The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография

За время интервью я собрал всевозможные документы – рекламные листовки, бюллетени фан-клубов Великобритании и США. У Брайана хранилось много лишних копий, и он отдал их мне.

В те первые дни Брайан был исключительно аккуратен и организован. Лишь познакомившись с ним поближе в 1967 году, я узнал, сколь хаотична была его жизнь. Он постоянно впадал в глубочайшие депрессии, сидел на колесах, по пустякам закатывал истерики сотрудникам и ближайшим друзьям, а потом в слезах просил у них прощения. Дважды пытался наложить на себя руки, хотя тогда это держали в тайне.

В сексуальном смысле Брайан был не просто геем, а геем-мазохистом – нарочно отыскивал парней-натуралов, чаще всего моряков, приводил их домой, угощал, поил и кормил наркотиками. Нередко это заканчивалось тем, что его избивали и обворовывали, при этом обычно пропадали материалы «Битлз». Потом его шантажировали, что лишь усугубляло его депрессию.

Я провел выходные в его загородном доме Кингсли-Хилл в Сассексе. Субботним вечером был потрясающий ужин, где присутствовал один широко известный поп-музыкант. (Сейчас он известен еще шире, но я лучше не стану называть его имени.) Перекусив, они решили, что неплохо бы для развлечения пригласить мальчиков, однако на часах было уже одиннадцать.

Брайан достал эдакую кредитку – членскую карточку, по которой можно было вызвать юношей-эскортов, – позвонил, представился и назвал свой номер. Последовала продолжительная беседа – на другом конце провода говорили, что Брайан слишком поздно спохватился, все уже заказаны, лучшие разошлись. Когда Брайан сказал, что он в Сассексе, а не в Лондоне, ему ответили, что все, шансов нет. Брайан сказал, что заплатит двойную цену и за такси, лишь бы прислали любого, кого смогут отыскать, и повесил трубку.

Я пил с ними до полуночи, а потом отправился спать. По-моему, из Лондона кто-то приехал часа в четыре утра. На следующий день завтракал я в гордом одиночестве, а около полудня поехал домой. Остальные еще спали.

Брайан не возражал, чтобы я упомянул в книге о его гомосексуальности, хотя, разумеется, мне не полагалось вдаваться в подробности.

«Битлз» тоже многого не знали об этой стороне его жизни. Ко времени нашего знакомства Брайан уже не так на них влиял. Пол взялся за организационные вопросы, основывал «Эппл», контролировал такие вещи, как, например, дизайн конверта для «Sergeant Pepper».

Они знали, что Брайан гомосексуал, и всё. Я об этом говорил только с Джоном, ему было интересно, а вот Пола эта тема, похоже, расстраивала. Брайан об этом догадывался и особенно старался угождать Полу, делая ему лучшие подарки. Сотрудники Брайана рассказали мне, что он переживал из-за отношений с Полом и на его звонки всегда отвечал первым делом.

Джон рассказал мне, что однажды провел с Брайаном ночь, – Брайан позвал его отдохнуть в Испании, и Джон оставил Синтию одну через несколько дней после рождения Джулиана в 1963-м. Об этих каникулах я в книге написал, но умолчал о том, что там якобы произошло. Отчасти не поверил, хотя Джон достаточно чокнутый и готов был перепробовать в жизни почти все. Он, разумеется, не был гомосексуалом, и эта бравада или ложь произвела бы неверное впечатление. И вышло бы некрасиво по отношению к Синтии, его тогдашней супруге.

Но к 1967 году даже Джон не слишком тесно общался с Брайаном. Осознав степень трагизма личной жизни Брайана, я предположил, что в этом отчасти виноваты «Битлз», – они выталкивали его, бросали, лишали смысла жизни, что, возможно, усугубляло его ужасные депрессии. Кажется, в книге я на это намекал. Теперь, однако, я думаю, что дело было в самом Брайане. Я как-то упустил из виду, что его отчислили из армии по медицинским и психологическим причинам после психиатрического обследования. Он это представил мне как шутку, будто нарочно все подстроил, чтобы не служить, и ровно так я и преподнес это читателям в главе 15. Сейчас ясно, что ему с самого начала требовалась помощь психиатра. До меня доходили рассказы о кое-каких инцидентах в Ливерпуле, но подробностей я так и не узнал.

Можно постулировать, что «Битлз» спасли Брайана от самого себя, продлили ему жизнь хотя бы на те лет шесть, в которые он погрузился в работу, все свои таланты, способности и энергию используя на их благо. К 1967 году он снова остался в одиночестве и вдруг обнаружил, что с самим собой ему очень нелегко.

В сентябре 1967 года официальный отчет о его смерти гласил, что причиной стала случайная передозировка, и я в это верю, хотя многие пытались доказать версию самоубийства, а некоторые безответственные писаки даже намекали на убийство – слишком много сведений о его жизни в последние дни так и не было прояснено. С точки зрения эмоциональной это был суицид, хотя вряд ли Брайан осознанно планировал покончить с собой таким образом и именно в тот момент. Но мне кажется, рано или поздно – скорее рано – это стало бы неизбежным исходом.

Письмо Пола неизвестному журналисту по имени мистер Лоу – ранняя попытка обеспечить группе рекламу

Я был с «Битлз» в Бангоре, Северный Уэльс, когда они узнали о смерти Брайана. Выходные прошли весьма причудливо. Накануне вечером мне позвонил Майкл Маккартни, брат Пола, и сказал, что они собираются куда-то в Уэльс на встречу с неким Махариши. Все началось с Джорджа и его увлечения Индией, а уж он уговорил остальных присоединиться. Майкл назначил мне встречу на платформе в Юстоне, перед отправкой поезда в Бангор. Планировался эдакий хеппенинг. Помните хеппенинги? Типичные шестидесятые. Впервые после периода гастролей битлы ехали куда-то всей группой. Интересно будет понаблюдать, решил я.

В пятницу, 25 августа 1967 года, я ехал с ними в одном вагоне: четверка «Битлз» плюс Мик Джаггер и Марианна Фейтфулл[26 - Марианна Ивлин Габриэл Фейтфулл (р. 1946) – английская певица, автор песен, актриса, очень популярная в 1960-е; ее менеджером выступал Эндрю Олдэм, менеджер «Роллинг стоунз», в описываемый период она была подругой Мика Джаггера.], все в хипповых прикидах. Очень увлекательно было смотреть на Джаггера и Леннона. Друг с другом они были насторожены, предупредительны и уважительны, но старались не вступать в контакт.

Из предыдущих бесед я знал, что Джон некоторым образом завидует Джаггеру. Не музыке, разумеется, не успеху и не славе – Джон завидовал имиджу бунтаря, который у Джаггера сложился с первых дней; Джон считал, что ему и самому полагается такой имидж. Но, возражал я, «Роллинг стоунз» потому и смогли прийти в мир, что «Битлз» сломали многие устои и правила, – «Роллинг стоунз» опирались на то, что сделали «Битлз». Джона все еще возмущало, что Брайан сделал их такими картинно-чистенькими мальчиками, – Джон стыдился, что пошел у Брайана на поводу, и поэтому, видимо, уже после распада группы не упускал случая вываляться в грязи, выставляясь гораздо хуже, чем был на самом деле.

В дороге они почти не разговаривали – разве только позже, сходив к Махариши в другой вагон, смеялись и шутили над тем, что он каждому сказал, хотя было заметно, что к услышанному они отнеслись очень серьезно.

Поездка держалась в секрете, все устроилось в последний момент, но слухи разлетелись быстро, и на каждой станции вдоль перронов стояли толпы поклонников. Как будто вернулись дни битломании. Фанаты окружали поезд на каждой остановке и совали книжки для автографов в окна и двери – они сорвали банк, редкостный случай увидеть столько кумиров разом. Почти все покорно расписывались, за исключением Джона, который заявил, что ему все это надоело. Изредка, если поклонник совсем уж расстраивался, я подписывал его книжицу вместо Джона. Надеюсь, на «Сотбис» нашли способ отличить настоящие подписи от фальшивых.

В тот вечер в Бангоре мы все отправились в город перекусить. Была уже глубокая ночь, и в провинциальном городишке нашелся лишь китайский ресторан. Когда принесли счет, выяснилось, что ни мне, ни остальным денег не хватает. «Битлз» денег с собой не брали, словно королевская семья, а тут оказались без привычных помощников и ассистентов, которые предусмотрительно носили их кошельки.

Официант-китаец занервничал, подумав, что мы уйдем, не заплатив, но тут Джордж неожиданно водрузил босую ногу на стол. Он снял сандалии и внимательно изучал подошвы. Спереди была прорезь, из которой он извлек двадцатифунтовую бумажку, – этого достало с лихвой, чтобы заплатить за ужин. Оказалось, он засунул в сандалию деньги на всякий пожарный месяцы, если не годы назад и до того вечера напрочь об этом забыл.

Новость о смерти Брайана пришла в воскресенье, после долгой беседы битлов с Махариши. Тогда они отнеслись к этому известию весьма равнодушно, чем сильно задели семью Брайана, однако тут отчасти повинен Махариши, который утверждал, что смерть почти ничего не значит. Битлы нередко так откликались на подобные вещи. Пол однажды по-дурацки пошутил насчет смерти матери – не из жестокости, а из страха. По свидетельству друзей, Джон после гибели матери изображал безразличие.

Смерть Брайана стала переломным моментом, концом эпохи, последней главой в истории битломании, хотя тогда мы еще не понимали, что и группе отпущено немного времени. Все, впрочем, думали о том, что принесет новая эпоха. Помню, Джордж Мартин говорил, что, по его мнению, они не смогут обойтись без организатора, без человека, на которого можно опереться. Им всегда нужна будет помощь.

Что касается битлов, все, что они делали и думали в 1967 году, я детально описал в третьей части книги (главы 28–34), и добавить тут особо нечего. Я тогда понимал: все, что я записываю, мгновенно устаревает. Они никогда не стояли на месте, меняли точки зрения, одежду, интересы – постоянно появлялось что-то новенькое.

Сложнее всего было разговаривать с Джоном. Я часами торчал у него дома в Уэйбридже, молча плавал с ним в бассейне, поглощал пищу, сидел в маленькой гостиной в тишине – только старенький телевизор что-то бубнил в углу, мерцая экраном. В конце концов, видя, что сегодня беседа явно не состоится, я откланивался и приходил на следующий день в надежде, что Джон будет разговорчивее. С Синтией он мог так жить неделями. Не выходя из состояния ментальной погруженности. Вряд ли это из-за наркотиков, хотя в ту пору он очень много курил, и вряд ли из-за медитаций. Он просто то и дело надолго отключался от мира. Сейчас кажется, он ждал, когда придет Йоко и снова запалит в нем жизнь.

При желании он все еще выступал самой сильной личностью в группе, хотя доминировал уже меньше. Он позволил Полу контролировать многое, втягивать группу в новые проекты, например «Magical Mystery Tour», и допустил, чтобы Джордж заразил всех индийским мистицизмом.

Даже на частной вечеринке, посвященной «Magical Mystery Tour», веселом и шумном празднике с друзьями, родственниками и сотрудниками, Джон был какой-то подавленный. Мы все вырядились в маскарадные костюмы. Я был бойскаутом, а моя жена гёрлскаутом – выглядело жалко и указывало на отсутствие фантазии. Джон великолепно смотрелся в костюме грязного рокера, точь-в-точь как десять лет назад. Он пару минут поговорил с моей женой о книгах, а после этого сидел в оцепенении.

Дома и в голове он хранил кучу незаконченных песен, недописанных стихов, поначалу возился с ними, но быстро терял интерес. Насколько я помню, он месяцами подступался к «Across the Universe» и вариациям на эту тему. Раз в несколько недель наигрывал или напевал мне одни и те же фрагменты, так и не продвинувшись с нашей последней встречи.

А проще всего было разговорить Пола. Он был энергичен, проницателен и, в отличие от Джона, хотел нравиться – ну, по большей части. И за это я его не критикую. Я не считаю это пороком, хотя некоторые пытались усмотреть в таком поведении ехидство и презрение. Джон порой очень зло насмехался над щенячьей угодливостью Пола. Но парадокс был и остается в том, что ужасное отношение Джона к людям, его грубость и жестокость внушали окружающим любовь к нему, а вот мягкость и приветливость Пола вызывали подозрения в расчетливости. Пол всегда думает о последствиях и просчитывает результаты поступков, но в итоге сам себя загоняет в угол, поскольку нередко все получается совсем не так, как он задумал. Я думаю, он от природы отчасти не уверен в себе, потому и старается чрезмерно, работает как проклятый. Вдобавок он очень болезненно относится к критике – Джон-то пропускал ее мимо ушей.

Когда я работал над книгой, Джорджем владела одержимость, и говорить с ним было крайне затруднительно. Уже тогда времена расцвета «Битлз» были ему ненавистны – он хотел навсегда их забыть и жить дальше. Они все были в таком состоянии, но у Джорджа это проявлялось острее. В годы «Битлз» он вырос больше всех. Легко забыть, каким юным он начинал – зеленым семнадцатилетним пареньком. Долгие годы от него отмахивались – подумаешь, ребенок. Джон выступал явным лидером – он был на три года старше, а на раннем этапе это много значило, и Джорджа он совершенно затмевал. Вероятно, Джон и Пол с самого начала видели в Джордже не только искусного гитариста. Они гордились, как старшие братья гордятся младшим, что он так хорошо играет на гитаре, а к 1967 году их гордость переросла в восхищение – не только прекрасными песнями, которые он теперь сочинял, но и его познаниями в индийской музыке и культуре, и усердием, с которым он учился играть на ситаре. Впервые в жизни Джордж стал лидером и вел группу своим примером – не командуя и не помыкая.

Визиты к Ринго получались странноватые. Неугомонный и встревоженный, он бродил по своим владениям. Дома он был эдаким Энди Каппом[27 - Энди Капп – персонаж одноименных комикс-стрипов (Andy Capp, с 1957) Реджа Смайта, лодырь, неряха и домосед с севера Англии.], как Джон и в отличие от Пола, который благодаря дружбе с Джейн Эшер приобрел привычки среднего класса.

Мне думается, Ринго беспокоило будущее. Дни гастролей миновали, и он знал, что в студии его барабанная дробь уже не так важна – тем более теперь, когда появлялись новомодные синтезаторы. То и дело Пол сам садился за барабанную установку, чтобы объяснить, чего хочет. Джон и Джордж уже пресытились битловской жизнью, Пол хотел потянуть время, считая, что они еще многого не сделали, а вот будущее Ринго было туманно. Он слегка поиграл в кино, но в остальном не знал, чем заняться.

Нила Эспинолла и Мэла Эванса, первых гастрольных менеджеров, которые оставались постоянными консультантами и помощниками «Битлз», часто спрашивали, кого из битлов они больше всего любят. Вопрос без ответа, но вполне естественный. Все битлы были так многогранны. Публике казалось, что «симпатичнее» всех Пол и Ринго, хотя я часто встречал людей, которые работали с ними и вечно стонали. В отличие от Джона и Джорджа, эти двое в кулуарах бывали невыносимы, вдруг могли решить, что какой-нибудь помощник или торговец ими пользуется, – особенно если речь шла о деньгах. Джона и Джорджа деньги заботили мало.

Джону было не занимать оригинальности, я это всегда понимал, но от природы Пол был гораздо одареннее. Музыка жила в нем постоянно, и он был наделен способностью извлекать максимум из своих талантов. Джордж был гибридом Джона и Пола – оригинален и талантлив, но иначе, нежели они оба. В отличие от них троих, Ринго был непритязателен, лишен интеллектуальных претензий и не питал иллюзий касательно своей работы и значимости. Он здраво смотрел на вещи и был очень смышлен и остроумен.

Я предвкушал беседы со всеми битлами, но, пожалуй, больше всего мне нравилось общество Джона и Пола. Их интересовала и моя жизнь, и окружающий мир, с ними можно было поговорить на насущные темы – если, конечно, встреча не приходилась на один из тех дней, когда Джон играл в молчанку. Как ни странно, им обоим не хватало простой человеческой болтовни, отчего, видимо, подле них временами и возникали странные люди с нелепыми идеями.

Их жизнь за последние десять лет была настолько экстраординарной, что меня интересовали все их наблюдения и замечания, даже самые наивные. Они долго жили вдали от повседневности и о реальной жизни знали мало. Джон, например, не умел звонить по телефону. За него столько лет звонили другие люди, что он забыл, как это делается.

Они были как образчики иного биологического вида, пришельцы с другой планеты – они смотрели на вещи не так, как мы, обладали чистыми, незамутненными умами и, однако, повидали и пережили такое, о чем мы можем только мечтать. Удивительно, но в них не было высокомерия – ни касательно своей музыки, ни в отношении славы. Они искренне верили, что каждый, если приложит усилия, достигнет всего, чего пожелает. Им ведь удалось – неясно, отчего другие не могут добиться того же. Вся политика «Эппл», пусть идиотская и чокнутая, основывалась на принципе: помоги другому – и он поможет сам себе. Они считали, что образование и любое обучение – пустая трата времени. Они сломали все правила, хотя люди их уверяли, что им ни за что не удастся; они приехали из Ливерпуля, они пели так, как они пели, и считали, что остальные тоже так могут.

Они постоянно что-то искали, особенно Джон и Джордж, но не знали, что именно, и после лихорадочных лет битломании ощущали в жизни пустоту. С тех пор такое чувство настигает любую суперзвезду, а может, и любого миллионера, выигравшего в тотализатор, бинго или лотерею, если, конечно, у него есть хоть какие-то мозги.

Меня тоже спрашивали, кто из битлов мне нравится больше. И я отвечал, что мой любимый битл – тот, с кем я общался последним. Нил и Мэл всегда говорили так, и поэтому я хотел наблюдать за битлами вечно, а не переходить к будничной фиксации истории на бумаге.

К началу 1968 года я все еще брал интервью и собрал заметок на сто пятьдесят тысяч слов. Книгу о британских университетах я почти позабыл. Сначала думал опять изменить название на «Выпуск 1968-го», потом решил вообще плюнуть. К тому же начались студенческие забастовки и демонстрации, и переменилась сама суть университетской жизни.

Я занимался только «Битлз», хотя по-прежнему откладывал момент, когда надо было сесть за письменный стол. С громоподобным успехом вышел альбом «Sergeant Pepper» – он изменил представление о «Битлз» у тех, кто все еще полагал их преходящей модой. Все менялось, не хотелось ничего пропустить, однако было ясно, что скоро настанет пора остановиться и оформить уже собранный материал. На каждом альбоме «Битлз» с 1963-го до 1968-го было что-то новое. А вдруг я сейчас брошу – и упущу новый поворот в развитии музыки?

Увлекательнее всего было на Эбби-роуд. Джон, дома вечно сонный, преображался, переступая порог студии. Работая с Полом, он словно оживал. Если не мог закончить песню, Пол ему помогал. Оба оставались самими собой, каждый творил собственную музыку, но оба как будто поднимали друг друга к высотам. А если заходили в тупик и две музыкальные темы не склеивались, как в «A Day in the Life», приходил Джордж Мартин и все сплавлял воедино.

Обычно Джон и Пол после обеда собирались у Пола на Кавендиш-авеню в Сент-Джонс-Вуд, уходили на верхний этаж, где примеривались к новым идейкам, пришедшим в голову одному или другому. Все очень неформально, в дом забегали и зависали близкие друзья и родственники, делались перерывы на яичницу, тосты и чай. К вечеру ехали в студию на Эбби-роуд неподалеку, туда приходили Джордж и Ринго, и все становилось серьезнее. Во время работы посторонних туда не пускали.

Джон и Пол на обратных сторонах конвертов и на клочках бумаги записывали последние версии текстов или вариации песен, над которыми работали, и отдавали Ринго, чтобы тот был в курсе дела. По ходу что-то в песне менялось, что-то добавлялось.

Под конец сессий, уже утром, я подбирал эти обрывки – спрашивал, можно ли их взять, они же явно больше не нужны. Битлы никогда не возражали. Куча таких заметок попросту выкидывалась – пусть уборщики сметут. Сами битлы не хранили ни сувениров, ни вырезок, ни бумажных клочков. Жизнь годами летела так стремительно, что им было не до коллекционирования мусора.

Я знаю, что Пол и Джордж уже в зрелом возрасте жалели об этом и пытались собрать свое прошлое. Я отдал Джорджу оригинал «Blue Jay Way», написанный в Калифорнии на оборотной стороне чьего-то письма. Джордж думал, этот документ навсегда потерян. А Полу я отдал его план «Magical Mystery Tour» – Пол записал его в 1968 году для моей книги, объяснял суть своей идеи, но в книгу это все не поместилось. Моя коллекция заметок, подаренных ими лично, сильно поредела после того, как наш дом обокрали, – я лишился пластинок с автографами битлов. Наверняка воры даже не поняли, сколь велика ценность похищенного. Я часто думаю, где-то теперь моя коллекция, и потому пристально слежу за аукционами «Сотбис». Теперь я жалею только, что мало клочков подобрал с пола в студии.

Еще я жалею, что не очень-то аккуратно вел записи, особенно в период создания «Sergeant Pepper». Во время интервью по домам у битлов я сидел с блокнотом и по горячим следам писал все, от и до. Но в студии, или когда они собирались вместе, или когда мы все обедали, я старался быть мухой на стене, надеялся, что буду выглядеть просто человеком, который по случайности вечно крутится рядом, а не писателем, что с утра до вечера выведывает, как они живут. Затем я мчался домой (к счастью, всего в десяти минутах от Эбби-роуд) и быстро печатал все, что произошло за вечер. У меня до сих пор лежат кипы этих заметок – перечитывая сегодня эти плохо напечатанные, с кучей ошибок опусы, я местами их даже понять не могу.

И жалко, что я не пользовался диктофоном. Вообще никогда – и очень глупо. Воспользовался магнитофоном один раз, в начале шестидесятых, – на громадный «грюндиг» размером с дом записывал интервью Уистена Хью Одена. Интервью не удалось, его так и не напечатали, я в этом винил магнитофон и решил впредь пользоваться только блокнотами. Мне казалось, расшифровка интервью – лишняя работа, надо заново все переслушивать, а мы же понимаем: по большей части то, что мы говорим, даже один раз не стоит слушать, а уж дважды – тем более. С блокнотом я редактирую на лету, записываю только то, чем планирую потом воспользоваться, экономлю время, но при этом набрасываю заметки про обстановку, про то, как люди выглядят, про их повадки, речевые особенности, – на магнитофон все это не запишешь. Такова была моя гипотеза, и я строго ее придерживался. Увы. Ах, если б я пользовался диктофоном в те полтора года с битлами, их родителями и друзьями, сейчас я обладал бы бесценным сокровищем.

Память играет с нами занятные шутки. Как-то раз я обедал с Нилом Эспиноллом, и мы вспоминали о той ночи, когда проводились фотосъемки для «Sergeant Pepper». Я помнил, как костюмы привезли к Полу домой, – в памяти запечатлелось, как битлы их примеряли. Нил сказал, что нет, и костюмы доставили прямо в фотостудию на Флад-стрит. Я кинулся рыться в своих заметках, но этой мелочи там не обнаружилось.

Дебаты о том, как должен выглядеть конверт «Sergeant Pepper», длились неделями. Джордж хотел, чтобы много-много фигур были одеты как гуру. Пол желал включить людей от искусства – Штокхаузена, например. Джон требовал мятежников и злодеев, вроде Гитлера, но, судя по моим записям, от Гитлера его в последний момент отговорили. На протяжении фотосъемок картонная фигура Гитлера стояла в сторонке по стойке смирно.