Я хочу, чтобы меня казнили

– Что продолжите, Анатолий Викторович?

– Убивать.

Улыбка невольно растянула мой рот. Где-то я уже слышал подобное самоуверенное утверждение, кажется, на лекции по типологии психопатии. Однако в условиях "Белой Ночи" практическое применение угрозы было исключено на все сто процентов из ста возможных.

– Вы находитесь под наблюдением двадцать четыре на семь, физическая проверка, на случай подмены камер слежения, осуществляется каждые шесть часов. Единственный, кого вы можете убить – вы сами. Но на этот случай аквариум оснащен датчиками, считывающими потенциально опасные для жизни заключённого данные.

– Гироскоп и датчик приближения на случай потери сознания, индикатор влаги на случай появления крови, – продолжил за меня Анатолий: – Да, я понимаю. Но не понимаете вы. Если здесь есть Алиса, то в опасности не я и не она.

– Тогда кто?

– Все. Все остальные, включая вас.

Заметки о психически стабильном состоянии Анатолия можно было выбрасывать. Между Серебряковой и Фадеевым явно что-то было, однако они жили в разных городах, разница в возрасте была практически двукратная, а сказанные слова заставляли пересмотреть мнение о том, что Анатолий вменяем. Я сделал пометку поднять архивы подобных расстройств психики, поскольку не мог сразу вспомнить хотя бы название. В этом Фадеев был прав – я начал терять хватку и забывать те вещи, которые дали работу и зарплату.

– Анатолий Викторович, что вы имеете в виду?

– Ну вы же записали, что нужно изучить примеры по типу моего в психиатрии, ведь так? Изучите. Особенно внимательно на буквы "м" и "э". Я только уточню один момент. Если к нашей следующей встрече вы не пригласите сюда кого-то, кто может повлиять на решение о моей казни, погибнет один заключённый.

***

– Геннадий Илларионович, я не понимаю, – несмотря на то, что начальник тюрьмы точно не мог помочь, я решил поговорить именно с ним.

Я не испытывал каких-то теплых чувств к своему руководителю, даже нельзя сказать, что уважал его больше, чем своих преподавателей в университете. Однако этот мужчина знал свое дело и знал, куда ему не стоит лезть. О субординации я тоже знал, но сталкиваться слишком часто нам не приходилось все эти годы, хоть мы и были друг у друга на виду. Даже странно, что он смог за все время нашей совместной работы сложить обо мне впечатление – поначалу я думал, что его интерес закончится сразу же, как только я закрою потребность тюрьмы в штатном психологе.

– Ну не просто же так он тебе сказал про эти буквы, да? – Геннадий Илларионович имел отличную память. Что не получалось запомнить, он записывал, однако здесь не стал обращаться к своему блокноту – видимо, история с заключенными затронула его личные интересы. Впрочем, не удивительно – после стольких лет бесперебойной работы “Белой Ночи” появились первые колебания.

– Да. Вначале я подумал о маниакально-депрессивном психозе, даже начал думать, что речь о циркулярном типе…

– Антон, – тихо, но настойчиво перебил начальник.

– Да?

– Ты когда-нибудь слышал об указе президента за номером 1433 от 16 ноября 2010 года?

– Не думаю, – определенно нужно поспать, а то смысл вопроса неуловимо ускользал: – Нет, не слышал.

– Зря, зря. Так вот и я не слышал этих ваших мозгоправных штучек. Давай без энтузиазма, но доступным языком.

Надо было сразу догадаться, но я так привык общаться на более простые темы, что упустил вариант недопонимания друг друга. Для себя я сделал пометку в голове, что с милой кассиршей Марией надо быть попроще в беседах.

– Извините, виноват. Начну тогда с самого начала.

– Давай пропустим Фрейда, ладно? – скривился начальник тюрьмы, явно ожидая долгую и нудную лекцию.

– Не настолько с начала. В общем, маниакально-депрессивный психоз…

– …проявляется у маньяков с депрессией? – Геннадий Илларионович чуть заметно улыбался. Плохой признак – значит, он защищается от чего-то, но не от меня. От непонимания терминологии? Вряд ли. От ситуации с Калининым и Фадеевым? Вероятно.

– Нет. Это расстройство психики, конечно, но не только у маньяков.

– Да не переживай, я не такой тупой. Ну и?

– В общем, это практически неконтролируемое возбуждение, если не вдаваться в детали. Может идти как с агрессией, так и с идеями величия. Тут я и подумал, что Фадеев наш клиент. Ну понимаете сами – его поступки, действия, вся высокомерность и попытки предугадать действия собеседника. Но этого мне было мало и я полез классификацию смотреть подробнее. Тут уже интереснее – есть циркулярный тип этого психоза, аффективный психоз. В нем есть так называемые светлые промежутки, когда человек между депрессией и возбуждением становится практически нормальным.

– Это как раздвоение личности? – нахмурился начальник.

– Биполярное расстройство больше подходит для Калинина, ведь он считает, что в нем личность Серебряковой. А вот Фадеев – тип тот еще. Его подсказка со второй буквой не так и далеко увела по классификации. Энцефалопатия Вернике.

Не знаю зачем, но я замолчал. Инстинктивное ожидание похвалы? И я ее “дождался”:

– Возьми с полки пирожок. А пока берешь, расскажи, что это за хрень. Это когда клещ кусает?

– Хм. Тоже не совсем. Это синдром, в котором может идти спутанность сознания. Плюс у синдрома есть множество расстройств, связанных с памятью и эмоциональной составляющей.

– Так. И где тут участие клещей? – Геннадий Илларионович покрутил пальцем в воздухе, рисуя то ли знак вопроса, то ли знак бесконечности.

– Давайте лучше другое тогда название, потому что клещей в этой истории не будет. Болезнь Вернике. Вы уже поняли, куда я клоню?

– Боюсь, что нет, Антон Денисович.

– Фадеев дал намек на то, что может быть у Калинина! – если бы я стоял, а не сидел, обязательно встал бы в позу победителя. Маленький элемент самолюбия.

Начальник тюрьмы приподнял бровь, прочистил горло и откинулся на спинку кресла.

– В смысле?

– Спутанность сознания, расстройство личности, проблемы с памятью, пляшущее настроение – он чуть ли не прямым текстом говорит нам про Калинина.

– А теперь послушай меня, после чего возьми-ка выходной, да езжай домой. Мы уже проверили – Калинин не знаком с Фадеевым, Фадеев не может знать Калинина. Утечки информации внутри “Белой Ночи” не было – это мы тоже уже выяснили по своим каналам. Не обижайся, тебя тоже проверяли. Намекать на Калинина Фадеев тебе никак не мог, а ты просто заработался. Вспомни сам – он тебя поддел за то, что ты о нем сделал запись. Ну и решил подыграть твоей фантазии.

– Я не фантазирую, – мысленная поза победителя опустила руки: – Ночь не спал – перебирал информацию…

– …и за эту ночь тебе выходной. Езжай отдыхать, а то уволю.

– Геннадий Илларионович, утром Фадеев мне дал информацию, которая может вскрыть уязвимость безопасности всей тюрьмы, – попытка выбросить последний козырь показала, что мы играем не в карты, а в шахматы. И мне поставили мат.

– Антон, если через полчаса ты еще будешь на территории тюрьмы, уйдешь с вещами. Ты хорошо поработал, молодец. А теперь встал и вышел.

Спорить смысла не было и я покинул кабинет начальника. Не давала успокоиться только одна мысль. Почему меня насильно отправляют отдыхать?

***

Что делать в квартире, когда сваливается внеочередной отгул, я не знал никогда. Смотреть кино? Напиться? Выспаться? Не тот случай – загадки трех заключенных не давали успокоиться. И я продолжал читать новости, связанные с Фадеевым и Серебряковой. Не удивительно, что про человека-призрака Юрия и про обычного охранника Калинина информации не было практически никакой, но от этого не становилось легче или тяжелее. Со всеми участниками импровизированного расследования было одинаково тяжело.

Заголовки были один краше другого. “Серийный убийца издевается над следствием”, – писали про Фадеева в первые дни его печальной славы. “Дочь умершего банкира ищет отравителей отца”, – разбирали на громкие заголовки историю Серебряковой. “Он убивал по инструкции”, – рассуждали про Анатолия блогеры. “Алиса Серебрякова продала матери свою долю акций банка”, – искали сенсацию газеты. “Второй Попков, первый Фадеев”, – проводили параллели желтые издания.

Все было как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Первичные теории не находили подтверждений и я отметал их, продолжая искать, искать и еще раз искать. Запасы кофе стремительно заканчивались, но отрываться от ноутбука даже на поздний ужин совершенно не хотелось. Какая связь между Фадеевым, Юрием и Калининым? Насколько серьезно утверждение Анатолия о том, что Калинин представляет опасность? Почему он сказал не про Оливера, а про Алису? За окном стемнело, а вопросов уже было больше, чем намеков на ответы.