Дело об убийстве на тропе

– Второй закон логики, – вдруг пробормотал Майерс, прижимая камеру к лицу и склоняясь над кубком. Как он там дышал, я понятия не имела, меня просто выворачивало от запаха протухшей крови. – Закон непротиворечия. Два противоположных суждения не могут быть истинными в одно и то же время, в отношении одного и того же. Из двух суждений, из которых одно отрицает то, что другое утверждает, по крайней мере, одно ложно.

– Вообще не поняла, что он сказал, – махнула я рукой в сторону нашего юного дарования. – Но парень читает умные книжки, стоит его послушать.

Помощник шерифа набрал в грудь побольше воздуха и начал:

– Что вы себе по…

– Вы сами нас сюда позвали, помните? – приподняла я брови, бессовестно обрывая чужую пламенную речь.

– Да, потому что в городе околачиваются какие-то чужаки, оскверняющие нас, наш город и нашу веру! – начал краснеть мужчина. – Разве это не входит в вашу работу?

– Защита религии? Вообще-то, нет, – мило улыбнулась я. – Вы, очевидно, перепутали нас с Папой Римским и его гвардией.

– Сэм, – позвал Майерс. – Можно тебя на минутку?

Я нахмурилась, но подошла, заранее затаив дыхание. Заметив мои мучения, напарник отвёл подальше и зашептал:

– Это действительно может быть связано. Я имею в виду алтарь и убитую. Может быть, её принесли в жертву? Или хотели принести в жертву, но случайно убили раньше? Или использовали для каких-нибудь магических ритуалов? В таком случае эти «сатанисты» подпадают под наш интерес.

– Да какие, блин, сатанисты?! – вспылила я шёпотом. – Ты не хуже меня знаешь, что все эти свечи и кресты – детское баловство. Те, кто называют себе сатанистами, не умеют в настоящую магию! А те, кто умеют, не называют себя сатанистами, и такой фигней в лесу не страдают! Это просто какие-то местные детишки резвятся, пока родители дома им нимбы полируют!

– Всё же, я думаю, нам следует задержаться и проверить это дело. Если девчонку убил человек, то мы отдадим его Бюро, но хотя бы будем уверены, что сделали всё возможное.

– Для этого придётся найти убийцу, – проворчала я. – Самоуправство обойдётся нам выговором за то, что полезли в чужие дела. Люди – не наш профиль! Неважно, чем они занимаются – убивают или поют в хоре!

– Давай скажем, что заметили признаки использования вуду и тогда никто нам ничего не скажет, – предложил Майерс, что было на него не похоже. Обычно он редко спорил и ни на чём не настаивал, чаще просто молча делал то, что говорили, и шёл туда, куда отправляли. Иногда мне казалось, что ему вообще наплевать на свою жизнь и что с ней станет завтра, через неделю или через два года. Такое безразличие к самому себе обычно признак депрессии. Или травмы. Но в душу я к нему не лезла, потому что не хотела, чтобы он в ответ полез в мою.

– Бриджит нам весь мозг чайной ложечкой выковыряет, – покачала я головой.

– А кто ей скажет? Алтарь видели только мы с тобой. Я не сплетничаю, ты тоже, – он был прав.

Некоторое время я нервно кусала губы, размышляя, что мне дороже: справедливость или правила. Решила, что справедливость повыше в рейтинге, а потому вздохнула, обернулась к помощнику шерифа и попросила:

– У вас маленький городок, так? – подошла поближе, чтобы не приходилось орать из-за кустов.

Бун кивнул. Важно и с некоторой претензией. Видимо, ко мне.

– И все друг у друга на виду, – продолжила я. – Вы рассказали нам о бегунах, о погоде, об алтаре, о местных высоких нравах и строгой морали. Но почему-то забыли рассказать о самой погибшей. Вы ведь её знали.

На лицо мужчины набежала густая тень. Он как-то разом осунулся, притих, растерял уверенность.

– Говорите, – устало вздохнула я. – У нас ведь не так много времени, как вам кажется. И мы не можем сидеть здесь вечность, пока вы созреете для полноценного диалога. Вы не единственные в стране, кому нужна помощь. И если она вам действительно нужна, то рассказывайте всё, что знаете. А нет – не расходуйте зря своё и наше время.

Глава 2

Бун недовольно свёл брови, но недовольство своё проглотил и резко выдохнул, почти выплюнул:

– Андрэ Гилрой! Старшеклассница, весной должна была окончить школу, но вряд ли бы ей это удалось! Андрэ – невыносимая девчонка, которая никого не слушала и делала всё, что взбредёт в глупую голову! Мать с ней не справлялась, они постоянно скандалили, после чего Андрэ сбегала из дома, и шлялась не пойми где, занимаясь… всяким непотребством! Хвала небесам, что её отец не дожил до этих дней! Хоть не видел, во что превратилась единственная дочурка!

Я отметила про себя странную логику этого человека, но промолчала, оставив своё мнение при себе.

– А в детстве была такой славной, доброй девочкой с косичками! – ударился в воспоминания помощник шерифа, пока его лицо активно меняло цвет. Настолько, что я даже забеспокоилась за сердечно-сосудистую систему мужчины. – Вела себя подобающе. Помогала в приюте для животных, обожала науку, ездила на олимпиады от школы. Даже заняла второе место на состязании научных проектов штата. И отобралась в федеральную олимпиаду!

– А потом?

– А потом в неё как бес вселился! Начала прогуливать, неприлично одеваться, краситься так, будто её только что с панели сняли! Губы краснющие, глаза чернющие! Ну, сущий дьявол, а не девочка, которая должна быть скромной и невинной! Потом связалась с этим чёртовым ЛаБеллем! А от вступления в его банду до тюрьмы два шага! И всё, жизнь загублена!

– Так, – притормозила я помощника. Он этого не ожидал, и едва не захлебнулся собственным возмущением. – Вы же сказали, что в вашем городе живут только белые и пушистые травоядные кролики. А ЛаБелль, я так понимаю, кто-то из волков, а не из кроликов.

– Из гиен он! – взорвался мужчина, но почти сразу взял себя в руки. И принялся объяснять. – ЛаБелль не из нашего города. Из соседнего, Монро. Но сюда постоянно шастает и он, и его прихвостни, как будто мёдом им здесь намазано. Катаются по улицам на машине, высматривают да вынюхивают! Некоторые наши ребята попадают под влияние ЛаБелля и идут на поводу у этой сволочи! Скольких он уже сгубил, одному богу известно!

– Богу, может быть, и известно, а мне нет, – пробормотала я, потирая подбородок. – Хотелось бы конкретики. Где искать этого ЛаБелля?

– Он часто заявляется на воскресную службу в церкви, – нехотя буркнул Бун. – Не каждую неделю, но несколько раз в месяц приходит.

– Бандит, который ходит слушать проповеди? – усомнилась я.

– Он просто притворяется, – зашипел помощник шерифа. – Это гадина очень хитрая и изворотливая!

– Ладно, – не стала я спорить, потому что в принципе считала это бесполезным занятием. – А что ещё вы о нём знаете, кроме того, что он гадина и сволочь? О какой банде вы упоминали?

– Ну, – замялся Бун, – это не совсем банда. ЛаБелль собрал вокруг себя ораву малолеток, которые ему чуть ли в рот не заглядывают. Ходят за ним по пятам, делают все, что прикажет. Ходят слухи, что с их помощью он проворачивает всякие незаконные делишки. И, вроде как, нескольких из возглавляемой им компании даже подозревали во взломе и ограблении.

– «Вроде как» или подозревали? – начала допытываться я, хотя уже устала вытягивать из этого закостенелого человека информацию по крупицам. – Подозревали или доказали?

– Не знаю, – вынужден был признать он. – Я просто пересказываю то, что слышал сам.

– Ясно, сплетни. Так и про вас можно много чего наговорить, например, что вы младенцев похищаете.

Мужчина покраснел, выпучил глаза, открыл рот и… ничего не сказал, потому что не успел. Сзади послышался хруст ломающихся веток и сдавленные ругательства. К нам пробирался шериф.

– Я только что разговаривал с матерью погибшей, Тоней Гилрой, – издалека начал он, тяжело пыхтя, словно перегруженный паровоз. – Она сказала, что не видела дочь с прошлого вторника.

– То есть, около недели, – подытожил Майерс, просматривая на дисплее цифровой камеры отснятые кадры. – Странная мать.

– Просто хорошо знает свою дочь, поэтому так долго ждала, прежде чем позвонить. Девчонка и раньше пропадала, но всегда возвращалась. До сегодняшнего дня, – проворчал Бун.

– Вы сказали ей о смерти Андрэ? – спросила я шерифа.

Мужчина вынул из кармана уже порядком измятый платок и начал прикладывать ко лбу. Ему бы бросить всё это и сходить к врачу, здоровье у шерифа явно шалило.

– Нет, – признался он, отстранённо рассматривая алтарь за спиной Майерса, частично прикрытый пушистыми лапами кедра. – Не смог, если честно. Тоня так плакала… Она и позвонила-то, чтобы попросить отыскать дочь. У меня язык не повернулся сказать, что она её больше не увидит.

– Ну, почему же, – меланхолично заметил Майерс, всё ещё увлечённый фотоаппаратом. – Увидит. На похоронах.

Мы трое синхронно повернулись к нему и созерцали невыразительный профиль моего напарника долгую минуту, пока он соизволил заметить наш коллективный безмолвный упрёк.

– Что?