– Куда?
– Не знаю, просто в один день собрала вещи и ушла.
– Как, просто вот так ушла? Ей было куда идти?
– Да в том-то и дело, что не было. Квартиру ведь она продала, деньги были вложены в наше нынешнее жилье. Вроде бы они даже с отцом судились из-за этого.
– Судились? Почему?
– Ну, – замялась Карецкая, – просто квартира была оформлена только на папино имя.
– Как так получилось? – изумилась я.
– На одного собственника было проще оформить, как я поняла. К тому же папа брал деньги в долг, и это было своеобразной гарантией кредиторов.
– Что за ерунда? А кредиторы не думали о том, что твой отец может завтра же пойти и продать эту квартиру или переоформить ее?
– Понятия не имею. Так мне рассказывал папа. И то же самое он сказал и Алисе, когда оформляли документы. Она его любила, вот и не стала спорить.
– То есть она отдала ему все деньги от продажи квартиры? И даже расписку не взяла?
– Нет, – покачала головой Лиза. – Поэтому суд и решил, что на квартиру она на имеет никаких прав. И Алису выписали.
– Просто шикарно! – воскликнула я, пребывая в состоянии легкого шока. – Получается, что твой отец оставил бедную девушку бомжом?!
– Вроде бы он отдавал ей потом деньги, – возразила Карецкая.
– Он вернул Алисе все деньги, которые она вложила в квартиру?
– Насчет всех не могу точно сказать. Меня в подробности не посвящали. Но я точно знаю, что папа никогда бы так подло не поступил! – воскликнула девушка взволнованно.
– Ясно, – никак не могла прийти я в себя от только что услышанного. – А после ухода Алисы ты с ней еще виделась?
– Нет. Возможно, папа с ней общался, но мне об этом ничего не известно. А несколько лет назад появилась Илона. Папа даже жениться снова собрался.
– А как ты думаешь, кто настолько ненавидит твоего отца, что мог решиться на убийство? Кроме Алисы, разумеется. Но ее с нами не было.
– Не знаю. До сегодняшнего дня мне вообще такое не могло прийти в голову!
– И все же факт остается фактом: кто-то очень сильно не любит Егора Алексеевича. И этот кто-то находится в кругу близких вам людей.
– Рита, когда я думаю об этом, мне становится страшно. Я не знаю, как мне теперь с ними общаться. Разговариваю, а у самой внутри сомнения копошатся. А еще ведь работать вместе дальше нужно.
– Да уж, представляю твое состояние. Но все тайное рано или поздно становится явным. Уж поверь мне. Помню, в детстве со мной произошел один смешной случай. Но это сейчас, спустя много лет, это кажется смешным. Тогда же мне было вообще не до смеха. Я всегда была махровой отличницей. Отметки, кроме пятерки, для меня были неприемлемы. И вот, во втором классе, в конце учебного года, когда уже закончились все контрольные и оценки были выставлены, я решила, что мне больше нет смысла ходить в школу. Дома я сказала, что у нас уже начались каникулы, а подружке из класса, что заболела. И все бы ничего, но дня через два мама, возвращаясь с работы, столкнулась на улице с нашей учительницей.
– Как Рита себя чувствует? – поинтересовалась она у мамы. – Выздоровела уже?
Мама сначала растерялась, но, к счастью, быстро сориентировалась и ответила:
– Уже лучше, спасибо.
Придя домой, мама спросила:
– Риточка, а когда, говоришь, у вас начались каникулы?
– С понедельника, – ответила я, ничего не подозревая.
– Вот как? А я только что встретилась с твоей классной, и она сказала, что все еще учатся. А ты – на больничном. Интересовалась твоим здоровьем.
Не помню уже, чем закончилась эта страшная история. Наверное, хорошо. До сих пор удивляюсь, откуда во мне, скромной отличнице, взялись тогда способности к такого рода махинациям, и еще больше удивляюсь, куда они подевались. Иногда такой талант, надо заметить, был бы очень кстати.
Лиза улыбнулась.
– Да уж, могу представить твое состояние в тот момент, когда все раскрылось. У меня бы сердце в пятки ушло и дар речи пропал. Всегда была ужасной трусихой.
На столе ожил мой телефон. На экране высветился смутно знакомый турецкий номер. Я взяла трубку:
– Эфендим[33 - Efendim – используется при ответе на телефонный звонок в значении «да», «слушаю».].
– Селям, джаным![34 - Selam canim! – Привет, дорогая!] – услышала я приятный мужской голос. – И что? Я так понимаю, что звонка бы я не дождался?
– Мурат! Привет! Рада тебя слышать. Не поверишь, я как раз хотела тебе звонить.
– Конечно, не поверю. Уже столько дней прошло. Ни слуха ни уха.
– Ни слуху ни духу, – поправила я. – Но твой вариант мне тоже нравится. Как дела? Чем занимаешься?
– Все нормально. Отдыхаю, с друзьями встречаюсь. А зачем ты мне хотела звонить? Просто так, я надеюсь?
– Вообще-то не совсем просто так, есть несколько вопросов.
– Каких? Надеюсь, касающихся нас с тобой?
– Ну, если считать, что «нас с тобой» – это как мы вместе будем выяснять обстоятельства покушения на убийство, то тогда да.
Мурат присвистнул.
– Ух ты, ничего ж себе у тебя там движуха. И все самое интересное без меня, естественно.
– Вот поэтому я и хотела с тобой встретиться, чтобы твоя жизнь тоже малиной не казалась.
– Тамам[35 - Tamam – ладно, хорошо.], – рассмеялся Мурат. – Только предлагаю поехать поговорить куда-нибудь подальше от центра. А то что-то устал я от этого шума. Тишины хочу, тишины.
– Где же ты в наше время да еще и в мегаполисе тишину найдешь? Если только в близлежащую деревню сбежать.
– В деревню, конечно, мы пока не поедем. Хотя, честно говоря, я уже давно подумываю об этом. Вся эта пропаганда городских псевдоидеалов ни к чему хорошему не приведет. Давай в Бююкчекмедже[36 - B?y?k?ekmece – район в европейской части Стамбула, расположен на окраине города на берегу одноименного озера и Мраморного моря.] что ли съездим, по набережной прогуляемся. Заодно и поговорим.
– С удовольствием! Сто лет там не была.