Инго и Инграбан

– Никому бы не спасти тебя от руки моей, чудовище! – вскричала она. – Едва ты сразил отца, как уже готовишь позор дочери. Счастлив ты, что возле меня находится праведник. Ты хвалил мои красивые щеки, посмотри, понравятся ли они тебе теперь.

С быстротой молнии она выхватила нож из-под одежды и нанесла себе по лицу зияющую рану. Хлынула кровь. Вальбурга снова подняла на себя нож, но подбежавший Готфрид вырвал у нее оружие Ратиц разразился тяжкими проклятьями, схватил кружку, чтобы бросить ее в девушку, но покачнулся, упал на землю, сраженный медом и гневом. Сорбы собрались вокруг своего начальника, а Готфрид со стариком увели раненую девушку в ее хижину и постарались унять текущую кровь.

На следующее утро в хижине Мироса сидел Инграм, склонив голову на руки. На коленях он держал меч, отданный ему хозяином, а стоявший перед ним Мирос рассказывал об исходе вчерашней попойки и о ране девушки.

– В гневе своем она лишила бы себя жизни, но чужеземный посол вырвал у нее нож. Напрасно, однако. Честнее погибнуть от ножа, чем от палицы Ратица.

Инграм вздрогнул и схватился за меч.

– А как поступил бы ты, если бы пленница грозила тебе ножом? – спросил Мирос.

– Если бы она погибла от доблестного, совершенного над собой поступка, если бы мой меч поразил Ратица, я был бы свободен и счастлив, – пробормотал Инграм. – Но теперь меня гнетут чары, рассеянные на моем пути серебром и песнями враждебных христиан. Бог, властно правящий чашей, отказал мне в помощи. Мне опротивела жизнь и у меня нет желания возвращаться домой.

– Оставайся у нас, – посоветовал сорб. – Привыкнешь к нашим обычаям. Ратиц построит тебе хижину. А если пожелаешь женщину с рассеченной щекой, то, может быть, он подарит ее тебе.

Инграм улыбнулся.

– Сможете ли вы забыть, что я убивал ваших воинов? Может ли существовать мир между вами и мной? Нет, Мирос, иначе советуют мне жены судеб. И ты полагаешь, что он убьет ее?

– Как же ему еще поступить?

– Так скажи ему, что я вызываю его на бой между вашей и нашей границей на шестой день от сегодняшнего.

– Сам объяви ему эту весть, если у тебя есть желание расстаться с солнечным светом. Ты тоже под его рукой, и если он отпустит тебя, то это означает, что его смертельный враг свободно уезжает от него. Прежде всего позаботься о собственном благе.

– Ты говоришь разумно. Я или уйду от вас, или совсем не уйду. Пусть боги решат мою участь. Как вижу, твой повелитель сведущ в искусстве пить. Но пусть поставит он свою судьбу против моей в игре в кости. Снеси ему эту весть. Еще раз померяемся в мирном бою. Он поставит девушку и выигранного вчера коня, а я…

– А ты?

– Самого себя. И свободно уйду или останусь пленником.

Сорб сделал шаг назад и раскрыл рубаху, сказав:

– Тебе известно, кто нанес мне этот удар? Подумай об этом воин. Мне было бы стыдно сознаться, что раб нанес мне этот удар.

Инграм подал ему руку.

– Ступай, чужеземец.

Сорб с неудовольствием ушел, а Инграм склонился головой на стол.

Через некоторое время на дворе раздались шаги вооруженных людей и вошел Ратиц, сопровождаемый своими воинами.

– Горячий же ты игрок, – хриплым голосом произнес он. – Первое состязание предложил я, второе – ты. Истинно, высоко ты ценишь себя. Но конь и девушка приятнее мне, чем ты, и я неохотно выполняю твое желание. Но мои воины требуют, чтобы я не отвергал твое предложение. Условие: одна игральная кость и кинуть надо один раз.

– Если я проиграю, то ты получишь за меня выкуп, – сказал Инграм.

– При оценке мы почтим тебя как воина, – подтвердил Ратиц. – Поклянемся!

Они взяли мечи и произнесли клятву.

– Если у тебя есть человек, – продолжил Ратиц, – игральной кости которого ты доверяешь, то произнеси его имя.

– Мой хозяин Мирос, – сказал Инграм.

Мирос отошел в угол хижины, вынул кости из ящика и положил их на стол. Потом бойцы отошли в сторону и прошептали каждый свою молитву.

– Первым пусть кинет потребовавший игры, – сказал Мирос и вложив кость в чашу, дал ее Инграму.

Бледно было лицо туринга, так же как и лицо Ратица. В хижине воцарилось безмолвие. Инграм тряхнул чашей и выбросил игральную кость.

– Пять! – вскричал Мирос.

– Удачно, – сказал Ратиц и кинул.

– Шесть! – вскричал Мирос.

Крики торжества раздались в хижине. Все отошли от Инграма. Несколько мгновений стоял он, наклонив голову. Затем отстегнул свой меч и бросил его на землю.

– Ты мой! – сказал Ратиц, положив ему на плечо руку. – Принесите ивовых прутьев и свяжите ему руки.

…Перед хижиной, где находилась Вальбурга, стоял монах. Его истощенное тело дрожало под лучами теплого утреннего солнца, но мыслями он постоянно стремился к христианской девушке. Ему первый раз в жизни приходилось ухаживать за женщиной и он чувствовал блаженную радость, то улыбаясь себе, то печально и сокрушенно посматривая на небо.

Готфрид услышал невдалеке звон железа и поспешные шаги. Перед ним появился вооруженный Ратиц, а среди его воинов – безоружный, с поникшей головой и связанными за спиной руками Инграм. Ратиц указал на солнце.

– Далек твой путь, юный посланец, а вид твой неприятен моему народу. Кончена игра, начатая в моем доме. Боги даровали мне славу и победу. Но если ты похвалишь меня перед твоим епископом, то готов я исполнить предложенное тобой вчера. Дай чашу и возьми пленницу.

– Хочешь ли выслушать ответ епископа на твой вопрос?

– Говори.

– Ты желаешь отправить послов на запад, ко двору короля Карла и требуешь, чтобы епископ доставил им провожатых и пристойный прием у повелителя франков. Если я правильно выразил твою мысль, то подтверди это.

– Уже много месяцев я не думал о посольстве. Мои воины не опасаются могущества франков. Где их рать? Мы не видим ее.

– Если ты изменил свои намерения, то говорить нам не о чем.

Готфрид отошел в сторону, но Ратиц продолжил:

– На тонких же весах взвешиваешь ты слова человека, чужеземец. Быть может нам угодно отправить послов, а быть может – нет.

Готфрид молчал.

– Не поручится ли человек, которого называют Винфридом, что при дворе повелителя франков ласково встретят моих воинов и удовлетворят их требования?

– Нет, – твердо оказал Готфрид. – Требования твои неизвестны повелителю моему. Все зависит лишь от государя Карла. Епископ может лишь содействовать, что твоих послов выслушают.

– Ты мало сведущ в обычаях порубежников, – сказал Ратиц.