Застолье с визирями

– А? – недоуменно оглядывая обоих, спросил парень.

– Курдас – это переводится на русский, как «ровесник», «одногодка». Но не просто, родивший в один год. Это более глубокое значение имеет. Мы, казахи, большое значение придаем этому, можно сказать, сакральное. И дружба среди одногодков у нас особая, трепетная.

Мы же кочевники, на одном месте не сидели, дома не строили, зависели от скота, от подножного корма для него. Постоянно мигрировали. А природа суровая не только в зимние времена. И засухи были в летние периоды. Если скот погибал, голод царил тогда в Степи. Аулами вымирали. Что уж говорить тогда про детей, младенцев. Поэтому старались большие семьи создавать, по десять детей, в среднем. Но немногие из них выживали.

И еще наши далекие предки установили, что на Землю, на природные процессы очень сильно влияют другие планеты, они вызывают изменения климата и влияют на людские судьбы, человеческие события. И тогда азиатские народы создали двенадцатилетний календарный цикл, исходя из движения из оборота планет вокруг Земли.

Представь себе, земляк, каждые двенадцать лет изменения повторяются, но с вариантами! Все воспроизводится заново, все возвращается! Возобновляются и события: удачные и неудачливые годы, нужда и изобилие, войны и праздники, ибо основным принципом календаря является Циклический Повтор!

Этот календарь сформировал мироощущение кочевника, культуру взаимоотношений. Это понимание того, что добро, совершенное человеком, непременно вернется вознаграждением, если не ему самому, так его потомкам. Время, возвращаясь в новом круге, возвращает и некогда совершенное зло, создавая карусель поступков, несущих беду.

И потому карма, созданная человеком, не заканчивается его жизнью, а продолжает свой путь и предопределяет жизнь потомков!

Поэтому мы, по-особенному, радуемся своему другу, именно ровеснику. Потому что он выжил в суровых степных условиях. И потому его судьба будет похожа на судьбу его одногодков. И мы стараемся такого друга оберегать, и тогда духи ушедших предков будут и нас защищать.

Так закончил свою лекцию довольный Нурлан.

– Спасибо большое вам! Я сейчас это в своем блоге опубликую. Как интересно, Циклический Повтор у целого народа, – зачарованно повторял приезжий.

Двое мужчин задумчиво проводили взглядом парня.

– Много их сейчас к нам прибывает, – заметил Нурлан.

– Жалко их, – выдал Болат.

– Да, им сейчас нелегко. Как при разводе родителей, их заставляют молчать. Говорить не о том, что думаешь.

– Да, они, как пациенты психологических клиник. Как больные с расщепленным сознанием не могут высказываться. Это трагедия для народа.

– Расщепленное сознание? Откуда это у тебя? Раньше я не слышал такие медицинские термины от тебя, – подозрительно спросил Нурлан.

– Ладно, потом расскажу, – отмахнувшись и за улыбкой пряча свою боль, ответил Болат.

– Давай выпьем, – предложил Нурлан, все еще не отводя внимательного взгляда от собеседника.

«Ой не зря он пьет в одиночку. Медицинское слово новое в его лексиконе. Раньше обычно от него только экономические и политические термины можно было услышать», – так думал Нурлан, одновременно подмечая резкие черты лица и худобу друга.

Принесли закуску. Жаренная дымящаяся картошка с луком, разносолы, алматинские домашние компоты, черный хлеб. Сочный шашлык был уже на подходе. Все располагало для длительного и приятного застолья.

– Как домашние, как мама? По Дулату новостей нет? – участливо спрашивал Нурлан.

– Домашние нормально. Мама… – вздохнул Болат. – Новостей нет.

– Все будет хорошо. Надо верить, – передавая больше глазами уверенность, чем словами, постарался ободрить старый друг.

– Да, надеемся. Спасибо тебе за помощь! Твои знакомые, которых мне ты посоветовал, занимаются поиском. Звонят мне постоянно.

– Найдут, – уверенно повторил Нурлан.

– Расскажи о себе, что ты, как ты? Много новостей про тебя идет, про твой Проект. Есть результат уже? – увел беседу на другую тему Болат.

– Когда становишься старше, тебя больше мотивирует процесс, чем результат. Я весь в деле, в заботах, усталый, иногда больной, но счастливый, – довольный бизнесмен поделился своим открытием. – Никакого признания мне не нужно. Успешность измеряется не деньгами или отношением окружающих, а исключительно тем, насколько ты рад и счастлив.

– А давай ко мне, – продолжил Нурлан, – бросай государственную службу. Не масштаб области, конечно, но гораздо интереснее.

Болат, чуть усмехнувшись, ответил:

– Спасибо тебе, конечно! А то чиновников не охотно берут в современный демократический бизнес. В нашей псевдо-бизнес среде, где все завязано на госзаказах, они там нужны только для лоббирования интересов, чтобы используя связи, можно спокойно заходить в высокие кабинеты и им доверяя, там бы озвучивали цену вопроса. Чиновник, попадая в настоящий бизнес, теряется. Как это: не использовать административный ресурс? Как это: строить долгосрочный план развития? Мне подавай сразу и сейчас дивиденды.

– Да, это так, – рассмеялся бизнесмен.

Оба старых друга, смеялись, удовлетворенные тем, что одинаково мыслят.

– Смотрю, по-прежнему, боксом занимаешься. Это для чего? Чтобы быть в форме? – искренне продолжал расспрашивать Болат своего старого друга об его увлечении.

– Нет, это страсть и сейчас уже как награда. График уже другой, ритм жизни другой, ответственность другая, и я себя награждаю. Мы в данном возрасте сейчас на пике своих сил находимся. Время у нас ограничено. Скорость жизни ускоряется и после сорока ты не успеваешь отрывать листочки календаря. А так хочется притормозить, хоть чуток остановиться, вздохнуть, оглянуться. Но, увы…

– Да, ты прав. Как только мы добиваемся, наконец, ясности мысли, силы разума и что-то начинаем уметь и знать, знать и понимать – нас отвозят на погост. Нас убирают как опасных свидетелей, которые слишком много знают.

– Болат, не смей жить по принципу каких-то отрезков своей жизни. Вот мы придумали: до тридцати это успеть, до сорока пяти то успеть, какие-то отсечки делаем. И когда достигаем отсечки, начинаем меланхолии поддаваться.

Я не верю в возраст. Я верю в вечное движение следом за солнцем. Кажется, только теперь я по-настоящему знаю, кто я.

– А общественное, государственное? Ты не думаешь о социуме?

– В Норвегии и в Швейцарии люди не собираются покорять Луну. И живут себе, живут благополучно и счастливо. Не верю я в эти прожэкты, что с высоких трибун озвучивают. Жить надо для себя и для семьи. Это в тебе еще пока чиновник сидит. Но я очень рад, что ты из немногих, у кого есть государственное мышление.

Сейчас – в этот удивительном возрасте, когда мне больше не надо никому ничего доказывать, – я начал считать свою жизнь чертовски комфортной. Свободный человек должен объяснять что-либо лишь самому себе – своему уму и сознанию – и тем немногим, у которых есть право требовать объяснения. Я же никому и ничего доказывать не собираюсь, еще раз повторю.

Кто держит себя, тот знает перед кем ответ держать должен, – заключил успешный бизнесмен.

Болат, задумавшись, смотрел на своего старого друга. В погоне за карьерой он сам часто ограничивал себя, приходилось жертвовать многим: временем, свободой. Болат выбирал счастливое будущее, таким, как им его представляли для себя успешные коллеги. Счастливы они были в своем выборе, не ведая, куда заведет, что потеряют они по пути.

Болат в их чиновничьей системе координат оставался пока еще «братишкой» для некоторых «агашек». Чтобы стать «агашкой», многим тогда придется пожертвовать. Очень близко он видел, как успешные вельможи, дружившие многими годами, вдруг переставали общаться. Потому что внезапно один из них становился опасным для вышестоящих. И тогда же друзьям попавшего в опалу, давали знать: «выбирайте: друг или карьера».

Немногие выбирали свою свободу мышления и действий.

Остальные же предпочитали счастье, как оно трактовалось в их избранном круге.

От беседы и застолья друзей отвлек звонок на телефон Нурлана. Занятый поеданием шашлыка руками, потому что так вкуснее, он нажал на громкоговорящую связь.

– Нуреке, Ассаламалейкум! Можете говорить?

– Да, могу, с трех лет.

– Ха-ха-ха. Нуреке, Вы, как всегда.

– Неизменны звезды надо мной и нравственный принцип внутри меня.