Это отсутствие предрассудков очень удивило многих, начиная с самого Барраса.
Послушаем, что он пишет:
«Признаюсь ли я в этом? Да, признаюсь, поскольку пишу свои “Мемуары”, не дав им скучного и скромного названия “Исповедей”; я признаюсь, поскольку они могут попасть в руки какого-нибудь француза, воспитанного в духе рыцарства, что у меня была в некотором роде близость, теперь, правда, давняя, но вполне реальная связь с госпожой де Богарнэ.
В моих признаниях мало высокомерия, а кому-то может показаться, что они полны скромности. Однако же сложилась такая ситуация, которая не могла ускользнуть от сведения тех, кто был в курсе моей частной жизни. А посему все знали, что госпожа де Богарнэ считалась одной из первых моих любовниц, а Бонапарт, часто у меня бывавший, был одним из самых осведомленных обо мне лиц и не мог не знать всего этого. Но кажется, что то, что очень трогает нормальных мужчин, было для него совершенно безразличным, и в этом он намного превосходил других.
Таким образом, собираясь жениться на госпоже де Богарнэ и не будучи осведомлен о том, порвал ли я эту связь или же нет, он, тем не менее, собственноручно приводил в Директорию свою будущую супругу: она уже служила ему в делах, помогая его продвижению по службе.
Поскольку он был вынужден постоянно меня о чем-нибудь просить, то решил, что будет выглядеть менее навязчивым, если просить будет она.
Госпожа де Богарнэ неоднократно, желая переговорить со мной без свидетелей, просила меня без церемоний пройти с ней в мой кабинет. Бонапарт оставался ждать ее в салоне, коротая время за разговорами с посетителями.
Однажды госпожа де Богарнэ затянула нашу беседу дольше обычного, и, главное, дольше, чем того хотелось мне: она пылко говорила мне о нежности, которую всегда испытывала ко мне и на которую никак не могло повлиять предполагаемое замужество. Обняв меня, она упрекнула в том, что я больше не люблю ее, еще раз повторив, что любит меня больше всех на свете и не может порвать со мной, став женой “маленького генерала”.
Я оказался почти в таком же положении, в каком был Иосиф с госпожой Пютифар. Но я не стану лгать и говорить, что я был таким же жестоким, как тот молодой министр египетского фараона.
Из кабинета я вышел вслед за госпожой де Богарнэ не без некоторого смущения…»
Спустя несколько дней Баррас, довольный тем, что так легко отделался от этой истерички, сообщил «маленькому генералу», что тот назначен главнокомандующим Итальянской армией
.
Добившись своего, Жозефина объявила всем, что намерена выйти замуж за этого Буонапарте, имя которого парижане так плохо выговаривали, но чей пыл был ей так хорошо известен…
Глава 2
Бурная брачная ночь Бонапарта
Адам и Ева были счастливы в Раю земном, но тут появился зверь…
Масиллон
9 марта 1796 года около восьми часов вечера в салоне мэрии 2-го округа, что на улице Антеи, скучали шесть человек.
Эти шестеро, собравшиеся у камина, были: Жозефина, Кольмеле (юрист), Ле Маруа (адъютант Бонапарта), Баррас, Тальен и чиновник отдела регистрации гражданских браков Коллен-Лакомб.
На улице шел проливной дождь.
– Надеюсь, что он не забыл, – прошептала Жозефина.
– У него много работы, – сказал в ответ Баррас. – Он готовится к отъезду в Италию. Сейчас ему предстоит немедленно решить бесчисленное множество вопросов.
Жозефина ничего на это не ответила, и во вновь наступившей тишине слышалось только потрескивание дров в камине.
О чем же она тогда думала, неотрывно глядя на огонь? Быть может, о той старой караибке из Фор-де-Франс, которая сказала ей, семилетней девочке:
«Ты выйдешь замуж за сверхчеловека и взойдешь на трон…»
И от этих воспоминаний она, возможно, впала в меланхолию…
Ведь этот невзрачный маленький генерал, с которым ей предстояло этим вечером связать свою судьбу, вовсе не был похож ни на сверхчеловека, ни на будущего монарха…
И однако же она верила в это предсказание. Верила так сильно, что эта вера помогла ей перенести все невзгоды революционных тюрем.
В девять часов вечера чиновник службы регистрации браков задремал, а свидетели, не решаясь взглянуть на «невесту», нервно вышагивали взад-вперед по салону.
Наконец, когда часы уже пробили десять, на лестнице раздались энергичные шаги. Дверь с шумом распахнулась, и в салон влетел Бонапарт. Подскочив к Коллен-Лакомбу, он стал трясти его за плечо:
– Ну же, господин мэр, пожените нас поскорее!..
Чиновник мэрии, с еще мутными от сна глазами, открыл свою регистрационную книгу, и все присутствовавшие в полной тишине заслушали запись о заключении брака, которая была занимательна уже тем, что была полностью неправдой: Бонапарт из галантности постарел на год, а Жозефина из кокетства помолодела на сорок восемь месяцев. Новобрачный назвал своим местожительством мэрию, его свидетель был слишком молод и не имел права заверять акт о браке… Согласитесь, любопытный был составлен официальный документ, особенно для молодого человека, чье имя позднее стал носить Гражданский кодекс…
После оглашения этого лживого документа были произнесены положенные в данном случае фразы, поставлены необходимые подписи, и все вывалили на улицу.
– Прошу прощения за беспокойство, – сказал Бонапарт ошарашенным свидетелям. – Увидимся завтра. Спокойной ночи.
После этого он втащил Жозефину в карету, которая во весь опор помчалась на улицу Шантрен
.
Для маленького генерала эта свадьба была очень выгодным делом. Женившись на вдове Богарнэ, он получал доступ в общество «бывших», роскошной жизни и элегантности которых всегда очень завидовал. А кроме того, он «становился французом»
и владельцем уютного особняка, окруженного садиком… Богатства, о котором прожужжала ему все уши Жозефина, конечно же не существовало в природе, но креолка принесла ему в качестве приданого пост главнокомандующего Итальянской армией
.
А посему он раздевал супругу с довольной улыбкой на лице и с огромным желанием нанести ей самые сладостные оскорбления…
Собираясь лечь в постель, Бонапарт увидел, что на покрывале лежит мопс Жозефины по кличке Фортюне.
Он собрался было согнать собаку с кровати, но креолка запротестовала:
– Ты ведь не станешь беспокоить бедную собачку за то, что ей захотелось поспать на моей кровати, – сказала она. – Погляди, как он ласково на тебя смотрит… Надо быть бессердечным человеком, чтобы прогнать его.
Генерал твердо считал, что каждый должен быть на положенном ему месте: мужчины на войне, любовники в постели, а собаки – в своих конурах. У него появилось огромное желание вышвырнуть мопса в окно, но, подумав, что для первой брачной ночи это было бы плохим прологом, он, не сказав ни слова, юркнул под одеяло.
Едва соприкоснувшись с гибким горячим телом Жозефины, он стал думать совсем о другом, и, как красиво выразился господин де Равин, «маленькая капризная собачонка была тут же забыта из-за нежной шкатулки, которую будущая императрица тайно взрастила в месте соединения ее нежных шелковистых бедер…».
После нескольких прикосновений, имевших целью уточнить намерения, Бонапарт набросился на Жозефину с такой яростью, что испугал собачку.
Фортюне, не привыкший видеть, чтобы с его хозяйкой обращались так грубо, отчаянно залаял.
Бонапарт, продолжая начатое дело, попытался успокоить животное нежными и ласковыми словами. Он называл его, хотя и тщетно, золотым красивым барашком, розовым кроликом, ангелочком. И наконец, не выдержав, двинул ему ногой в брюхо.
Собака с жалобным визгом слетела на ковер, а супруги продолжили свои сладостные занятия.
Вдруг Бонапарт дико закричал, и счастливая Жозефина подумала, что муж ее достиг вершины блаженства. Но она ошибалась: это был не крик сладострастия, а вопль боли. Дело в том, что Фортюне, которому удалось-таки вскарабкаться на кровать и шмыгнуть под одеяло, впился своими острыми клыками в лодыжку будущего победителя под Аустерлицем…