Сердце вне игры

Хавьер поднял бровь:

– Тебя что-то беспокоит?

Да, хотя для нее это не стало неожиданностью.

Хавьер имел репутацию человека скрупулезного. От него было трудно что-то скрыть. Он предпочитал иметь подробную информацию о том, что его интересовало, даже о несущественных деталях. Если кто-то из его подчиненных что-то упускал из виду, он лишался своего места. Во многом благодаря такой тщательной оценке фактов Хавьер достиг таких головокружительных высот.

– В таком случае тебе должно быть известно, что мне нужно выполнять условия контракта.

– Контракт можно расторгнуть, – сказал он, и ее глаза засверкали от ярости.

– Я зарабатываю себе на жизнь, обучая детей английскому языку, – ответила Роми.

Откинувшись на спинку стула, Хавьер пристально посмотрел на нее:

– Тебе нет необходимости продолжать работать.

– А чем мне еще заниматься? Стать светской львицей и проводить дни в салонах красоты и магазинах? – Она немного помедлила. – Забудь об этом.

– По-твоему, интереснее прививать юным оболтусам любовь к родному языку и контролировать их поведение, проверять бесчисленное множество тетрадей и устраивать дополнительные занятия?

– Да, – вызывающе бросила Роми, уверенная в том, что даже к самому нерадивому ученику можно найти подход. В этом и заключается задача учителя.

– Есть люди, которые пропускают теорию, зато добиваются успеха на практике.

– Такие, как ты?

– Да, бросающие вызов судьбе. Желание преуспеть вопреки обстоятельствам дает мощный прилив адреналина, которого жаждут многие.

– Это сопряжено с большой опасностью.

– Да, но ты забыла упомянуть о наградах, – протянул Хавьер, и она подняла бровь:

– Особняки, недвижимость за границей, дорогие машины?

Уголки его рта приподнялись в улыбке.

– Ты забыла включить в этот список женщин.

– Ну разумеется, женщины, – добавила Роми шутливым тоном. – Куда же без них?

– Их было не так уж и много, – сказал Хавьер. – И я никогда не начинал новые отношения, не разорвав старые.

– Похвально.

Он дерзко улыбнулся:

– Считаешь меня легкомысленным распутником?

Роми еле заметно пожала плечами:

– Это твои слова, не мои.

Официант принес кофе, и Хавьер заплатил по счету.

Когда они вышли на улицу, в синем небе уже горели первые звезды. Роми достала мобильный, чтобы вызвать себе такси. Не успела она сообщить диспетчеру, где находится, как Хавьер вырвал у нее телефон.

Вскрикнув от неожиданности, она посмотрела на него глазами, полными ярости.

– Как ты смеешь? – Она попыталась отнять у него телефон. – Верни немедленно.

– Ты не поедешь на такси.

Роми зажмурилась. Искушение наброситься на Хавьера с кулаками было велико.

– Я поеду к отцу одна, – заявила она.

– Нет.

Пелена гнева застилала ей глаза.

– Какого черта ты мной командуешь?

Хавьер с трудом подавил желание накрыть ее губы своими и превратить ее гнев в страсть. Это произойдет совсем скоро. Нужно немного потерпеть.

Поняв, что разговаривать с ним бессмысленно, Роми направилась к обочине. Хавьер тут же ее догнал, и ее ярость усилилась.

Между ними установилось напряженное молчание, которое Роми не стала нарушать, даже когда он подошли к машине Хавьера. На мгновение ей захотелось совершить последнюю попытку протеста, но, прочитав в его взгляде угрозу, она передумала.

– Тебе нужен адрес? – холодно спросила девушка.

– Нет.

Выходит, он знал, что Андре поселился в убогой однокомнатной квартирке на западной окраине города, которая не шла ни в какое сравнение с домом, где когда-то жили родители Роми.

Она молча смотрела в окно и думала, как ее отец отреагирует на новость о ее браке с Хавьером.

Проехав внутреннюю часть города, они оказались на одной из многочисленных улиц, где обшарпанные здания из красного кирпича располагались почти вплотную друг к другу.

Ее отец скоро уедет из этой дыры, если она все сделает правильно.

Андре открыл дверь, и при виде дочери его губы изогнулись в улыбке, которая исчезла, когда из-за угла узкого коридора показался ее спутник.

– Хавьер, – осторожно произнес он.

За этим последовала неловкая пауза, и Роми обняла отца.

– Андре, – наконец кивнул Хавьер, и пожилой мужчина отошел в сторону, чтобы пропустить их в комнату, которая служила одновременно спальней, гостиной и столовой.