Детектив из Мойдодыра. Том 2

Пиво оказалось неплохое, честно разбавленное, но холодное, и вскоре меня снова начало трясти.

– На глоток оставишь?

Рядом со мной стоял насупившийся дядька в каком-то невообразимом пальто и строго смотрел мне прямо в глаза.

– Что? – переспросил я.

– На глоток оставишь? – повторил он, кивая на кружку. – Если оставишь – я постою тут, подожду. Если нет – дальше пойду.

Я протянул ему оставшееся пиво.

– Дядя Паша, – представился он, вытирая дряблые щеки. – Меня здесь все знают.

Я кивнул. Отрываться от дерева не хотелось. Не хотелось и слушать поучительные истории, которыми жизнь дяди Паши была, несомненно, богата.

– А ты не местный, – сказал дядя Паша. – Я здесь всех знаю.

Я взглянул на него неприветливо.

– Командировочный я, из Челябинска. Монтажник высочайшей квалификации. Падал сотни раз… Теперь и я тебя знаю, и ты меня. Годится?

Что-то блеснуло в его спрятанных за мешками глазах.

– Если бутылку возьмешь – можно у меня присесть. Я здесь рядом живу, а жена как раз ушла. – Он понизил голос и доверительно сообщил: – Ты не бойся, мне много не надо. А тебе пиво не поможет, только хуже будет. Вон, как колотит. Водку-то прямо тут, в ларьке у Тамарки можно взять.

Я снова оглядел его с головы до ног, но на этот раз с нескрываемым интересом.

– А жена надолго ушла?

– Насовсем ушла, – пояснил он. – По уважительной причине.

– Так это же здорово! – обрадовался я. – То-то тебя здесь все знают, дядя Паша. А не отравит Тамарка-то?

5

Когда я проснулся, было еще темно. В носу зудела простуда, а может, это организм отгородился защитным барьером от миазмов дяди Пашиной берлоги.

Он воспринял мой ночлег, как нечто, само собой разумеющееся, принес заиндевевшую раскладушку с балкона, а потом добавил и матрац, наверное, за то, что ему удалось рассказать. Он рассказывал о своем падении торопливо, захлебываясь словами, ежеминутно ожидая, как, по-видимому, было уже не раз, что его перебьют, оборвут и, недослушав, затеют хоровое пение или драку.

Я терпеливо выслушал всю его жизнь вплоть до вчерашнего дня, и он проникся ко мне благодарностью, воплотившейся в матраце.

И все же оставаться навсегда у дяди Паши не хотелось, но нарваться на пулю в городе не хотелось еще больше. Третий вариант: обратиться за помощью к Александре Петровне мог плавно и ненавязчиво перейти во второй.

Имелся, конечно, довольно простой и почти стопроцентный выход из сложившейся ситуации: позвонить Чарику или Костику и сообщить, что один их беспокойный общий знакомый попал в аварию и нуждается в неотложной помощи. Не позднее, чем завтра, в Краснореченск прибудет бригада реаниматоров, с которыми совсем не страшно открыто пройтись до вокзала вдоль дымящихся развалин, называвшихся когда-то улицей Победы. Но такая операция, конечно же, не пройдет незаметно для Клина, потом о ней узнает Наташка, и с «Мойдодыром» придется покончить навсегда.

Ради «Мойдодыра» стоит рискнуть и еще раз прокачать Александру Петровну.

Ни один из трех вариантов, которые я так уверенно тасовал, лежа на койке гостиничного номера, не состоялся. Вопрос о цели моего прибытия раскрылся довольно однозначно. Неизвестно, за что, но зачем – понятно и даже очень. Прибывшего уничтожить!

Другой немаловажный вопрос: насколько здесь замешана хлебосольная и чувствительная зеленоглазая мымрочка Александра Петровна Кравченко.

Позавчера она узнала все, что пожелала. Поначалу я пытался немного поскрытничать, но потом, тронутый ее заботой о моем желудке, выложил все. Что-то из моих знаний ей не понравилось, она отправила меня в гостиницу с глаз долой и махнула платочком. Огонь!

Правда, кроме нее я довольно тесно общался с парочкой, засевшей в Алешкиной квартире, с Галиной Сергеевной и с приемщиком багажа, но для них я остался абсолютно неизвестным. Чьим-то племянником, чьим-то двоюродным братом или просто на редкость тупым пассажиром, не догадывающимся, что улица Победы начинается прямо от вокзала. Они могли меня хорошо запомнить и даже подробно описать, но не могли знать, где я поселился. Хотя вполне возможно, что при желании найти в Краснореченске инкогнито из Петербурга не сложнее, чем в городе N. Вряд ли здесь гостиниц намного больше, чем институтов, но все равно, кто-то должен был проинформировать. Братва, к нам едет ревизор, в натуре! Достаем пушки и мочим!

И тут появляются в гостинице эти отутюженные Бобчинский и Добчинский. Они отличались от тех, что гоняли меня вместо мяча по городу, как будто носили футболки разных команд. Они тоже участвовали в открытии сезона, но с другой целью: поймать, а не убить. Вполне вероятно, что их послала зам. городничего Александра Петровна, чтобы предупредить последующие события. Так могли бы сразу сказать, не дожидаясь ведра с помоями.

Ну, и, если бы Александра Петровна захотела меня грохнуть, она бы реализовала свой замысел гораздо деликатнее, женственнее, без шумовых эффектов и общегородской показухи. И без пельменей. Мне, во всяком случае, почему-то так кажется.

Это – довод в ее пользу. Все остальные – не в ее.

Я с трудом дождался десяти утра, быстро и бесшумно оделся и выскользнул в прихожую.

Моя куртка, кажется, уже не менее известная народу, чем костюм королевы бразильского карнавала, висела на вбитом в стену гвозде. На удивление, ее никто не спер, несмотря на то, что квартира дяди Паши запиралась музейным замком, который запросто смог бы открыть даже ребенок, посмотревший хотя бы один видеофильм.

Я не успел обрадоваться. Ботинки бесследно исчезли. Без ботинок все мои планы и надежды рушились окончательно. Такого коварного удара от Александры Петровны я не ожидал и обессилено присел на табурет.

– В кладовке лежат. Я ночью ходил и споткнулся. Чуть не упал.

Он стоял на холодном полу босыми худыми ногами, которые узловатыми побегами росли из мятых семейных трусов – бывший мастер-наладчик контрольно-измерительной аппаратуры, успевший в тридцать пять лет поделиться опытом почти со всем Союзом. Ему с благодарностью пожимали руки директора шахт Кузбасса, Донецка и Заполярья, наливали коньяк в высокие кабинетные чарки, и он до сих пор помнил их всех по именам. О нем никто не помнил, даже свои. Его отовсюду вычеркнули, так он обозначил вчера свой нынешний статус.

– Спасибо, дядя Паша.

Я открыл соседнюю с туалетом дверь и с нескрываемым восторгом влез в ботинки. Еще я обнаружил в кладовке висящий на плечиках темно-синий плащ, старомодный, холодный и коротковатый, но вполне в приличном состоянии.

– Жена покупала, – прокомментировал он мою находку. – Восемь лет назад на концерт в Челябинск ездили. Вот, с тех пор висит. Вроде, как память. Если просто так взял – положи обратно.

– А если не просто? – спросил я с надеждой. – Поносить не дашь, дядя Паша?

– Поносить дам, коли не долго. А насовсем – не дам. Может, еще сгодится.

Я одел и с сомнением повертел далеко торчавшими из рукавов кулаками.

– Мал он тебе.

– Мал, дядя Паша, – вздохнул я. – Зато не так в глаза бросается. Ну, в смысле, хулиганы не отберут.

– Не отберут, – согласился он. – У меня даже в Челябинске не отобрали. – Он наморщился, вспоминая последнюю веху своей нормальной жизни, и вдруг с надеждой спросил:

– Как думаешь, можно в нем на работу ходить? На мне он получше будет. А пальто у меня совсем худое.

– Можно, дядя Паша. Была бы работа.

– А я поищу. Меня раньше брали. Федотыч банщиком приглашал.

Я усмехнулся.

– В женскую хоть баню-то приглашал?