– Стойте на месте, – явно недовольный задачей оберегать тюрьму от подъезжающих машин, мужчина что-то негромко сказал в рацию, сквозь помехи получил короткий ответ и кивнул напарнику: – Проходи. Дальше пешком. Задолбали вы со своими учениями, заработать не даете.
– А разве вы сейчас не зарабатываете? – естественно, я понял, о чем говорит мужчина, но промолчать было слишком тяжело.
– Оклад, что ли? Ты это. Иди давай. Умник хренов.
“Вторая причина не учиться на права и брать машину”, – не без удовольствия подумал я, дошел до ворот и зашел на первый пост охраны. Дверь за спиной закрылась на замок, началась стандартная процедура прохода на территорию “Белой Ночи”. В такую погоду, когда дождь не планировал заканчиваться, я за годы работы наловчился пакет с одеждой не выбрасывать сразу, а использовать в качестве зонта, пока не доберусь до административного отсека.
– Ты не торопился, да? – Геннадий Илларионович сам пришел встречать: – Живее.
Понимаю, что инцидент произошел впервые за время существования тюрьмы, не имею даже малейшего представления, как побег был реализуем, однако подобное настроение начальника не внушало доверия. Равно как и не внушало доверия, что два охранника пошли за моей спиной со снятыми с предохранителей автоматами.
– Геннадий Илларионович, я не понимаю…
– Помолчи пока, а? – не оборачиваясь требовательно попросил начальник. По голосу слышалось, что он бы добавил еще пару не самых лестных слов, однако сдержался.
Шли быстро, прямиком в кабинет Геннадия Илларионовича и, судя по закрытым дверям, на ушах стояла вся тюрьма. Дверь начальник тюрьмы открыл быстро, пропустил первым меня.
– Это он? – спросил неизвестный мне мужчина.
– Он, – ответил Геннадий Илларионович, закрыл за собой дверь и сел в кресло: – Антон Денисович, познакомься. Майор ФСБ Ковалев Владимир Валерьевич. В твоих интересах говорить все, как есть. Понял?
– Понял, – не особо понимая на самом деле, что происходит, ответил я: – Добрый день.
– Добрый, – майор говорил тихим мягким голосом: – Присаживайтесь. Как спалось?
– Думаю, это к делу не относится, – любезничать в планы не входило, поэтому пустой и бесполезный вопрос оставил без ответа: – Что стряслось? Куда пропал Калинин?
– А вот это, дорогой Антон Денисович, мы сейчас и будем выяснять. Так как спалось? Или не получилось выспаться из-за помощи заключенному?
Конечно, я слышал часто про издевательскую манеру общения ребят из федеральной службы безопасности, но повстречать такого на своем пути – совсем другое дело.
– Хотите в чем-то обвинить – действуйте. А пока я даже не в курсе, о чем речь.
– Антон, скажи спасибо, что я договорился на разговор, – как-то не очень добро вклинился в разговор начальник тюрьмы: – И радуйся, что на такси доехал, а не в автозаке. Давай, рассказывай, на кой ляд тебя Юрий подставляет?
– Ну если мне кто-то объяснит уже наконец, что происходит, смогу отвечать на вопросы.
И Геннадий Илларионович рассказал. В районе девяти часов утра произошел сбой, из-за которого на две минуты отключились камеры видеонаблюдения во всей “Белой Ночи”. По тревоге подняли всех, кто был на месте, однако никаких происшествий зафиксировано не было. В первую очередь дежурная смена наблюдения стала выяснять причину сбоя, параллельно просматривая состояние заключенных. Через четыре минуты дежурный Василий Бородин обнаружил, что камера Оливера Калинина пуста. На этот раз все входы и выходы были автоматически запечатаны, камеры заключенных переведены в режим слепоты, когда все четыре стенки затемняются. В сложившейся ситуации было принято решение все аквариумы закрыть белой непрозрачной подсветкой. Спросили бы об этом меня, точно бы раскритиковал, ведь по Юнгу белая комната с равномерной подсветкой – олицетворение смерти. Темный цвет был бы гуманнее, но кого это волнует в тюрьме для пожизненно заключенных?
Через сорок три минуты был завершен полный обход территории тюрьмы. Ни единого следа пропавшего заключенного. Техники проверили целостность камеры и подтвердили, что из нее выбраться без посторонней помощи невозможно. По специфике дела Калинина пришлось оповестить об исчезновении заключенного не МВД, а напрямую ФСБ.
Спустя полтора часа после инцидента дежурный Виктор Галягин увидел, что заключенный Юрий машет рукой в камеру наблюдения, привлекая внимание. С охранником мужчина говорить отказался, потребовав личную встречу с начальником тюрьмы.
– А президента тебе не надо? – ответил охранник и уже собирался уходить, но Юрий привел железный аргумент.
– Нет, нет, спасибо, с президентом как-нибудь потом. А вот побег Калинина может начальника твоего заинтересовать.
Откуда заключенный узнал об исчезновении Оливера, охранник решил не задумываться, но сразу же доложил Геннадию Илларионовичу. Естественно, начальник тюрьмы отложил все и прошел к камере Юрия.
– Доброе утро, Геннадий Илларионович. Сразу к делу?
– Говори.
– Оливер сбежал как раз тогда, когда камеры у вас отключились, – осведомленность заключенного обо всем, что ему было нужно, раздражала Геннадия Илларионовича с первых же дней прибытия Юрия в “Белую Ночь”.
– Ты же понимаешь, что я однажды узнаю, как ты достаешь информацию?
– Конечно, – без тени улыбки или сарказма ответил Юрий: – Не исключено, что сам расскажу в один прекрасный день. Так вот. Оливер сбежал где-то в девять утра. Извините, часы отобрали, не могу точно сказать. Думаю, вы уже в курсе, что камеры наши надежны, как экономический план страны на пятилетку, так что без посторонней помощи выбраться он не мог. Так?
– Ну, – подтверждать было неприятно, но Юрий говорил правду.
– Следовательно, кто-то помог. Да вот только кто?
– Ты в загадки меня позвал играть, – терял терпение начальник тюрьмы.
– Вот любите вы театральные паузы рушить. Может, я всегда хотел в кино играть? Ладно. Скажем так, импульс к побегу дал Оливеру ваш прекрасный психолог.
– В смысле?
– В прямом. Калинин так мирно и сидел бы в аквариуме, не обращая внимание на свое положение, ведь в нем еще и подружка-собеседник. Но нет, Антон Денисович помог Олли нашему. Извините, вашему.
Через пять минут после разговора с Юрием начальник тюрьмы и начал звонить мне. Как выяснилось, не возьми я трубку со второго раза, группа захвата от ФСБ оперативно доставила бы в “Белую Ночь”. Скорее всего, сразу на второй блок тюрьмы.
– И я так понимаю, меня уже проверили, – не впечатлившись рассказом, спросил я. Естественно, ответ был уже в самом вопросе.
– Конечно, – майор кивнул: – И это смутило больше всего.
– Интересно, чем.
– То ли мало копали, то ли хорошо алиби себе делал, но ты чист, как младенец.
– И вариант того, что я непричастен, вы не рассматриваете в принципе? – Ковалев раздражал, но это была его работа, так что обвинять не собирался.
Геннадий Илларионович и майор переглянулись – Ковалев кивнул. Начальник тюрьмы тяжело вздохнул.
– Антон, то, что ты сейчас услышишь, оставишь глубоко в своей голове. Сорвется с языка, суд будет закрытый и быстрый, а сидеть будешь сразу в третьем блоке. Понял?
– Может, мне и не стоит тогда это слышать? – попытаться стоило. Впрочем, когда начинают беседу с угрозы, которую завуалировали перспективами, отказываться уже поздно.
– Юрий – единственный в своем роде заключенный. Подобных ему нет ни в одной исправительной колонии страны.
– Они все уникальны, Геннадий Илларионович.
– Хотел бы я с тобой согласиться, но нет. 9 из 10 здесь – обычные преступники. Сброд на любой вкус. Юрий – профессионал своего дела. Не уверен, что мы его способны удержать в тюрьме, но у нас он хотя бы под контролем.
– Пока он этого хочет, – добавил майор ФСБ. В его голосе звучала какая-то детская обида.
– Возможно, – задумчиво протянул начальник тюрьмы: – Как бы то ни было, он здесь и такой он один.