю с тобой, чтобы заслужить доверие. И вот ты приходишь ко мне и говоришь, что можешь двигаться дальше один. Тебе не кажется, что ты торопишься с выводами после того, как тебе немного полегчало?

Она двинулась ко мне, ступая мягко, неспешно, словно боялась спугнуть. Словно я был редким зверьком, и она хотела поймать меня. Или погладить. Уж не знаю, что было в ее голове. А я представлял, как она садится ко мне на колени, прижимается ко мне грудью, ерошит тонкими пальцами мои волосы…

«Дьявол, Стоун! Ты рехнулся? Сейчас?! Именно сейчас?! Серьезно?!».

– Впереди еще много работы, чтобы ты говорил об уходе. И лучше тебе быть под надзором специалиста, чтобы ты снова себя не покалечил.

Она приблизилась достаточно для того, чтобы я услышал аромат ее духов. Цветочный шлейф, в котором я без труда распознал жасмин, который так любил.

Ох, как я наслаждался этим ароматом, пока шел по городу… до того момента, как встретил Аарона.

Ох, как же сильно мне хотелось схватить ее за талию и завалить на банкетку! Как сильно хотелось стянуть с нее узкие брюки и…

«Угомонись, придурок!».

Я покачал головой, пряча взгляд.

– Я думаю, мне больше не нужен такой крутой специалист, как ты. Думаю, обойдусь кем попроще. На свете много людей с проблемами посерьезнее, чем у меня. Да и…

«Давай, Стоун, давай! Бей! Иначе нельзя!».

В груди нестерпимо зажгло. Воздух комом встал в горле.

– …я не хочу, чтобы реабилитация затянулась. И… Ладно, давай честно. Мне не нравится, что мы переступили личные границы друг друга. Давай не будем усложнять. Ну, ты поняла… в прошлый раз… В конце концов, мы просто… доктор и пациент.

Жжение в груди стало таким сильным, что захотелось нырнуть в ледяную воду.

В кабинете повисла мертвая тишина.

Я с трудом заставил себя поднять на девушку взгляд… и едва не застонал.

Да. Я попал в цель. Вот только радости попадание не принесло.

Алессандра смотрела на меня с недоумением и растерянностью. Она не просто не ожидала услышать от меня эти слова. Они ее задели.

Руки сами потянулись к ней. Какого труда стоило не обнять ее! Не спрятать на своей груди, не извиниться за жестокие слова! Эта девушка столько времени была рядом! Она была единственным человеком, который…

Суровый голос в голове процедил:

«Которого ты к себе подпустил, Стоун. Не обольщайся…».

Она была так добра и терпелива, сносила все мое дерьмо тогда, когда другие доктора…

«Что “другие доктора”? Откуда тебе знать, что сделали бы другие доктора? Она была единственной не потому, что сама этого хотела. А потому что была нужна. Она была нужна тебе, потому что она – одна из лучших. А ты лишь пациент с травмой…».

Я ненавидел этот холодный, источающий презрение голос, но увеличил громкость, чтобы он выбил из моей головы все остальные мысли, чтобы не позволил мне сдаться.

Всю неделю я старался разубедить себя в том, что между нами с Алессандрой что-то было. Даже дружба, речь уже не шла о симпатии! Всю неделю я хотел обнять ее, раствориться в ее тепле, прижаться губами к ее волосам. А сейчас все эти желания вышли на новый уровень – на уровень жизненной необходимости!

Но я стоял, натянув на лицо равнодушное, отстраненное выражение, гасил пожар в глазах… и молился, чтобы Алессандра не вздумала ни о чем меня спросить. Чтобы не задала самый страшный вопрос: какого черта ты опять ведешь себя, как мудак, Стоун?! Чтобы не напомнила, как много сделала для меня! Чтобы не напомнила, как мне было хорошо, когда мы целовались! Как я сам целовал ее!

Чтобы оказалась выше меня. Иначе мне придется сделать ей еще больнее. А она этого не заслужила…

Алессандра молчала, пригвожденная к месту грязным, нечестным упреком! И в карих глазах все сильнее проступала золотыми крапинками боль…

Лучше бы это была злость…

Кажется, прошло сто лет, прежде чем я смог заставить себя двигаться. Алессандра была так близко, что я мог разглядеть каждую морщинку в уголках ее глаз. И понял – не уйду сейчас, не смогу уйти вообще. А потому сделал то, что должен был.

Я пошел прочь из гребаного кабинета. И уже на выходе, держась за дверную ручку, обернулся. И едва не застонал.

Девушка обняла себя обеими руками и уронила подбородок на грудь. Она смотрела в одну точку, не моргая.

– Прощай, детка.

Она лишь кивнула. И этого было достаточно.

Я вышел из кабинета и закрыл дверь, ощущая в груди неимоверного размера пустоту. Такую, что она раздвигала ребра. Она образовалась в том месте, где за прошедшие полтора года засела Алессандра, так и не ставшая до конца ни моим другом, ни моей любимой.

Но почему же тогда она заняла так много места?!

СПУСТЯ ТРИ НЕДЕЛИ

– Мистер Стоун…

– Дэниел.

– Я не вижу смысла в Ваших визитах ко мне. Вы сопротивляетесь каждому моему предписанию, спорите и угрожаете. Я не могу работать в таких условиях.

Я прищурился, глядя на мужчину немногим за тридцать. Он выглядел слишком молодо, чтобы быть ОДНИМ ИЗ ЛУЧШИХ! И как вообще это определяется?! И какого черта к лучшим сего города было так легко попасть?!

Молодой доктор смотрел на меня, выгнув брови. В его глазах застыла немая мольба. Он явно хотел, чтобы я свалил и не возвращался.

Я его достал. Конкретно достал.

Я зажал переносицу пальцами. Это был третий прием. ТРЕТИЙ! А он уже выгонял меня!

Да, прошло уже три недели с тех пор, как я вышел из кабинета Алессандры, опустив голову и пряча взгляд от окружающих. Три недели как один гребаный миг… растянувшийся в вечность. И все три недели я прятался от внешнего мира, как мог.

Мой телефон звонил каждый вечер и не по одному разу. Но я не брал трубку, потому что мой номер знали два человека. И ни с одним из них я не хотел разговаривать.

Я прятался дома, тренируя левую руку и понемногу нагружая правую. Я сжимал эспандеры Алессандры и стискивал челюсти, повторяя про себя лишь одно слово: нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Мне хотелось встретиться с Аароном и его парнями, но, стоило мне накинуть куртку, вина и стыд загоняли меня обратно вглубь квартиры. И, кажется, я херил свой шанс на работу в Гильдии, как только мог. Оставалось надеяться лишь на то, что предложение Джексона не имеет срока годности. Тем более, я так и не понял, что значит: приведи себя в порядок. Что привести-то? Тело, душу и мозги?! Все было в руинах!