Сын Солнца

– Я не хочу учить этот дурацкий стих, – плакала Ника каждый раз когда мать отрывала её от любимого занятия, – Я хочу рисовать!

– Никому не нужны сейчас эти рисунки, а стих выучить надо уже к понедельнику! – была уверенна в своей правоте мама.

– Не надо это мне, – продолжала реветь беспомощная девочка, подавляя в себе робкие бесполезные попытки протеста.

– Я лучше знаю, что тебе надо, а что нет! – твёрдо решила мать.

Бедной девочке никак не удавалось хорошенько запомнить эти ненавистные несколько строчек, отчего попытки Рады становились лишь напористее.

– Не позорь меня перед другими. Выучим хорошо, наденем нарядное платье, будешь у меня лучше всех, – уговаривала Рада.

Я же никак не мог понять, чем же это чудесное дитя может опозорить свою мать. Тем что не выучит стихотворение на непонятном ей чужом языке? Она могла бы стать одной из лучших в мировой живописи, но вместо этого должна будет стать такой как все. Рада прекрасная женщина и она превосходная мать. Как и подавляющее большинство родителей, что боготворят своих отпрысков, она искренне считала Веронику уникальным и самым способным ребёнком. Рада очень любила свою дочь и всегда старалась быть ей хорошей матерью. Но в этом то и заключался весь парадокс современного воспитания. Именно из-за любви к своему чаду родители делают их годными «роботами» для системы. Желая своим детям лучшего, живущие по законам системы родители, сами того не осознавая, вместо того, чтобы воспитать в ребёнке личность, начинают штамповать идентичных себе биороботов. При этом искренне считая, что это единственный путь к счастливой жизни. Я знал Раду с самого детства. Мы с ней начали дружить ещё когда мои родители были живы. В детстве она очень напоминала Веронику. Была такая же мечтательная добрая учтивая девочка. Но именно её родители из-за своей большой любви первыми стали приспосабливать её к жизни в системе. А детский сад, школа и университет планомерно довели до конца процесс превращения доброй девочки в циничного биоробота. Она обожала любоваться каким-нибудь листиком дерева или цветочком, полётом стрекозы или жужжанием майского жука, а её научили любить дорогие вещи. Ей нравилось рисовать, творить, трудиться так, чтоб и другие могли получить удовольствие от созданного ею, а её научили работать и зарабатывать. Она мечтала о сказке и волшебстве, её научили мечтать об автомобиле, квартире и высокооплачиваемой работе с гибким графиком. Теперь то же самое она проделывала и со своей дочерью. И всё это происходило из-за извращённого сериалами и телепередачами представления о родительской любви. Из-за внедрённого через средства массовой информации в наши глупые головы неправильного восприятия мира и расстановки жизненных приоритетов.

– Тебе не кажется, что ты слишком сурова к Нике? – спросил я Раду в спальне, уже после того как она уложила дочку спать.

– Кажется, – не довольно согласилась она, – А как иначе? Завтра ей уже надо в садике рассказывать этот чёртов стих, будь он неладен, – в сердцах выдала она.

– Подумаешь, не расскажет, что из этого? Мир не рухнет от того, что она не выучит стихотворение, – искренне не понимал я её упорства.

– Думаешь, мне не жалко её? Будь моя воля, я бы вообще выбросила этот стишок подальше и не мучала бы бедного ребёнка. Но так надо… – обречённо выдохнула Рада, она была расстроена, что ей приходится быть диктатором в глазах собственного ребёнка.

– А кому это надо? Ника плачет, ты расстроена, никому из вас это не приносит удовольствия. Зачем доводить себя до истерики, лишь бы только угодить совершенно чужим людям, которым по большому счёту наплевать и на Нику и на тебя?

– Аркаим, – Рада прижалась головой к моей груди, словно ища во мне защитника, – Ты всегда не хотел мириться с существующими порядками. Но с этим ничего не поделаешь, так устроен наш мир, так растут все нормальные дети.

– Хорошо, что я не рос как нормальный ребёнок.

– Я знаю. Ты по-другому смотришь на мир, но далеко не все так могут. Большинству людей приходится жить так, как принято в обществе. И это вполне нормально.

– Это больное общество, – заключил я, поглаживая рукой её шелковистые приятные на ощупь волосы.

– Ты понравился Веронике. Мы могли бы и дальше жить вместе, – промурлыкала Рада, неожиданно сменив тему разговора.

– Боюсь это не возможно – поспешил я обрубить, чтоб подобный разговор не зашёл слишком далеко, – Мы очень скоро станем ссориться из-за всякой ерунды, а потом и вовсе возненавидим друг друга. А так у нас навсегда останутся только добрые воспоминания о нас.

– Но ведь можно хотя бы попробовать, – она оторвалась от моей груди и с надеждой посмотрела мне в глаза.

– Не надо, не смотри так – покачал я головой.

– Может ты и прав. С твоей языческой культурой и анархистическими взглядами на жизнь вряд ли вообще какая-нибудь современная девушка сможет ужиться с тобой. Но мы же можем остаться друзьями, правда?

– Знаешь, Рада, трудно дружить с человеком на которого у тебя эрекция. Я не могу смотреть на тебя без вожделения, – честно признался я.

– Я тоже, – пролепетала она в ответ.

Мы провели ещё одну страстную и чувственную ночь, отдавая себя друг другу без остатка. Наверно, где-то в глубине души мы оба понимали, что больше никогда уже не увидимся. На следующее утро мы отвезли Веронику в детский сад, а уже после попрощались и разошлись каждый своей дорогой. Она поехала на свою работу, а я пошёл заниматься бездельем. Мне было тоскливо на душе от расставания. Я ощущал боль внутри себя от осознания того, что, скорее всего, мы больше никогда уже не встретимся. Несмотря на всю свою преданность рекламно-киношным, лжечеловеческим идеалам, она всегда оставалась в душе очень хорошим и добрым человеком. Как бы жернова системы тесно её не сжимали, в ней до сих пор не умер полностью тот ребёнок, что любил этот мир настоящим. Я спросил себя, могли бы мы быть вместе, если бы я вырос в обычной «нормальной» семье. И думаю, что скорее всего нет. Мы оба сильные личности и каждый тянул бы одеяло на себя. Всё-таки в современных счастливых семьях кто-то из супругов обязательно должен быть ведомым. Пожалуй, такие люди как я и Рада могли бы быть вместе только в одном единственном случае. Если бы она, как и я, предпочитала бы всевидящему оку коловрат.

Глава 6. Обратная сторона Марса

Проснулся я от довольно странного и не знакомого мне чувства. Словно звенел будильник, но звенел не где-то на тумбочке рядом с кроватью, а прямо внутри меня. Ещё до конца не разлипнувшимися, после хорошего долгого сна, глазами я посмотрел на свою правую ладонь, по которой узкой световой дорожкой пробегали поочерёдно синяя и красная полоска. Не проснувшийся окончательно мозг принял это за галлюцинацию. Я испуганно вскочил с места, протёр глаза и внимательно уставился на свою ладонь недоумевающим взглядом. Так и есть, от запястья до самого кончика среднего пальца пробегала синяя дорожка, а вслед за ней сразу красная, будто кто-то водил по моей руке лазерной указкой. Наконец, я вспомнил про коммуникационный чип, о котором вчера говорил Лука, и единственным логичным поступком в этой ситуации мне показалось приложить светящуюся ладонь к уху.

– Ну, наконец-то! Я разбудил тебя, Аркаим? – раздался в ухе знакомый властный голос.

– Привет, Лука! – поздоровался я с голосом из моей руки и, до конца не веря в происходящее и с сомнением покосился на приложенную к уху ладонь, – Я ещё не привык к вашим технологиям, не сразу сообразил что к чему, – начал я неубедительно оправдываться как школьник, опоздавший на занятие.

– Не беда, ещё привыкнешь, – грубо оборвал Лука, – Сегодня я буду занят до самого вечера. Можешь пока погулять, ознакомиться с планетой самостоятельно. Твой нейрочип позволит тебе получить еду в любом заведении общественного питания в пределах южного полушария и пользоваться транспортными услугами. Если понадобиться какая-то помощь или просто возникнут вопросы, можешь обратится к любому менахелю. С другими расами настоятельно рекомендую не контактировать ни в коем случае. Ночью я усовершенствовал твой универсальный переводчик, теперь он работает и в обратном направлении, то есть другие тоже будут понимать всё, что ты говоришь. Вечером я выйду с тобой на связь. Вопросы есть?

– Да разберусь как-нибудь, не дурак. Постой, а как звонить или завершить вызов?

– Просто убери руку от уха.

Голос затих. Я ещё пару раз крикнул в запястье «алло!», чтоб убедиться, что связь разорвана и собеседник меня уже не слышит и только после этого опустил руку. Ну, что ж, сегодня мне предстояло заняться делом, в котором я был просто ас – бродить по городу. Я зашёл в гигиеническую комнату, сбросил одежду и обувь в урну под столом и встал под душ. Тут не было никаких вентилей, кранов или кнопок. Я потоптался на месте, соображая как воспользоваться этим чудом техники.

– Вода! – скомандовал я, решив, что тут может быть голосовое управление, – Начать! Старт! Душ! – перебирал я слова, которые по моему мнению могли бы запустить процесс мытья, но ничего не происходило.

Следовало бы спросить как этим пользоваться, но как позвонить я тоже не знал. Я стал махать руками, на случай если здесь установлен датчик, который реагирует на движение. Но это тоже не произвело нужного эффекта. Нужно думать логически, решил я. Скорее всего всё здесь управляется программой или даже искусственным интеллектом. Чтобы не расходовать ресурсы понапрасну, рациональный компьютерный разум должен выдавать воду по мере необходимости и исключительно в необходимом количестве. А значит, чтоб помыться мне необходимо начать мыться! Мысль мне показалась абсолютно логичной и я стал растирать себе голову и тело, имитируя процесс мытья в душе. Покривлявшись некоторое время, я понял, что это занятие такое же бесполезное как и кричать команды душу. Может просто закончилась вода или же душ работает только в определённые часы? Больше ничего путного не придумав, я в сердцах махнул рукой и уже потерял надежду помыться сегодня. На последок я повертелся вокруг себя, в надежде найти хоть что-нибудь что поможет мне включить душ. И, о чудо! Я обнаружил вмонтированный в стену еле заметный микроглазок. «За мной подсматривают?» выстрелила в голове параноидальная мысль, но в тот же момент микроглазок сверкнул инфракрасным, и душевая кабинка вмиг заполнилась горячим, но не обжигающим паром. Стало как в турецкой бане. Из-под микроглазка выползла трубочка. Я поднёс к ней руку, и из трубочки выпрыснуло то ли гелем, то ли жидким мылом. Густая вязкая жидкость не имела запаха, но отлично пенилась. Я покрыл всего себя с ног до головы воздушным слоем пены, после чего снова отовсюду пошёл горячий пар, стремительно смывая с меня пену. Как только вся пена была смыта, пар стал рассеиваться. За считанные секунды весь густой пар был высосан, и меня отовсюду стало обдувать тёплым воздухом. Я заметил, что трубочка под микроглазком уже успела исчезнуть. Из душевой кабинки я вышел чистый и сухой. На столике я обнаружил точно такой же комплект одежды, что совсем недавно скинул в урну, только уже стерильно чистый.

Приличные места, где тусуется элита Марса я уже видел вчера. Но чтобы полностью проникнуться атмосферой города необходимо посетить и злачные его места. Хоть Лука и преподносит их общество как высокоразвитое и безупречное, мне оно не показалось таковым. Конечно, я был впечатлён достижениями их науки и техники, но вот как люди они совсем не показались мне безгрешными. Наверняка, у них тоже есть свои бордели, притоны, бары с дешёвым тошнотворным пойлом или что-то в этом роде. Тем более он уже упоминал о марсианских проститутках. Я уверен, что и здесь есть свои наркоманы, преступные элементы и просто люди, которые не вписываются в существующую модель системы. Не может же быть так, чтобы все были довольны действующим режимом! Пусть даже они клоны, ещё до рождения запрограммированные вести себя определённым образом, должно же быть в них и что-то своё индивидуальное. Ещё Лука говорил о «повреждённых». Интересно было бы встретить и пообщаться хотя бы с одним таким. Но где и как искать места где потенциально могут собираться так называемые отбросы системы? Это здание и соседнее слева – города менахелей. Вряд ли я в них найду что-то подобное. Если это центр, то интересующие меня места должны находиться где-то на окраине. Осталось определиться, что здесь может считаться окраиной. Если вспомнить шахматную доску и учесть, что я нахожусь в квадрате Е1 – место белого короля, то, значит, мне нужно место, где располагается пешка. И лучше всего выбрать пешку максимально удалённую от короля. Поэтому я решил, что квадрат А2 идеально подходит под место, где могло бы быть марсианское гетто. Именно этот квадрат я и решил посетить.

Я поспешил покинуть свою комнату, чуть ли не бегом дошёл до лифта. И только когда двери лифта бесшумно сомкнулись за мной, с ужасом понял, что понятия не имею как им управлять. Тут не было привычных мне кнопок. По аналогии с душевой кабиной я стал искать инфракрасный микроглазок или что-нибудь, что могло бы мне помочь. Но видел везде лишь своё бесконечное отражение в идеально отполированных чистых холодных металлических стенах зеркального куба, в котором я оказался заперт. Никакого намёка на какой-нибудь «глазок» или что-то подобное. Я стоял словно в огромном гробу из металлических зеркал, только просторном и светлом. Мной стало овладевать лёгкое беспокойство, но тут двери лифта мягко разъехались в разные стороны и я увидел перед собой огромный светлый вестибюль. Я поспешил поскорее покинуть загадочную металлическую коробку, пока снова не оказался в ней запертым. Вестибюль как и вчера был заполнен менахелями и роботами. Роботы занимались своими функциями, а менахели шли кто куда, каждый по своим делам. В центре на ресепшене всей этой кутерьмой руководил уже знакомый мне Айзек. Лука рекомендовал обращаться только к менахелям, но они казались мне отталкивающе чёрствыми и высокомерными. Даже андроид Айзек на их фоне выглядел более дружелюбным и отзывчивым, к нему я и решил обратиться:

– Здравствуй, Айзек!

– Здравствуйте, Аркаим. Чем могу быть полезен? – поинтересовался он учтиво.

Айзек смотрел на меня добродушными глазами, с дружелюбной улыбкой на лице. Я снова про себя отметил, что если бы не знал, что он робот, то ни за что бы об этом не догадался.

– Ты знаешь как меня зовут, – улыбнулся я ему в ответ.

– Конечно! Я знаю практически обо всём, что происходит в квадрате Е1, – заверил он меня, – Канцлер Лука предупредил, что Вы можете обратиться ко мне и просил Вам помочь чем сумею, – снова засиял улыбкой Айзек.

– А мне он рекомендовал обращаться за помощью только к менахелям.

– Это разумный совет, учитывая то, кем Вы являетесь на самом деле. Но канцлер Лука весьма мудр! Он предвидел, что Вы обратитесь именно ко мне.

– Наверно, это логичный ход, ты же единственный кого я здесь знаю. Для меня на Марсе есть только Лука, Айзек и все остальные марсиане. Поэтому мне хотелось бы, чтобы мы обращались друг к другу на ты, не возражаешь?

– Вообще к менахелям принято обращаться на вы. Но учитывая тот факт, что Вы не являетесь настоящим менахелем, думаю это вполне приемлемо. Так чем, говоришь, я могу быть тебе полезен? – Айзек снова улыбнулся, а я снова восхитился тем насколько естественно и искренне это у него получается.

– Это хорошо, что ты обо мне всё знаешь, значит, тебе не покажутся мои вопросы глупыми. Во-первых, как работает этот чёртов лифт? – я указал пальцем на лифт и склонился поближе к Айзеку, чтобы нас кто-нибудь случайно не услышал, – Я вошёл в него и пока соображал, что мне делать очутился уже здесь в вестибюле, – не скрывал я своего изумления.

– Ты подумал, что тебе надо в вестибюль и лифт тебя сюда доставил, – спокойно объяснял Айзек.

– То есть лифт может читать мои мысли?

– Не совсем так. Он определяет по твоим мыслям место куда тебя доставить. В здании множество помещений, очень сложно запомнить что где находится. Поэтому каждый город оснащен своей собственной системой искусственного интеллекта (сокращенно ИИ), который лучше всех знаком с планом здания и протоколы безопасности которого невозможно перехитрить. Он же управляет и лифтом.

– Получается, если этот ИИ решит, что мне куда-то нельзя, то он меня туда не доставит?