Курят их солдаты и матросы.
Покупайте, пожалейте сироту меня согрейте
Видите, ноги мои боссы.)
Услышав первые слова песни, Ба остановилась. Не отрывая глаз со стола, нож в ее руке замер.Тут и руки затряслись, и Ба села на табурет.
Я начал понимать что немного перебор. Ба смотрела на меня в упор и из с глаз потекли слезы. Берри задушевно продолжали.
– Налей, – выговорила Ба.
Я метнулся к холодильнику.
– Валерьянка у нас в холодильнике?
– Ну, ты бы сразу и сказала. Я думал водки.
Ба опрокинула рюмку с валерьяной, я побежал и выключил музыку, как бы они еще чего такого не спели.
– Ты где это взял? Арабская твоя морда.
– Ба, да на базаре, тебе купил, в чем проблемы?
– Проблемы?! Не, мне нравится твое «в чем». Проблемы могут быть, потому отдашь мне, я припрячу.
– Ба, не 20 год, всем по барабану, венгерский диск. Все нормально.
И тут понеслось, как всегда.
– У нас в местечке жил аккордеонист, звали его Мойша, или Мишка, хромой был. Он ходил по праздникам и свадьбам со своим аккордеоном.
Эту песню он пел, когда все уже были навеселе.
– Не понял?
– Ну, когда начинались танцы, он играл че-нить веселое, как все говорили, давал гопака .Потом все доходили до цугундера, и намечалась драка. Тогда Мойша затягивал эту песню, каждый куплет он пел на разных языках.
– А на разных зачем?
– Это были тридцатые годы, мы жили в небольшом городе, во дворах жили люди разных национальностей, в основном русские, украинцы, евреи, молдоване. Так вот, Мойша пел на всех языках, и народ успокаивался, уж не знаю, почему она так на них действовала. Но самые задиры были евреи, как напьётся так начинается: «ты меня уважаешь?!» Потом уже тут, в Алма-Ате, сидел на Никольском базаре один безногий, но пел на русском. Ну-ка, еще раз поставь.
Я поставил стрелу на диск.
Ба вернулась к готовке, и уже довольная подпевала.
Купите, койчен , койчен папиросн
Трукэнэ фун рэгн нит фаргосн
Покупайте пожалейте сироту меня согрейте.
Видите ноги мои босы.
– После войны, я писала тети Бети, и спрашивала за Мойшу. Его угнали в Германию, там и сгинул в газовой камере. Хороший был парень. Только у этих сестёр текст немного другой.
Из майсов моей бабушки или хлеб.
Моя дочь, которой пять лет, за любое действие всегда требует компенсацию в виде сладкого. Сегодня мы пошли к педиатру и, естественно, после похода к врачу пришлось идти через супермаркет. Пока она вертела шоколадные яйца в огромной коробке, я взял с хлебной полки длинный багет. На улице:
– Па, отломай мне кусочек хлеба.
– Голодная? Сейчас обедать будем.
– Па, ну отломай, быстрого хлеба хочется.
– Почему быстрого?
– Да он как-то быстро съедается.
В начале 80-х годов у нас в Алма-Ате произошло событие, которое было-таки событием. А именно во Дворце спорта проходила международная выставка пекарей хлеба. Итальянцы, японцы, французы и еще пара кап. стран поставили свои хлебопечки и пекли. Для народа это было удивительное событие. Потому как французы пекли багеты и бесплатно раздавали длинные горячие батоны. Очередь стояла с пару километров.
Длинный багет был диковинкой.
Дело было летом, и мы с дружком каким-то образом туда попали. Мы обежали всю выставку, особенно постояли возле японцев, которые готовили пирожные удивительных в то время форм и размеров.
Простояв очередь, мы урвали по паре батонов. Весело жуя и удивляясь новому вкусу хлеба, мы прыгнули в автобус.
– Ба, привет, смотри что я привез! – я схватил батон и, как саблей, размахивал хлебом.
– Не маши хлебом, положь на стол.
Ба встала над багетом.
– Где ты это взял?
– Выставка Ба, капиталисты хлеб пекут, свой.
Ба взяла багет и взвесила на руке.
– Баловство какое-то, он же ничего не весит, он пустой, только корка.
Ба взяла нож и отпилила край, который половиной рассыпался на крошки в ее руках.
– В войну пекли похожий, много дрожжей, потом желудок болит, и ни намазать на него, и ни помакать. Ерунда. Это не хлеб.
– Ба, а что хлеб?
– Пойди в магазин да посмотри.