Цемент течет как вода, или Почем фунт лиха
Григорий Григорьевич Федорец
Непридуманные приключения русских студентов на летних каникулах в провинциальном городке.
В одно ранее летнее утро жгучее желание заработать немного денег и сделать легкую встряску застоявшемуся молодому организму привело четверку парней на промышленную базу строительного управления.
Хотя молодые люди и были студентами разных вузов, их объединяло давнее знакомство, которые в юные годы порой принято считать дружбой. Молодость, пожалуй, тем и хороша, что с юношеской пылкостью окрашивает все вокруг в жгучие краски джунглей и с присущим этому прекрасному возрасту темпераментом, определяет приятельство в дружбу, а приязнь и сексуальное влечение в страстную любовь. Молодость разбухает от эмоций. Но, увы, затухают вулканические страсти, мы стареем, становимся осторожней и сдержанней, авторитетно именуя это ОПЫТОМ, и становимся обыкновенными обывателями. Где те пылкие стремления и мечты? Где грандиозные прожекты и фантастические планы? Их нет. Вместо них, наша жизнь нагружается квадратными метрами жилой и полезной площади; в нею угрюмым дредноутом вплывают капитальные гаражи с погребом и без; уныло громоздятся по углам стиральные машины «Вятка» и электроплиты «Исеть».
Но, вернемся к нашим героям. Все это еще у них впереди. А, сейчас они смущенно топчутся у закрытых ворот базы, ведя умные переговоры с бдительным сторожем, одноруким дядей Мишей. Тот, задавая каверзные вопросы, пытается выведать у юношей наличие корысти столь раннего посещения. Но, как говорил один мудрец «все конечно». Прекращается и этот экспресс-допрос. Появляется новое лицо. День субботний и олицетворение верховной власти на суверенной территории это дежурный мастер. Он царь и бог на все выходные. Возникнув неожиданно, как пресловутый чертик из коробки, мастер вносит свежую струю в затянувшийся диалог поколений:
– С чем пожаловали, молодые люди? – дружелюбно интересуется он, отпинывая ногой очумело гавкающих шавок, аборигенов проходной каждого уважающего себя предприятия. Из четверки выделяется тот, что побойчее и, смущаясь от важности своей роли, изрекает:
– Мы насчет работы. Слышали, что по выходным здесь можно поработать. Разгрузить там чего-нибудь или еще …
Мастер скептически оглядывает страждущих трудовых подвигов и, хитро сощурив свои по-монгольски узкие глазки, говорит:
– Братцы мои, вам сказочно повезло. Нам сегодня в тупик загнали 2 вагона с цементом. Надо их по-быстрому разгрузить. Я было хотел наших грузчиков вызывать, а тут вы. Работа – класс! Несложная, а главное ДЕНЕЖНАЯ, – по буквам припевает он последнее слово.
– Вы, я вижу ребята молодые. Поди студенты?
– Да, мы на каникулах, – отвечает неформальный лидер.
– Ну, и прекрасно. Справитесь запросто. Считайте, вагонов два. Каждый закроем рублей по сто шестьдесят. Это по сорокульнику на нос. Умножаем на два. Итого по восемьдесят рябчиков. Ощетинитесь, справитесь за день. Цемент пришел свежий. Прям с завода.
И, тут он изрекает фразу, которая явно претендует, чтобы остаться в памяти народа:
– Цемент, он ведь, братцы мои, течет как вода. Бери лопату и греби. На лодке плавали? Ну, и отлично. Двинули за мной. Все покажу на месте. Кстати, меня Палычем зовут.
Минут через десять, вся группа, вдоволь наскакавшись через препятствия из куч кирпича, штабелей досок и завалов бревен, оказывается перед высокой насыпью железнодорожного тупика с двумя огромными вагонами для перевозки сыпучих грузов. Вагоны стоят напротив узкого, как амбразура, проема в бетонной стене склада.
– Цемент разгружать доводилось? – бодро интересуется Палыч. Прочитав на молодых лицах отрицательный ответ, оптимистично продолжает:
– Не беда. Умного мало. Объясняю. Берешь лоток. Вон, гляньте, они у склада сбоку валяются. Подсовываешь его под «сосок» бункера. Потом хватаешь кувалдометр. Вот он, у стенки лежит. И, сбиваешь заслонку замка. Она открывается, и цемент попер. Только успевай прогребать в склад. Если он слабо сыплет из бункера, тогда этим же кувалдометром сбоку по вагону лупишь. И, все дела, братцы мои. Как вагончики разгрузите, не забудьте подмести габариты путей. Не робей, паря! Ежели что, я здесь недалече. Кликнет. Верхонки и лопаты найдете в складе. Да, поторапливайтесь, а то мне железка простой вагонов запишет. Все, я пошел.
И, Палыч, по-козлиному перепрыгивая через рельсы, скрылся за складом.
Наши герои, немного посовещавшись, решают, что для начала разгрузят один, а если не сильно устанут, то и за второй вагон примутся. Дальнейшее, как мы увидим, точно соответствовало поговорке: «А, как все красиво начиналось! В Москву звали …».
Студенты по-молодецки сбрасывают рубашки и работа закипает. Правда, уже в первые минуты, обнаруживаются некоторые шероховатости в гладких объяснениях Палыча. Сбитая кувалдой заслонка грохает на всю округу, вспугивая дремлющих на крыше склада голубей. Из могучей «груди» монстра на колесах выплескивается горка цемента весом с полтонны. Она накрывает лоток. Но, цемент не течет веселой струйкой. Не бурлит и весенним дружным потоком, сколько не молотят по стенкам вагона кувалдой. Вагон глухо рычит, играя в затухший вулкан и все. Тогда, один из отважной четверки, по имени Шурик, решает поковырять лопатой в «соске». Выпадает солидная плюха. Ее в избытке хватает, чтобы переломить черенок лопаты и присыпать Шурика по колено. И, это все. В вагоне прячется еще огромная масса этого чудесного вещества. Следующие пять часов друзья проводят весьма разнообразно. Они по очереди лупят кувалдой вагон. Вслушиваются в зарождающиеся звуки внутри. Осторожно, помня печальный опыт Шурика, ковыряют лопатой вскрытый «сосок». Дружно наскакивают, пытаясь «раскачать». Однако, вагон ведет себя скверно. Лишь после многих комбинированных усилий удается немного «раздоить» его. Выпавшую порцию, пропихивают по лотку в склад. И, так все пять часов. Пропитанные потом и скрепленные цементом, джинсы на студентах давно потеряли свой первоначальный цвет «индиго». Студенты напоминают мельников-близнецов, обвалявшихся с ног до макушек, в хлебной муке.
Иногда, где-то рядом слышен голос Палыча. Друзья торопятся приготовить слова «благодарности» для своего работодателя. Но, опытный мастер не спешит лезть на рожон. И, добрый, ласковые слова так и остаются невостребованными.
Солнце свалилось за склад, когда измученный Шурик вносит очередное рационализаторское предложение. Он храбро берется залезть вовнутрь, опустевшего на две трети вагона, и выпихивать цемент изнутри.
– Буду там хоть до утра, пока не вытолкну всю эту сволочь, – мрачно резюмирует он, тоскливо оглядывая порядком надоевший пейзаж базы. Сотоварищи тяжко вздыхают и, посоветовав быть осторожнее, провожают отважного пионера. Шурик медленно лезет на вагон. Открывает верхний люк, и оттуда, словно джин из волшебного сосуда, Выскакивает огромное серое облако.
– Саня, может не надо, – слышится снизу,
– может еще поколотим и поковыряем.
– Это вам не задница, что толку-то ковырять. Сейчас пыль уляжется и полезу, – глухо отвечает Шурик.
Вначале все идет хорошо. Щурик что-то скребет, вагон шумно чихает, плюется. Растут аккуратные кучки. Оканчивается все внезапно. Внутри раздается подозрительное шебуршание, и из «соска» выскакивает Щуркина лопата. Вагон начинает гудеть, что потревоженный улей. Потом по-старушечьи кряхтит и начинает извергать. Цемент несется стремительным потоком. Раздается страшный грохот и по стальным бокам монстра пробегает нервная дрожь и … О, боже! Из «соска» вываливается Шурик. Он нежно плюхается в цементную кучу, выбивая дружную стайку тяжелых брызг.
Несколько секунд удалец крутит головой. Мысли, лихим либретто, бегут по его физиономии. Вероятно, тоже самое, испытывает человек, побывавший на том свете, но шалостью Бога вдруг возвращенный обратно.
Вибрация корпуса пробуждает слежавшие массы, и те снежной лавиной летят вниз, накрывая «живой вибратор». Цемент не течет, он валит мощно и неудержимо, как кипяток из лопнувшего пополам радиатора, и в считанные секунды заливает все вокруг.
Еще не успевает осесть облако пыли, чудовище, басом, ревет боевой марш янычар, а друзья уже вытаскивают тело своего мужественного товарища.
Метаморфозы последних минут тяжело отразились даже на могучем молодом организме. Лишь несколько капель живительной влаги, смочив отвердевшие губы, приводят в чувство пострадавшего.
Однако, дело сделано. Остается перекинуть кучи цемента в склад. Друзья осторожно переносят героя в тень и продолжают работу.
Палыч нарисовался в гаснущих лучах заката, когда уже чистят пути. Оглядев помятые фигуры парней, он сходу правильно оценил обстановку и отеческим, полным искренней заботы голосом, объявил об окончании трудового дня.
Накопленные слова благодарности мастеру давно выветрились. Парни роняют лопаты и, подобрав одежду, бредут в душ. Та, отмываясь от въевшейся в кожу цементной пыли и чихая окаменевшими соплями, они ощущают себя полудохлыми рыбами, способными вяло разевать рот, дожидаясь печальной участи быть зажаренным на сковородке.
Вновь появляется Палыч и, как добрый сказочник, осыпает наших героев золотым дождем на сумму сто шестьдесят рублей, сообщив радостную весть:
– В город идет вахтовка. Шофер развезет вас по домам.
Прощаясь у ворот базы, мастер пожимает руки приятелям:
– Ну, братцы мои, спасибо. Подмогли. А, второй вагончик завтра раскидаете. Лады? Отдохните трошки, а утречком со свежими силами … Цемент-то течет сам. Только греби!
Никто не возражает.
Григорий Федорец,
Ноябрь 1998г.