О Южной Корее и не только. Размышления Посла России

Тем обиднее, когда визиты делегаций были сопряжены с какими-то накладками, когда подготавливавшиеся месяцами переговоры откладывались без видимых причин, и особенно, когда причины были хорошо видимы, а из Москвы приходили некие весьма невразумительные объяснения. Мне всегда хотелось посмотреть в глаза человеку, писавшему или подписывавшему ту или иную словесную труху, которую мне порой поручалось изложить партнерам. Вот тебя бы на мое место в данный момент, как бы ты себя чувствовал?

Вспоминаю один высокий визит в Сеул, в ходе которого наряду с прочими должно было быть подписано одно важное соглашение по торгово-экономическому сотрудничеству. По всем соглашениям был уже дан «зеленый свет», каждое из них прорабатывалось несколько месяцев, все они прошли все согласительные процедуры и с нашей, и с южнокорейской стороны, тексты были переведены и отпечатаны на договорной бумаге. Но вечером в канун прибытия высокого гостя мне вдруг сообщают, что из одного из российских министерств поступило указание не представлять подготовленное этим министерством соглашение на подписание без дополнительного извещения. Спрашиваю: в чем дело? Оказывается, один из ведущих чиновников министерства вознамерился «дополнительно посидеть над соглашением, чисто стилистически доработать пару формулировок» и утром сообщит в Сеул их окончательную редакцию. Но чем это грозило бы? Стилистические упражнения московского чиновника надо было бы вновь обсуждать с корейцами, и вряд ли бы кто поручился за то, что они «с лета» примут «улучшенные формулировки». А даже, если и приняли бы, то нужно было бы заново делать перевод, перепечатывать текст и т.п. Кроме того, церемония подписания соглашений в присутствии высокого гостя была намечена на строго определенное время, и никто не стал бы менять программу визита для того, чтобы дожидаться, пока будет перепечатано одно из соглашений. Иными словами, подписание весьма важного для обеих сторон документа оказалось бы сорванным. Шевельнулась подленькая мысль: ну и что? Тебе – то это ничем не грозит, ведь спросят в конечном счете с «редактора». Но, как говорится, за державу обидно. Не буду объяснять, какими путями, но я разыскал номер прямого мобильного телефона «редактора», поднял его ночью с постели и высказал все, что я думал на его счет. Подействовало, и соглашение было своевременно подписано.

Удивляло, что никто из глав высокопоставленных делегаций, посещавших Сеул, включая нашего собственного министра, не высказывал пожелания посетить посольство, встретиться с руководителями российских учреждений в Южной Корее, послушать их, рассказать о своем видении острых вопросов. Да и со мной, с Послом, все беседы были какие-то отрывочные, на ходу, все всегда куда-то спешили, а потом оказывалось, что в бассейн или на массаж, и все время говорили по мобильнику, как – будто в Москве не могли наговориться. Причем по тону доносившихся до меня порой таких разговоров, прерывавшихся взрывами хохота, было ясно, что речь в них шла отнюдь не о государственных делах. А потом до меня дошло: да им просто нечего было нам сказать. Окончательно я убедился в этом после того, как мне в единственный раз удалось вытащить на встречу со старшими дипломатами Посольства прибывшего к нам первого заместителя министра иностранных дел. Поразительно, что, выступая перед работающими в Сеуле людьми около часа, этот человек ухитрился по сути ничего не сказать о российско-южнокорейских отношениях, не задать людям ни одного вопроса и не дать никакой оценки нашей работе.

Среди визитеров из Москвы вспоминаю одного еще довольно молодого, но уже изрядно располневшего – до задыхания при ходьбе и порядком оплешивевшего мужчину. Его ведомство отнюдь не играло ведущей роли в российско-южнокорейском сотрудничестве, но он тем не менее проторчал у нас добрую неделю. В Сеуле он непрерывно хандрил и нудил: и погода, дескать, не та – вот только что было солнце, а вдруг дождь полил, и на дорогах пробки, будто бы в Москве дождей и пробок нет (хотя в Москве он, пожалуй, ездил с «мигалкой»). Единственное, что, похоже, могло на время приостановить его нытье, была еда. Он все время искал, чтобы съесть этакое необычное. Невольно подумаешь: ведь в свое время, поди, с аппетитом уплетал в питерском университетском общежитии «под портвешок» разложенную на газетке колбаску «за два-двадцать», а сейчас, видишь ли, для него жизни нет, если на обед не будет какого-нибудь «ризотто из каракатицы».

Приемы в Посольстве России

Все посольства проводят представительские мероприятия – приемы. Главный из них – прием по случаю национального праздника государства. В нашем случае это День России 12 июня. Лично у меня к этому празднику неоднозначное отношение, как, впрочем, думаю, у большинства соотечественников. Как-то непонятно, что празднуем. Очередную годовщину принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР? Непросто было объяснять иностранным журналистам, что означало это событие. Спрашивают, это что, день независимости, как в Соединенных Штатах? Отвечаю: нет, моя страна Россия никогда и ни от кого не была зависима. Речь идет о провозглашении государственного суверенитета РСФСР в составе СССР. А они спрашивают: какой же это государственный суверенитет, если «в составе СССР»? Или Россия тогда уже отделялась от Советского Союза?

Ну, да ладно, национальный день есть национальный день и его нужно достойно отметить. Подготовка к главному приему года начиналась заблаговременно, где-то в начале апреля. Обновлялись списки тех, кому надлежало направить приглашения – корейцев и иностранцев. Такие списки включали до шестисот имен с расчетом на то, что придет примерно пятьсот гостей, пятнадцать – двадцать процентов приглашенных, как показывает опыт, по тем или иным причинам придти не сможет. Приемы проводились в большом зале Посольства и на прилегающем обширном газоне. Основная часть блюд, в основном привычного для гостей корейского ассортимента, заказывалась в ресторане престижной гостиницы «Лотте». Повар Посольства под руководством моей жены и при помощи нескольких жен работников технического состава готовил так называемый «русский стол», на котором стояли селедочка с картошкой, семга, тарталетки с красной икрой, соленые грибочки и целый набор прочих закусок собственного изготовления. На газоне готовили шашлык – из баранины для мусульман, и из свинины – для всех прочих.

Разворачивался бар, за которым разливал напитки завхоз. Но разносили бокалы на подносах исключительно профессиональные официанты-корейцы из ресторана «Лотте». Во многих наших посольствах эту работу поручают сотрудникам технического состава – дежурным комендантам, квалифицированным рабочим и т.п. Я категорически против такой практики. В обязанности дежурного коменданта, а среди них – большинство офицеры-пограничники, входит охрана Посольства. Электрик, сантехник, телефонист – каждый имеет свои конкретные обязанности. Официантом никто из них прежде не работал, с подносом они будут чувствовать себя неловко, да и кому-то эта работа будет откровенно претить. Зачем создавать лишние проблемы?

Приглашался оркестр из осевших в Сеуле русских музыкантов, который возглавлял весьма вальяжный бывший художественный руководитель театра «Ромэн». Соорудив эстраду на газоне, оркестр с воодушевлением играл русские советские песни – «Катюшу», «Подмосковные вечера», «Московские окна», что неизменно встречало самую горячую реакцию гостей. Оркестром на приеме по случаю национального дня кроме нас в Сеуле могли похвастаться лишь мексиканцы.

Прием по случаю национального дня – это не коллективная выпивка и закуска за счет государства, не увеселительный вечер, а важное политическое мероприятие. Приглашая на этот прием гостей – видных деятелей страны пребывания и иностранных коллег-дипломатов, Посольство выказывает им свое уважение. В свою очередь, приняв приглашение и придя на прием, гости выказывают уважение тому государству, которое это Посольство представляет. При мне главным гостем с южнокорейской стороны на приемах по случаю национального дня России был министр иностранных дел или кто-то другой из ведущих членов правительства РК.

Принципиальное значение в этой связи имеет состав российских участников приема. Я придерживаюсь твердого убеждения, что с российской стороны на приеме должны присутствовать лишь те лица, встреча с которыми может представить интерес для гостей и для которых прямой служебный интерес представляют гости. Перед каждым из российских участников приема должна быть конкретным образом поставлена задача, кому из гостей он или она должны оказать внимание.

Однако, не секрет, что зачастую в наших посольствах за границей посол «по просьбе общественности» приглашает на большой прием и сотрудников технического состава, и учителей школы, и вообще всех-всех-всех. В результате возникает неловкая ситуация: приходит иностранный гость, широко известный в своей стране, рассчитывает на внимание на приеме, но оказывается в окружении плотной толпы людей, говорящих исключительно по-русски и исключительно между собой. Потолкавшись в этой толпе минут пять-десять, гость удаляется восвояси с чувством, что он –«чужой на этом празднике жизни». Не самое лучшее впечатление на гостей производят порой и посольские дамы, когда, сбившись в стайки на подходах к столам с закусками и повернувшись спинами к гостям, они горячо обсуждают между собой последние распродажи в местных торговых центрах. Пишу об этом, потому что сам не раз сталкивался с подобными моментами на приемах в других посольствах, причем не только в африканских.

Проникновение наше по планете

В Сеуле было много встреч, и с иностранцами, и с соотечественниками. Две из них стоят особого рассказа.

В один из отпусков в Москве я купил в «Доме книги» на Новом Арбате мемуары «Восток и Запад в моей судьбе» Ольги Ильиной-Лаиль, младшей сестры известной в свое время московской писательницы Н.Ильиной. Сестры Ильины провели свое детство в двадцатые годы в Харбине, а в тридцатые жили в Шанхае. Старшая Наталья после войны уехала в Советский Союз, а младшая Ольга – во Французский Индокитай, откуда, выйдя замуж за французского офицера, потом перебралась во Францию. Она, однако, часто бывала в нашей стране – не только в гостях у сестры, но и, испытывая постоянную тягу ко всему русскому, изъездила СССР вдоль и поперек в качестве менеджера французских туристических групп. Меня очень интересовали судьбы русской эмиграции на Востоке – в Корее, в Китае, в Японии, мы с женой тогда только что побывали в Шанхае, и воспоминания О.Лаиль, написанные ею с чувством глубокой приверженности своим русским корням, оба прочитали с большим интересом.

В одной из поездок по стране, организованных для жен глав иностранных дипломатических миссий в Сеуле, соседкой моей жены в автобусе оказалась жена временного поверенного в делах Швеции, которая заговорила с ней по-русски. Дама оказалась русской по происхождению, уроженкой Харбина. Завязалась беседа, коснулись темы Харбина, и моя жена подробно поделилась впечатлениями от книги О.Лаиль. Русская шведка Юлия в ответ воскликнула: «Да я ее прекрасно знаю. Это Гуля, мы с ней постоянно переписываемся». Юлия списалась по электронной почте с О.Лаиль, та выказала пожелание познакомиться с читателями своей книги, и мы нередко потом встречались с ней во время ее наездов в Москву, где она останавливается на квартире, унаследованной от старшей сестры. Мы очень дорожили этой дружбой. Автор мемуаров оказалась очень интересной собеседницей, человеком острого ума, завидной активности и безукоризненной элегантности.

Вторая встреча уходила корнями в мои школьные годы. После перевода отца из Ленинграда на работу в Москву в пятидесятые годы мы жили на Юго-Западе на улице Строителей в т.н. «красных домах», и все ребята из соседних домов хорошо знали друг друга. Зимой 2008 года в Сеул приехал известный канадский «Сирк де солей» – «Солнечный цирк», и мы с женой неожиданно получили личное приглашение его директора на премьерное представление. Ларчик, однако, раскрывался просто: чуть ли не три четверти членов труппы оказались выходцами из СССР, в большинстве русскими. Нас с женой и нескольких сотрудников Посольства встретили очень гостеприимно, посадили на лучшие места. Приветливая дама, жена одного из ведущих акробатов, лауреата международного циркового конкурса в Монте-Карло, рассказала нам о каждом из русских артистов, особенно отметив клоуна Юрия Медведева, закрывавшего своим номером первое отделение. Подчеркнула, что он прежде работал в театре на Таганке, дружил с Высоцким. Я попросил провести меня в антракте за кулисы, чтобы встретиться с Медведевым. Наш добровольный гид любезно согласилась. Идем за кулисы, здороваемся с артистом. Я говорю: Вы ведь учились в Москве в одиннадцатой школе, называю ему имена его ближайшего приятеля, школьных подружек. Он был крайне удивлен, откуда, дескать, я все это знаю. Говорю, учился в той же школе, только тремя классами младше. Вспомнили «красные дома», школьных приятелей. Вот так два бывших мальчика из одного московского двора встретились спустя почти полвека за кулисами канадского цирка в Сеуле.

IV.Незаживаюшая рана Кореи

Сегодняшняя Республика Корея – успешное процветающее государство. Но у этого государства есть незаживающая рана – наследие Корейской войны. Эта тема так или иначе неизбежно возникает при общении с южнокорейцами. 27 июля 2013 года исполнилось шестьдесят лет с того момента, как в деревеньке Пханмунджом было подписано соглашение о перемирии, положившее конец этой трехлетней войне, ставшей наиболее кровопролитным и разрушительным военным конфликтом после Второй мировой войны, последствия которого попрежнему оказывают воздействие на международную обстановку в Северо-Восточной Азии и за ее пределами.

В событиях в Корее и вокруг нее нашли свое проявление главные процессы, определившие мировое развитие в середине XX века. Разгром во Второй мировой войне фашистской Германии и милитаристской Японии при решающей роли Красной Армии положил конец верховенству Запада в мировых делах. Это вызвало неприятие Запада, началась «холодная война». Победа советского народа, однако, дополнилась победой коммунистического Китая, начавшимся крушением колониальных империй, становлением независимой Индии и других новых освободившихся государств, прежде всего в Азии.

Корея с 1910г. по 1945г. была колонией Японией. После победы над Японией согласно договоренности союзников – СССР, США и Великобритании она должна была стать независимой. Территория страны была разделена линией, проведенной по 38-ой параллели. К северу от нее капитуляцию японских войск должна была принимать Советская Армия, а к югу – войска США.

В декабре 1945 года на Московском совещании руководителей внешнеполитических ведомств СССР, США и Великобритании было принято соглашение о временном управлении Кореей и создана двусторонняя советско-американская комиссия для содействия образованию Временного корейского демократического правительства, которая должна была готовить свои предложения на основе консультаций с корейскими демократическими партиями и общественными организациями. Но если советская сторона опиралась на левые силы, находившиеся на подъеме после освобождения страны от японского колониального ига, то американская – сделала ставку на правых. Из-за разногласий в комиссии корейский вопрос в сентябре 1947 г. по инициативе американской стороны был передан на рассмотрение ООН. Одновременно советские и американские войска к 1949 году были выведены с территории Кореи.

В мае 1948 г. на территории Южной Кореи под контролем комиссии ООН были проведены сепаратные выборы. Пост главы, образованной 15 августа 1948 года Республики Корея занял престарелый профессор Ли Сын Ман, проведший порядка сорока лет в США. Правительство Южной Кореи объявило себя правительством всей страны. Этого, естественно, не приняли коммунистические силы Севера. Летом 1948 года ими были организованы выборы в Верховное народное собрание Кореи, которое 9 сентября провозгласило Корейскую Народно-Демократическую Республику (КНДР) во главе с руководителем корейских коммунистов Ким Ир Сеном, прибывшим в 1945 г. из СССР.

Существуют разные трактовки того, кто первым высек искру, из которой разгорелось пламя Корейской войны. Антон Чехов писал, что если в начале пьесы на стене висит ружье, то к концу пьесы оно должно выстрелить. А в Корее к июню 1950 года по обеим сторонам 38-ой параллели накопилось достаточно оружия.

Корейская война, начавшаяся 25 июня 1950 года как по сути гражданская война между двумя корейскими лагерями – Севером, стремившимся строить будущее независимой Кореи по советской модели, и Югом, заявлявшим о своей приверженности американским стандартам, в условиях «холодной войны» переросла в широкомасштабный военный конфликт, в который прямо или косвенно оказались втянуты великие державы – США, Великобритания, СССР, КНР, а также Организация Объединенных Наций, направившая в Корею под своим флагом международный воинский контингент на помощь Югу. В Корейской войне дело едва не дошло до применения ядерного оружия, за что прямо выступал американский генерал Д.Макартур, командовавший южнокорейско-ООНовскими войсками.

Война превратила Корею в выжженную землю – по некоторым подсчетам, американская авиация сбросила на Корею больше бомб, чем на Германию и Японию во время Второй мировой войны. Война стоила жизни миллионам корейцев, нескольким сотням тысяч китайских народных добровольцев, десяткам тысяч американцев и военнослужащих других государств, пославших свои войска в Корею в составе Вооруженных сил ООН.

В Корейской войне не было победителей. Ни Северу, ни Югу не удалось достичь поставленных целей. Война была остановлена там же, где она и началась. Корея осталась разделенной по все той же 38-ой параллели на два государства: Корейскую Народно-Демократическую Республику – на севере и Республику Корея – на юге Корейского полуострова. Раздел Кореи был закреплен двумя противостоящими лагерями на мировой арене. Следуя стандартам «холодной войны», Советский Союз, КНР и другие социалистические страны игнорировали существование Республики Корея, в то время, как США и их союзники не признавали КНДР.

Сегодня, как и шестьдесят шесть лет назад, по обе стороны демилитаризованной зоны – условной границы между двумя государствами громоздятся укрепления и стоят нацеленные друг против друга многотысячные группировки войск, оснащенные самым современным вооружением и боевой техникой. И войск не только корейских. При том, что китайские народные добровольцы были выведены из КНДР еще в 1958 г., на территории Южной Кореи в соответствии с американо-южнокорейским договором о совместной обороне находится группировка войск США численностью 28,5 тыс. человек, подчиненная Объединенному американо-южнокорейскому командованию (ОАЮК).

Два корейских государства до сих пор де-юре находятся в состоянии войны, ибо подписанное 27 июля 1953 года Соглашение о перемирии представляет собой не более чем договоренность между главнокомандующими вооруженными силами воюющих сторон о временном прекращении боевых действий. *. (Сделать ссылкой: Первоначально документ был парафирован в местечке Пханмунджом на линии соприкосновения войск со стороны сил ООН генерал-лейтенантом армии США У.Гаррисоном и со стороны Корейской народной армии и Китайских народных добровольцев северокорейским генералом Нам Иром. Представитель Южной Кореи генерал Чхве Доксин на этой церемонии присутствовал, однако, руководствуясь указанием тогдашнего Президента РК Ли Сын Мана, поставить свою подпись отказался. Затем парафированный текст был доставлен в Пхеньян и Сеул, где его подписали соответственно глава правительства КНДР Ким Ир Сен и главнокомандующий войсками ООН американский генерал М.У.Кларк. Таким образом, ни Республика Корея, ни США, ни Китай в государственном качестве в соглашение о перемирии вовлечены не были.)

Что касается ООН, то после одобрения на ХХХ сессии Генеральной Ассамблеи в ноябре 1975 года одновременно двух резолюций по корейскому вопросу: одной – от 28 стран, в том числе США, другой – от 43 стран, включая СССР, обе из которых так и остались невыполненными, ООН вообще сняла с повестки дня проблему политического урегулирования в Корее.

Две Кореи: долгий путь порознь

Раздел Кореи законодательно закреплен в конституциях двух государств. Так статья 1 Конституции КНДР гласит, что «Корейская Народно-Демократическая Республика есть суверенное социалистическое государство, представляющее интересы всего корейского народа». Примечательно, что до 1972 г. столицей страны указывался Сеул, а Пхеньян был лишь «временной ставкой», до неминуемого в будущем освобождения Сеула. (Сделать сноской: Это обстоятельство я хорошо усвоил с институтских времен – в шестидесятые годы на зачетах и экзаменах по истории международных отношений и сопутствующим предметам вопрос о столице КНДР был одним из «завальных» – как правило, экзаменуемые отвечали на него «Пхеньян» и получали «незачет» или снижение оценки на балл.) В свою очередь, статья 3 Конституции Республики Корея говорит о том, что ее территория «включает в себя Корейский полуостров и соседние с ним острова.»

Каждое из корейских государств рассматривает другое как оккупанта своей территории. С точки зрения КНДР, Южная Корея – не более чем марионеточный режим, а власть правительства КНДР простирается от китайской границы до вод Корейского пролива. С точки же зрения южан, именно в Пхеньяне правит нелегитимный режим, который-де, пришел к власти на Севере в результате мятежа, организованного «коммунистическими бандформированиями» и поддержанного внешними силами.

Долгие годы два корейских государства существовали как бы в параллельных мирах. КНДР опиралась на поддержку СССР и КНР, подписав в 1961 г. с обоими могучими социалистическими соседями Договоры о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, предусматривавшие оказание военной помощи в случае агрессии против одной из договаривающихся сторон. В свою очередь Республика Корея строила свою линию, исходя из военно-политического союза с США.

Ни Пхеньян, ни Сеул не оставляли цели обеспечить себе превосходство над соперником. К концу 1960-х г.г. КНДР серьезно опережала Юг по темпам экономического развития. Положение изменилось в 1970-х г.г., когда благодаря проведенным президентом Пак Чжон Хи экономическим реформам вперед уверенно вырвалась Республика Корея. На конец 1970-х г.г. Сеул имел дипломатические отношения более чем со 100 государствами, Пхеньян – с почти 70 странами.

И Пхеньян, и Сеул, каждый в своем индивидуальном качестве, время от времени выступал с предложениями об объединении Кореи. Эти заявления, однако, носили чисто пропагандистский характер и были рассчитаны, как правило, на внутреннее потребление. Состояние межкорейских отношений определялось состоянием отношений между Востоком и Западом, между СССР, США и Китаем. Не случайно первое совместное заявление Севера и Юга о том, что объединение Кореи должно быть достигнуто самостоятельно, без вмешательства извне, мирным путем на основе «национальной консолидации» было датировано 4 июля 1972 г. Его появлению предшествовали визит президента США Р.Никсона в Пекин в феврале 1972 г., нормализовавший американо-китайские отношения, и советско-американский саммит в Москве в мае того же года, открывший период разрядки между США и СССР.

Окончание «холодной войны» затронуло и Корейский полуостров. Москва сделала свой шаг, установив в 1990 г. дипломатические отношения с Республикой Корея. Было естественным ожидать симметричных шагов со стороны Запада, особенно в свете того, что в 1991 г. оба корейских государства – Республика Корея и КНДР были приняты в ООН, а примеру нашей страны последовал Китай, открывший в 1992г. свое посольство в Сеуле. Однако США и их союзники тогда на признание КНДР не пошли – похоже, что Горбачев и Шеварднадзе условиться с ними о «перекрестном признании» двух корейских государств не удосужились, а пришедший на смену ему Ельцин и его внешнеполитические советники складывали российские яйца в Корее исключительно в сеульскую корзину.

В этих условиях корейцы сами занялись налаживанием межкорейского диалога. В декабре 1991 года главы правительств Севера и Юга впервые формально признали равноправное существование двух корейских государств, подписав Соглашение о примирении, ненападении, сотрудничестве и обменах, одновременно с которым была принята двусторонняя декларация о безъядерном статусе Корейского полуострова. Свою роль при этом сыграли, с одной стороны, крушение режима военной диктатуры и приход к власти демократически избранного правительства в Южной Корее, а, с другой – утрата Северной Кореей экономической помощи и политической поддержки, которую она прежде получала от СССР и стран Варшавского договора.

Для Пхеньяна вопрос оказался уже не в том, чтобы меряться силами с Сеулом, а в том, чтобы просто выжить. В этих условиях сместив акцент с марксизма и социализма на национальные традиции и конфуцианские ценности, северокорейское руководство провозгласило основой стратегии выживания страны политику «сонгун» – приоритета армии, предполагавшую форсированные военные приготовления, включая ядерную программу. В итоге в середине 1990-х г.г. страна попросту голодала, но почти полная отгороженность от внешнего мира, сплоченность общества перед лицом возможной агрессии США и их союзников, привычка граждан воспринимать любые тяготы и лишения как нечто естественное позволили Пхеньяну преодолеть испытания «трудного похода».

Жизнестойкость Севера побудила Ким Дэ Чжуна – первого либерала на посту президента Республики Корея выдвинуть идею «политики солнечного тепла», в рамках которой в июне 2000 г. был проведен первый в истории межкорейский саммит. Главным итогом поездки Ким Дэ Чжуна в Пхеньян и его встреч с руководителем КНДР Ким Чен Иром стала Совместная декларация – своего рода программа развития двусторонних отношений, нацеленная на постепенный разворот от конфронтации к примирению и поэтапному сближению. Президент, Но Му Хён продолжил линию своего предшественника Ким Дэ Чжуна, и второй межкорейский саммит в 2007 г. стал еще одним шагом на пути сближения Севера и Юга.

Взаимоотношения с Севером: широкая гамма подходов

Приехав в Сеул в 2005 году, я обнаружил весьма широкую гамму подходов южнокорейцев к вопросам взаимоотношений с Севером. С одной стороны, в Республике Корея действовал принятый еще до Корейской войны Закон о национальной безопасности, согласно которому КНДР – это «территория, находящаяся под контролем антигосударственной организации». Соответственно несанкционированные контакты граждан РК с представителями КНДР, поездки на Север и публичное проявление симпатий к Пхеньяну должны были рассматриваться как «помощь врагу» и посягательство на национальную безопасность, формально предполагающее наказание вплоть до смертной казни.

С другой стороны, разговоры с представителями старшего поколения интеллигенции, скажем, университетскими профессорами, на предмет межкорейских отношений напоминали чем-то дискуссии на тему нашей отечественной истории в московских либеральных кругах времен горбачевской перестройки, только с прямо противоположными оценками. Так, любые положительные высказывания относительно вклада Пак Чжон Хи в становление «корейского экономического чуда» встречали тогда лишь косую усмешку присутствующих – примерно так, как в Москве 1989г. был бы воспринят хвалебный отзыв о Сталине: «Да разве можно о нем сказать что-то хорошее? Это же кровавый диктатор, на его совести тысячи жизней!» В то же время упоминание имени Ким Ир Сена вызывало даже в чем-то благожелательную реакцию: «Да, он не был демократом, но, пожалуй, искренне стремился сохранить единство страны». Что же касается молодежи, то для нее были одинаково далеки и Пак Чжон Хи, и Ким Ир Сен с Ким Чен Иром. Южнокорейская молодежь, проникнувшаяся духом потребительства, видела в КНДР уже не отторгнутую часть единой корейской Родины, а просто соседнее, пусть не очень дружественное государство, население которого тоже говорит на корейском языке. Ведь говорят, например, на одном английском языке в разных государствах Канаде и США, и на одном испанском – в Аргентине и Уругвае.

Вместе с тем не могли пройти незамеченными продолжавшиеся почти неделю осенью 2005 года в третьем по величине городе страны Инчхоне ожесточенные уличные бои около памятника генералу Макартуру, командовавшему американскими войсками в ходе Корейской войны. Левонастроенные студенты требовали сноса памятника, утверждая, что Макартур – главный виновник раскола Кореи. Им противостояли и в конечном счете одержали верх тогда еще крепкие южнокорейские ветераны войны, выражавшие признательность Макартуру за «спасение Кореи от коммунизма».

Члены либеральной администрации, Но Му Хёна, в частности, харизматичный министр объединения Чон Дон Ён, пришедший в политику с телевидения, говорил о том, что путь к объединению лежит через экономическую интеграцию. Он приводил при этом пример Кэсонского промышленного комплекса, созданного за счет инвестиций южнокорейских компаний на территории КНДР близ демилитаризованной зоны. Опыт Кэсонского комплекса, соединившего в себе две системы хозяйствования, как ожидал министр, постепенно, примерно в течение двадцати лет. распространится на всю территорию КНДР, создав таким образом экономическую основу для политического объединения двух корейских государств.

Межкорейский диалог

Политика «солнечного тепла» Ким Дэ Чжуна и «политика мира и процветания» Но Му Хена была нацелена на то, чтобы идти к объединению через экономическую интеграцию Севера и Юга. Для Пхеньяна же сотрудничество с Югом было средством оживления экономики страны при ограниченности источников внешнего содействия. С 2003 г. Южная Корея заняла место второго по значимости торгового партнера КНДР после Китая.

Кэсонский промышленный комплекс (КПК), расположенный в КНДР вблизи границы с РК, стал крупнейшим и наиболее успешным межкорейским проектом. В нем разместили свои производства более сотни южнокорейских малых и средних предприятий. Северная Корея со своей стороны предоставляла дешевую рабочую силу. В 2014 г. благодаря работе Кэсонского комплекса, межкорейский товарооборот приблизился к 2,4 млрд. долл. В 2007г. открылось регулярное железнодорожное сообщение через разделяющую два государства демилитаризованную зону. Кэсонский комплекс, соединивший в себе две системы хозяйствования, выступил своего рода образчиком практической экономической интеграции Севера и Юга Кореи. Договоренностями второго межкорейского саммита 2007 г. предусматривалось создание совместных комплексов типа Кэсонского и в других районах КНДР.

В Сеуле воссоединение страны изначально воспринималось и сегодня воспринимается не иначе, как поглощение Югом Севера. И конфронтационный курс Ли Сын Мана и его военных преемников, и «политика солнечного тепла» Ким Дэ Чжуна и, Но Му Хёна были как бы двумя сторонами одной медали.

В самом начале жизни в Сеуле во время утренней прогулки вблизи своей резиденции в районе Кукидон –в предгорьях на севере города по дороге к почитаемой буддистами горе Пукхансан, среди фешенебельных особняков южнокорейских богачей я обнаружил весьма элегантное современное пятиэтажное офисное здание без вывески, около которого маячил вооруженный охранник в форме. Привлекло мое внимание и наличие у здания конечной остановки автобуса, что означало, что сюда постоянно приезжало большое число людей из города – обитатели Кукидон обычно автобусами не пользовались – они ездили на автомобилях самых престижных марок – у одного из моих соседей был даже «Майбах».