Эти бурные чувства

Алая банда именовала себя семейным предприятием, но она не ограничивалась только членами семьи. Цаи были ее сердцем, но сама банда состояла из сети бандитов, контрабандистов, торговцев и посредников всех мастей, которые подчинялись господину Цаю. Те иностранцы, у которых такое положение дел не вызывало особого восторга, называли Алых тайным обществом.

– Моему отцу недосуг заниматься торговцами без репутации, – ответила Джульетта. – Если то, что вы хотели с ним обсудить, важно, я передам ему ваши слова.

Однако Уолтера Декстера, похоже, куда больше интересовала светская беседа, чем предметный разговор о делах.

– Когда я в последний раз слышал о вас, вы только отбыли в Нью-Йорк.

Джульетта поставила свечу на стол, и ее пламя заметалось, отбрасывая причудливые тени на лицо немолодого торговца и подчеркивая глубокие складки на его вечно наморщенном лбу.

– К моему большому сожалению, меня посылали на Запад только для того, чтобы я получила там образование, – ответила Джульетта, откинувшись на спинку изогнутого дивана. – Теперь я достаточно повзрослела, чтобы вносить свой вклад в семейное дело, вот меня и притащили домой, хотя я упиралась руками и ногами.

Торговец не засмеялся ее шутке, как хотела Джульетта. Вместо этого он постучал себя по виску, слегка взъерошив седеющие волосы.

– Разве вы не возвращались сюда несколько лет назад?

Джульетта напряглась, и улыбка начала сползать с ее лица. Посетители за столом, стоящим за ее спиной, разразились хохотом после какой-то шутки. От этого звука на затылке волосы встали дыбом, а кожа покрылась потом. Она подождала, когда смех стихнет, использовав эту паузу, чтобы подумать над ответом.

– Только раз, – осторожно ответила она. – Во время Великой войны[3 - Так на Западе называют Первую мировую войну.] в Нью-Йорке было небезопасно. И моя семья беспокоилась обо мне.

Но торговец не захотел менять тему. И, сочувственно хмыкнув, сказал:

– Война закончилась восемь лет назад. А вы возвращались в Шанхай четыре года назад.

От улыбки Джульетты не осталось и следа. Она откинула свои короткие волосы назад.

– Мистер Декстер, мы сидим здесь, чтобы обсуждать вашу широкую осведомленность относительно моей личной жизни, или у этой встречи все-таки есть конкретная цель?

Уолтер побледнел.

– Простите, мисс Цай. Мой сын – ваш ровесник, так что я случайно узнал…

Он осекся, заметив сердитый взгляд Джульетты. И прочистил горло.

– Я просил вашего отца о встрече, чтобы поговорить о новом продукте.

Несмотря на эту туманную формулировку, было совершенно ясно, что именно Уолтер Декстер имеет в виду. Прежде всего Алая банда являла собой преступную группировку, а преступники обычно имеют непосредственное отношение к черному рынку. Раз Алые контролировали Шанхай, логично считать, что они же контролируют и черный рынок, решая, кто будет на нем торговать, кому разрешено преуспевать в делах, а кто должен умереть. В тех частях города, которые все еще принадлежали китайцам, Алая банда не просто стояла выше закона – она была воплощением закона. Без бандитов торговцы были не защищены. А не будь торговцев, у бандитов не было бы ни работы, ни цели. Идеальное партнерство, однако ему постоянно угрожала все возрастающая сила Белых цветов. Это была единственная банда Шанхая, у которой действительно была возможность лишить Алых монополии на черном рынке, которую они создавали поколениями.

– О продукте, да? – переспросила Джульетта, рассеянно подняв взгляд. Певица ушла со сцены, свет прожекторов стал бледнее и одновременно заиграл саксофон. Облаченная в ослепительный новый костюм, на сцену горделиво вышла Розалинда. – А вы помните, что случилось, когда англичане в прошлый раз захотели внедрить на шанхайский рынок новый продукт?

Уолтер нахмурился.

– Вы говорите об Опиумных войнах?

Джульетта принялась разглядывать свои ногти.

– В самом деле?

– Но не можете же вы винить меня в том, в чем виновата моя страна?

– А что, разве так нельзя?

У Уолтера все это явно не вызывало восторга. Он сложил ладони вместе, пока на сцене за его спиной шуршали юбки и мелькала обнаженная кожа.

– И все же мне нужна помощь Алой банды. У меня большие объемы лерникрома, которые я хочу продать и который наверняка станет следующим популярным опиатом на рынке. – Уолтер еще раз прочистил горло. – Насколько я понимаю, вы сейчас боретесь за контроль над Шанхаем?

Джульетта подалась вперед. От этого резкого движения бусинки на ее платье звякнули, и звук слился с музыкой, которую играл джаз-бэнд.

Постоянная борьба между Алой бандой и Белыми цветами ни для кого не была секретом. Дело обстояло совсем наоборот, поскольку кровная вражда бушевала не только между теми, кто носил фамилию Цай или фамилию Монтеков. Рядовые члены каждого из этих кланов ненавидели друг друга с пылом и усердием, имеющими почти сверхъестественный накал. Иностранцы, впервые прибывшие в Шанхай по делам, получали одно-единственное предупреждение, причем это происходило прежде, чем они узнавали о городе что-либо еще – выбери одну из сторон и сделай это быстро. Если такой иностранец заключал хотя бы одну сделку с Алой бандой, он считался Алым всегда и везде. Его привечали на территории Алых и убивали, если он забредал в районы, где властвовали Белые цветы.

– Мне кажется, – тихо сказал Уолтер, – что Алая банда теряет контроль над своим собственным городом.

Джульетта откинулась назад. Ее кулаки под столом сжались так крепко, что костяшки побелели. Четыре года назад она смотрела на Шанхай, и ее ослеплял его блеск, смотрела на Алую банду, и ее согревала надежда. Тогда она не понимала, что Шанхай – это иностранный город в своей собственной стране. Теперь же это было ей ясно. Одним его куском правили англичане, еще одним – французы, а в тех частях, которые формально оставались под управлением китайцев, все более и более усиливались позиции русских Белых цветов. Дело давно шло к этому, но Джульетта скорее откусила бы себе язык, чем добровольно признала это в разговоре с торговцем, который ничего не понимал в здешних делах.

– Мы еще свяжемся с вами относительно вашего продукта, мистер Декстер, – сказала она после длинной паузы, изобразив на лице непринужденную улыбку. И незаметно выдохнула, сняв напряжение, которое почти до боли сдавливало ей грудь. – А теперь, если позволите, мне нужно…

В кабаре вдруг повисло молчание, и последние слова Джульетты прозвучали слишком громко. Уолтер выпучил глаза, уставясь на что-то, находящееся за ее спиной.

– Ничего себе, – произнес он. – Это же один из этих большевиков.

У Джульетты кровь застыла в жилах. Медленно, очень медленно она повернулась, чтобы посмотреть туда, куда был устремлен взгляд Уолтера Декстера, и сквозь сигаретный дым вгляделась в тени, пляшущие у входа в кабаре.

Пожалуйста, только не это, мысленно взмолилась она. Кто угодно, лишь бы не…

Внезапно все словно застлала пелена. На одну ужасную секунду ось земли накренилась, и Джульетте показалось, что она вот-вот упадет. Затем пол снова стал горизонтальным, и к ней вернулась способность дышать. Встав, она откашлялась и постаралась придать своему голосу как можно более скучающий тон.

– Монтековы эмигрировали из России задолго до большевистской революции, мистер Декстер.

Прежде чем ее кто-то заметил, Джульетта скользнула в тень, где темные стены скрадывали блеск ее платья, а мокрые доски поглощали стук ее каблуков. Но все было тщетно. Все глаза были прикованы к Роману Монтекову, который пробирался между столами кабаре. Сейчас на танцующую на сцене Розалинду впервые не смотрела ни одна живая душа.

На первый взгляд могло показаться, что посетители, сидящие за круглыми столами, поражены тому, что в кабаре вошел иностранец. Но здесь сидели множество иностранцев, к тому же Рома со своими темными волосами, темными глазами и бледной кожей мог бы остаться незамеченным среди китайцев, подобно выкрашенной в красный цвет белой розе, оказавшейся среди маков. Дело было не в том, что Роман Монтеков являлся иностранцем, а в том, что наследник Белых цветов был врагом, ступившим на территорию Алых. Краем глаза Джульетта видела, что Алые уже засуетились: они доставали из карманов пистолеты, обнажали клинки, и всем своим видом демонстрировали враждебность.

Выйдя из тени, Джульетта вскинула руку в сторону ближайшего стола, как бы говоря: подождите.

Бандиты застыли, каждая группа брала пример с тех своих товарищей, кто расположился по соседству. Они ждали, делая вид, будто продолжают вести свои беседы, а Роман Монтеков меж тем обходил один стол за другим, сосредоточенно щуря глаза.

Джульетта двинулась к нему. Прижав руку к горлу, она заставила себя проглотить застрявший в нем ком, выровнять дыхание, не удариться в панику и даже изобразить ослепительную улыбку. Когда-то Рома мог видеть ее насквозь, но с тех пор прошло четыре года. Он изменился. И она тоже.

Джульетта коснулась рукой его спины.

– Привет, незнакомец.

Рома повернулся. Мгновение казалось, что он не понимает, кто перед ним. Он смотрел на нее, и в его глазах, пустых, как прозрачное стекло, читалось недоумение. Затем до него дошло, что перед ним стоит наследница Алых, и его словно окатило ледяной водой. Губы его приоткрылись, и он чуть слышно выдохнул. Когда он видел ее в прошлый раз, им обоим было по пятнадцать лет.

– Джульетта, – непроизвольно воскликнул он, но теперь они больше не были настолько накоротке, чтобы называть друг друга по именам. Уже давно. Рома кашлянул. – Мисс Цай. Когда вы вернулись в Шанхай?

Я никогда и не уезжала, хотела сказать Джульетта, но это было не так. Ее душа оставалась здесь – ее мысли вертелись вокруг хаоса, несправедливости и жгучей ярости, которыми были полны здешние улицы, – однако ее тело для сохранности опять, во второй раз, было отправлено за океан. Она не хотела уезжать, и ей было так тошно от разлуки с городом, что она чувствовала, как у нее поднимается жар каждую ночь после возвращения с очередной вечеринки или из подпольного бара, где наливали спиртное, несмотря на сухой закон. Шанхай давил на нее, словно стальная корона, прибитая к ее голове. Будь мир другим, будь у нее выбор, она, быть может, отошла бы в сторону, отказавшись от роли наследницы криминальной империи. Но у нее не было выбора, не было никогда. Это была ее жизнь, это был ее город, это были ее земляки, и, поскольку она любила их, она давно дала себе клятву, что будет чертовски хорошо исполнять свою роль, ибо она не может быть никем иным, а только той, кто она есть.

Во всем этом виноват ты, хотела сказать она. Это из-за тебя меня заставили покинуть мой город. Моих родных, моих земляков. Мою кровь.