Учитель

– Сол, я разговариваю с тобой, как со стенкой. Вот уже семь минут ты смотришь на меня и киваешь в знак согласия, а сам пребываешь совсем в другом месте, – сказала Эвита, теряя терпение. – Ну и о чём ты мечтаешь на этот раз?

– Прости, ради Бога, Эвита. На этот раз я не мечтал, а вспоминал далёкое прошлое. Как жаль, что тебя там не было со мной! Теперь мне этот чемодан воспоминаний приходится нести в одиночку.

– Я бы многое отдала лишь за одно мгновение побыть с тобой в том твоём далёком прошлом, побывать в доме твоих родителей и выпить с ними чаю с вишнёвым вареньем, прогуляться с тобой по Черновцам вместе с друзьями твоей юности, согреть тебя в холодной Сибири, вместе помечтать о чём угодно в твоих любимых Карпатах. Теперь лишь твои рассказы и книги помогают моему воображению совершать такие путешествия в твоё далёкое прошлое.

– Уже целую неделю, Эвита, я думаю, стоит ли так сильно ворошить былое. В особенности то, которое за давностью лет, как говорили у нас в Черновцах, уже с душком.

Я сделал подготовительную паузу, принял позу Черчилля и продолжил, произнося воображаемую премьерскую речь в английском парламенте.

– Свои книги я пишу не назло или во вред кому-нибудь. Равно как и не в пользу или в защиту кого-то. Я пишу их, главным образом, для себя, для тебя, для наших и не наших детей, – воодушевлённо начал я.

– Ты же знаешь, Эвита, что не всегда у нас бывает возможность поговорить с детьми в необходимых деталях и в настоящем времени на некоторые важные темы из нашей жизни. Отдельные имеющие значение факты останутся совершенно не проговоренными. Так пусть о них дети прочитают потом, когда созреют для этого. Хочется лишь, чтобы они делали это по собственной воле, а не по приказу или по какой-то необходимости, – величаво продолжил я.

– Я пишу свои книги и для близких друзей. Возможно, их прочтут и мои знакомые, которые не являются мне близкими друзьями. Хочу верить, что совсем незнакомые люди тоже прочтут мои книги. Пусть их читают все, кому они интересны. А перед теми, кому не будет интересно, я готов извиниться за то, что не сумел их заинтересовать.

Сейчас, когда я стал писателем или кем-то в этом роде, я веду обширную, по моим меркам, переписку со всем миром. Она не деловая, а приватная. Но иногда мне пишут о таких вещах, которые преобразуют приватные проблемы в общие – такие, о которых можно и нужно говорить вслух. Разумеется, что личности, пишущие мне, никогда не станут известны посторонним.

Вот недавно, Эвита, я получил письмо от группы бывших студентов Новосибирского государственного университета, – сказал я, смягчив тон – Они были серьёзно удручены, прочитав мою книгу о нашем общем студенчестве. По их мнению, картина студенческой жизни в период 1970—1975 годов, изображённая мною, значительно отличается от их воспоминаний о том времени и не соответствует их ожиданиям от меня.

От имени этой группы письмо мне написала всем известная в нашем университете Роза Шафигулина. Это не настоящая её фамилия, поэтому я могу открыть содержание нашей переписки для тебя и моих читателей. Хотя ответ Розе я написал немедленно, но долго не было удобного случая предать его гласности. Сейчас такая возможность появилась, и я хочу привести нашу с ней переписку полностью. Это принципиально и важно для меня.

Я сел в кресло рядом с письменным столом, достал два письма из среднего ящичка и начал читать письмо Розы.

– Привет, Сёма!

Надеюсь, ты помнишь меня. Я простая советская девушка. Таких, как я, миллионы и миллионы. Мы тебя помним очень хорошо, хотя прошло много времени.

Прочла твою книгу «Студент». Думала, писать ли отзыв.

Хвалить особенно тебя не за что, а ругать не хочется.

Однако решилась-таки.

Насколько мне понравилась твоя первая книга «Стекольщик», настолько же не понравилась вторая. Но поскольку ты всех попросил об отзыве после прочтения, то принимай.

Сёма!

Ты хорошо владеешь пером. Мастерски. Продолжай писать. У тебя это хорошо получается. Ёмко, сочно, интересно. И наверняка тебе есть о чём написать ещё. Ты жил во многих странах, имел интересные встречи, у тебя семья, ты стал бизнесменом. Короче, много такого, о чём можешь интересно рассказать.

Теперь о том, что касается твоей книги «Студент». Я ведь тоже окончила НГУ. Чуть пораньше тебя. Мой факультет был другим, но это не важно. Студенческие годы – они ведь фактически есть переходный период от детства к взрослой жизни. Как вспышка молнии. Ты оторван от семьи, от привычной среды, погружён совершенно в другую, неизвестную дотоле жизнь. Да ещё и «на другом конце света». Удача попасть в Академгородок. Прожить здесь 5 лет. Вокруг интересные люди, события, что-то новое, необычное. Совсем не то местечковое, не то, что было прежде (в Черновцах, к примеру; или, как у меня, в шахтёрском посёлке в Кузбассе).

Но мои ожидания и прочтение не совпали.

Главный герой твоего повествования предстаёт, в основном, как сексуально озабоченный юнец.

Главная цель этого героя в течение всех 5 лет учёбы – найти партнёршу, очередную девушку, очередную «возлюбленную». Обилие женских имён поражает. В какой-то момент чтения это мне стало надоедать. Неужели все годы студенческой жизни именно это и доминировало?

А ведь вокруг были яркие звёзды – Будкер, Мальцев, Соболев, Румер, Ляпунов… всех не перечислить. Были их интересные лекции, были встречи…

Да мало ли что ещё. Есть у тебя какое-то невнятное упоминание о вашей затее с педагогическим кружком. Из этого описания трудно представить себе, что это было и каков «сухой» остаток был у этой затеи.

Главное в книге – поиск очередной девушки. У главного героя явная сексуальная озабоченность затмила годы его пребывания в НГУ. Вся книга, все коллизии жизненные вокруг этого. Возможно, это моё возрастное (наверное, уже старческое) брюзжание, но какое впечатление есть, такое есть. Мне тошно было читать это.

Привет,

Роза Шафигулина

– А вот, Эвита, мой ответ Розе.

Дорогая Роза, Розочка, Розуля! Шафигулинка ты моя далёкая!

Прочёл твой отклик. Думал, писать ли ответ.

Решился-таки.

Нет слов описать ту радость, с которой я прочитал твоё письмо. Значит, книга удалась! А я напрасно переживал. Моя вторая книга получилась именно такой, какой я хотел её написать! Неужели я столь талантлив – или просто случайно попал в точку? Чего ещё может желать писатель? Ведь на первую мою книгу я от тебя никаких откликов не получил. Значит, не задела она тебя. Оказалось, что с первой книгой я просто в пустую время потратил, по крайней мере, по отношению к тебе.

Общение между людьми в любых формах всегда было и по сей день остаётся вершиной человеческих наслаждений. Неоткровенное общение – это пустая трата времени. Вот и получается, что нет у меня другого выхода – обязан откровенно писать обо всём.

Моё нынешнее книгописание есть общение с моими читателями, и я действительно получаю от этого огромное наслаждение.

Дорогая Роза! Пусть весь мир читает мои книги! Пусть мифы про Академгородок разобьются вдребезги! Пусть люди знают, что в Академгородке, наряду с академиками и известными профессорами, живут и обычные рядовые люди.

И среди этих обычных людей был я, Соломон Абрамович Глейзер – простой советский парень. Таких, как я, миллионы и миллионы. Я любил женщин и любил их беспрерывно, беспредельно и бесконечно. Мне постоянно мешали – лекции, семинары, экзамены, какая-то мерзкая дипломная работа и псевдоинтеллектуальное общество, частью которого я так старался стать.

Но любовь к жизни, сама жизнь – всегда побеждают. И я выжил! Покалеченный, но выжил. Выжил, чтобы рассказать свою правду о том, что было 50 лет тому назад.

В юности, едва удавалось слегка утолить голод, сразу же мысли сосредоточивались на женском вопросе. Это абсолютно естественно. Только потом было всё остальное, включая глубокое изучение марксизма-ленинизма и другого какого-то научного -изма.

Не думаю, что великий критик Виссарион Белинский употреблял когда-либо выражения типа «Мне тошно было читать это». Это что-то из лексикона комсомольского секретаря из нашего университета начала 70-х, который тот использует на собрании по обсуждению студента, подозреваемого в жевании жвачки.

А я не Белинский и поэтому пишу по-простому. Молчать не стану, как это делал многие годы. Кривить душой, пресмыкаться и лгать – тоже не буду, ни к чему мне это. Не боюсь я вас всех и в моём возрасте я не имею права транжирить время.

Моя первая книга была, главным образом, для учащихся средней школы, которые готовятся поступать в высшие учебные заведения, а вот вторая книга – для всех возрастов. Она не для эстетов с утончёнными вкусами, а для широких народных масс, для «неинтеллектуального быдла», по-вашему, для обычных людей вроде меня.

Дорогая Розочка! Я долго думал над названием моей книги. Одним из предполагаемых было «Записки сексуально озабоченного парнишки».

В основном я с тобой согласен: я и есть тот самый сексуально озабоченный парнишка. Я просто от рождения люблю упругие женские ягодицы. А самые упругие из них достойно заняли самые высочайшие позиции в моей пирамиде прекрасного.

Те, кто говорит мне, что я бизнесмен, а не физик, подразумевают: предатель. Предал племя физиков и сбежал к врагу. А для меня бизнесмен – это успешный физик, химик, биолог или другой какой-то учёный.

В чём же я виноват? Я не предал никого, не лгал, не кривил душой, никого и никогда не обидел, не воровал, не доносил ни на кого, уважал старших, помогал друзьям. Я любил поесть и обожал женщин, я до сих пор люблю то же и обожаю тех же. Я не могу иначе. Неужели вызовете меня на комсомольское собрание и отчитаете как следует? Тогда все будут знать, что вы выполнили свой общественный долг.

Да, и вот ещё что. Если вам так тошно от моей второй книги, то третью не читайте ни в коем случае! По поводу третьей книги рекомендую: предайте её анафеме и сожгите публично на церковном дворе. Только осторожно, не подожгите всю вашу церковь.

Сотни биографий, тысячи мемуаров, десятки тысяч воспоминаний были написаны про академиков, членов-корреспондентов, профессоров и даже доцентов. Неужели нельзя посвятить одну книгу рядовому студенту, приветливой гардеробщице, трудолюбивой поварихе или красавице кастелянше? Неужели нет им, простым людям, места под солнцем?

Но если ты, Роза, хочешь почитать, например, про Алексея Андреевича Ляпунова, могу порекомендовать: читай «Алексей Андреевич Ляпунов: очерк жизни и творчества, окружение и личность», написано Николаем Николаевичем Воронцовым, который работал ученым секретарем Президиума Сибирского Отделения АН СССР. Куда мне до него!