– А почему печку кирпичом не обложишь, все же тебе говорят?
– Кхе! Такую красоту портить глиной! Спи, давай!!!
– Доброй ночи…
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —
После обеда благополучно миновали поворот на Горно-Алтайск. Чуйский тракт блестел как мамин маникюр. Однако две огромные фуры, нагоняя жути, валялись на обочине.
На посту полицейский c красным носом и огромными c изморозью усищами вежливо предупредил нас, что по метеосводкам к вечеру погода испортится, – будет метель…
– Дорогу пока не закрыли. Машина, конечно, у вас отличная. Но будьте осторожны! – полицейский c явным любопытством пытался рассмотреть кожаный салон в приоткрытое окно.
– Спасибо! Э! как вас там?! – мама бесцеремонно закрыла окно и хорошенько даванула на газ.
– Петр! Петр Семенович! – понесся вслед за нами полицейский, грузно тряся брюшком.
– Чего?! – мама резко затормозила, открыла дверь.
– Петр я, Семенович! – добежал он, сильно запыхавшись.
– Еще раз спасибо вам, Петенька!!! – мама одарила нового поклонника лучезарной улыбкой. Хлопнула дверью. И мы покатили дальше…
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
Через час остановились на бензоправке c кафешкой…
– Пойдем, котик, кофе попьем, – мама накинула на плечи норковую шубку, порылась в сумочке, – кушать хочешь?
Я сидела, оцепенев, буквально боясь пошевелиться. Отчего-то защемило внутри. Будто c кем-то или c чем-то прощалась…
Этого ощущения не объяснить. Но дальше… c первым моим шагом на снег… я понимала, что… в общем, не важно… кофе так кофе…
На стоянке «примерзло» прилично машин: и многотонные грузовики, и простенькие «фургончики», джипы разных «калибров» c прицепами, старенькие ржавые легковушки…
Ну, вполне очевидно, что дальше по дороге «цивилизации» нет. Даже навигатор мужским бархатным голосом подсказал: «Через сто метров – тупик. Поверните налево». Как говорится: последний «форпост» жизни…
В помещении кафе было многолюдно, душно. Густо пахло спиртным. Посетители явно и уже давненько решили, как следует «встретить» праздник. Всюду гирлянды, мишура, громкая музыка. Все столики заняты, липкий пол от разлитого пива, по-дурацки прибитые рога какого-то бедного животного на стене. Правда, по телеку – показывают биатлон. Это я люблю…
– Хай! – я протиснулась к барной стойке поближе к телевизору.
– Чего желаете!? – выскочил из дальнего угла юркий бармен, сияя всеми прыщами на корявом лбу.
– Мне… – недоговорила я… обернувшись на новую волну шума… мою маму пытался облапать какой-то толстый «мужлан» в нелепой ковбойской желтой шляпе.
Схватил крепко за локоть.
Мама что-то проговорила «ковбою», но он только осклабился.
Размахнулась сумочкой, да и врезала ему вскользь по жирной роже…
Пьяный зал притих…
Толстый разозлился, совсем залапал мою бедную маму. Я уже начала соскальзывать со стула, чтобы двинуть ей на выручку…
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
– Нельзя ли повежливее?! – кто-то сзади перехватил руку «ковбоя».
Даже музыка c телевизором отключились сами собой. Наступила гробовая тишина.
И тут я увидела его…
Наверное, мужчину моей будущей взрослой мечты…
Среднего роста, поджарый, шатен. Немного длинные волосы перетянуты сзади на шее в небольшой пучок. Скуластое обветренное лицо c едва заметным намеком на алтайскую национальность. Красивые тонкие пальцы c ухоженными ногтями. Кожаные добротные коричневые ботинки, темно-синие потертые джинсы, необычного покроя свитер cо швами наружу, модными заплатками на локтях и странным рисунком какого-то индейского вождя c разноцветными перьями. Совершенно спокоен, уверен в себе…
Конечно, ни к одному типу классификации мужчин по мнению маминых подружек он не подходил: не «офицер», которых любит тетя Оля; точно не «олигарх», обожаемых тетей Людой; не «спортсмен»; да и «неудачником шахматистом» его тоже нельзя назвать; и уж тем более не «козел» – как мой папочка, бросивший нас c мамой, когда я еще не родилась. Наверное, больше всего он похож на дядю Лешу, бывшего мужа тети Люды.
Дядя Леша так и остался «загадкой» для всех особей женского пола, каких я знаю. Тоже был спокойным, невысокого росточка…
Однажды тетя Люда накричала на дядю Лешу, вернувшегося поздним вечером из дальней командировки.
– Представляешь, Свет! – сплетничала мама c тетей Галей на кухне. Я нечаянно подслушала, – Людка наорала на Леху! Ты же знаешь, наш Людок и так-то… дак еще особо сложно «переживает ПМС»! «Вынеси», говорит ему, «мусор»!
– Ну, и он что?!
– А он только и ответил, да спокойненько так: «хорошо, дорогая»! взял пакет и в одних шлепанцах, в минус тридцать, вышел за дверь, и больше его никто и никогда не видел.
– Надо б в полицию! – мама перестала даже резать мясо.
– Нашелся через год! Толик помог. У него там какие-то связи в ФСБ. В общем, Леха в Ванкувере!
– Где, где?!
– Не знаю, – тетя Галя перестал жевать бутерброд, – то ли США, то ли Канада! Представляешь?! Ну, Леха! Короче, работает дальнобойщиком, и на его имя записан участок земли в два гектара!!!
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
Жирный «ковбой» отпустил маму, отступив шаг назад…
Но зал засвистел, заулюлюкал, требуя продолжения.
Мама сгребла меня в охапку, и мы быстренько спрятались за елочкой у самого выхода.
– O! Посмотрите-ка! Мать честная! Индиец!!! Настоящий! – к «ковбою» вернулся, не без помощи пьяных дружков, хмельной гонор, – а ты не видел, что на входе написано: «Краснокожим вход запрещен»?!!! и сам расхохотался своей глупой шутке.
Мой незнакомец, мой мужчина и мамин защитник медленно, и так, я бы сказала, хладнокровно, оглядел весь зал. Посетители кафе, – все как на подбор «мордовороты».