– Сильно обиделся?!
– Живи как знаешь! – без холодка, без эмоций, бросил он. – Это твоя жизнь.
– Ну возьми хоть на дорожку… полтишок сверху?!
– Лишнее это.
– Оденешься как человек. Где врачам занесешь, … на таблетки останется?
– Я все сказал.
– Ну и вали! Майданутый на всю голову. Три извилины! Плакатики, все лозунги таскал! Сам виноват! В Европу со свиным рылом захотели. У вас в Хохляндии наверно все такие. Но имей ввиду, – грозно добавил он, – ляпнешь, где… меня никто не видел, я от всего откажусь, сам на себя статью накатаешь.
– Не переживай! – усмехнулся Данила. – Не ляпну.
Данила неспешной походкой пошел к калитке. Неожиданно увидел быструю тень, отделившуюся от дома. Его на выходе догнала Лида. Они шли по улице молча. Девушка куталась в теплый серый платок из ангорской шерсти.
– Вот уезжаю я! – выдохнул останавливаясь Данила.
– А бог троицу любит, – потянулась она к нему губами.
Поцелуй был томный тягучий и очень горячий.
– Так получилось Лида!
Девушка была выпивши и расслаблена и льнула к нему всем телом, и он понимал, что она очень ждала его сегодня. Готовилась. И он думал об этом непрестанно. Он считал часы. И она считала. И все было бы у них ночью прекрасно и замечательно! Пожалуй, особенно замечательно. Они бы нашли, что-то новое необычное. Потратили себя так, что зашли бы минус. Нащупали дно удовольствий, а может оседлали вершину. И все что случилось за столом, было большой нелепицей и ему так не хотелось уезжать в эту сырую прохладную ночь. Но сделать он ничего был не силах, и она понимала, что он не может и не просила, а только слезы изредка катились из ее глаз. Он не видел этого, только ощущал это по мокрым щекам и заложенному носу и легкому всхлипыванию.
– Он, конечно, догадается, – уткнувшись к нему шепнула Лида.
– Брат?
– Ага! Да и пускай! – всхлипнула она чуть сильней. – Что с того!
– Наверное!
– Я не могла не проводить! Ты только не забывай меня! – чуть слышно промолвила она и голос у нее дрогнул, сломался.
– И ты меня!
Он прижал ее крепче и не видел ее лица, только ощущал ее горячее взволнованное дыхание.
– Я нет! – шепнула она и это прозвучало торжественно.
– И я нет!
Он нашел и поцеловал ее в дрожащие влажные от слез ресницы.
– Кораблики! – произнесла Лида отрешенно и это было странно.
– Какие кораблики? – переспросил он.
– Прощание Славянки! У меня всегда так! Когда навсегда!
Темная ночь в доли секунды поглотила кутающуюся фигуру девушки. Стало невыносимо жалко ее, себя и весь этот несуразный бестолковый мир.
Путь до вокзала занял больше пяти часов. Окна не светились. Стук армейских ботинок эхом отдавался от стен. Скучные старые здания разбавил мрачный и величественный дом Гарденина построенный больше 300 лет назад. От его желтых облупленных стен пахло привидениями и призраками. Не вовремя вспомнилось как Лида рассказывала что есть предание о привидении-женщине, которое связано с бывшим имением царского генерала Звегинцева. По легенде, оно ходит с отрубленной головой, носит ее в руке и охраняет фамильные генеральские сокровища.
Легко вдохнулось только когда Данила вышел к Драматическому театру и Казанской церкви. Тут уж до вокзала было рукой подать.
Схватка с мошенниками
Ночевка на жестких вокзальных сиденьях, после военных передряг, не показалась чем-то особенным, но волнения, воспоминания и обиды, не давали полностью расслабиться. Только в поезде он вдруг почувствовал, как ему тяжело, но эта была не физическая боль. Колесные пары стучали о стыки как незримый метроном.
Данила смотрел в окно. Поезд поторапливался, очевидно, нагонял время. Шумно, как бешенный поток, пролетали встречные составы. И вновь: леса, березы, околки, сосновые рощи, телеграфные столбы, … а вдали убранные поля, черные куски пашни, далекие трактора, окруженные стаями птиц. Проехали Усмань, Липецк, Елец. Казалось, Данила уже был здесь. А может, и не уезжал никогда. Он, несмотря ни на что, ехал в другую жизнь. Ехал, стремился и верил, хотя его там наверно никто не ждал.
Наконец, отойдя от окна, он решил поосновательней устроиться в плацкарте. Народу было не много. Напротив, сидела девочка лет девяти и водила пальцем по айпаду. Она ехала с отцом, интеллигентного вида лысоватым человеком, профессорской внешности. Не успел поезд покинуть пределы города, как они распаковали из фольги, красиво приготовленную домашнюю курицу. Тушка была обильно приправлена чесноком, истекала коричневым маринадом, а желто-золотистая корочка светилась на солнце. Запах в купе стоял соответствующий. В животе противно до боли забурлило, и Данила, перешел на свободную торцевую сторону. Там он забрался на вторую полку и решил слегка вздремнуть, когда услышал добродушно воркующий голос нового пассажира. Могучего телосложения толстяк, зашел в купе, и небрежно закинул наверх сумку, с багажно-аэрофлотской биркой. Пассажир, поймав его взгляд, почтительно поклонился военному. Данила ответил подобной любезностью.
– Отдыхайте, отдыхайте! Я вам не помешаю, – промолвил грузный и чопорный господин. Спустя пять минут он освоился и ласково подмигнул девочке:
– Любишь фокусы?
Девочка заулыбалась в предвосхищении чуда. Толстяк достал колоду почти новых карт, неуклюже роняя, с трудом собрал их с пола, сдувая невидимые пылинки.
– Вот раззява! Сейчас! Сейчас! Может быть получится. Надо только вспомнить. Тебя как звать?
– Лена.
– Сколько тебе лет?
– Скоро 12 будет, … а пока девять.
Толстяк, от неожиданности, безудержно засмеялся. Достал платок, вытер глаза и опять засмеялся.
«Хороший мужик, добрый! – подумал Данила. – Таких сразу видно! Повезло с попутчиками!».
– Вот! Бери Леночка, любую карту из колоды и засовывай обратно. Куда угодно. Можешь даже потасовать. Вот так. А теперь! … Але оп!!! – он звонко щелкнул пальцами вытаскивая одну из них, – Она?
– Нет!!! – недоуменно вытянулось лицо у девочки.
– А вот так!! – он, как бы из-за ее уха, достал новую карту.
Девочка счастливо засияла и захлопала в ладошки:
– Она! Она! А как вы сделали?! Расскажите пожалуйста!
– О-оо! дорогая! Фокус никогда нельзя раскрывать! Ведь это же волшебство! Тайна за семью печатями.
Толстяк хитро улыбнулся, подал руку ее отцу и представился: