Незаконно живущий

– О! – воскликнул знакомый пастух, – ты с неба пришёл? А я-то подумал, бараны балуются.

Сидор-человек обмяк и свалился.

Появился второй пастух. Оба подхватили неудавшегося альпиниста и внесли в кош. Там слабо горел костерок.

– Сейчас, сейчас.

– Сейчас, сейчас, – один за другим повторили пастухи и подкинули в костерок парочку вязанок сухих веточек, – сейчас.

Раздели Сидора-человека, посадили поближе к огню, а мокрые вещички пристроили почти над огнём.

– Сейчас.

* * *

Сидор-ангел, позаботившись отправить очередную невесту подальше от драгоценного друга, да так, чтобы тот её не догнал, не подумал о безумии Сидора-человека, не предположил о безудержной погоне этого смельчака. Пришлось подсказать другому пастуху: перегони, мол, одну корову повыше, в дальний кош. Тот будто и сам решил, что надо помочь коллеге в дальнем коше. Подбросить молочка. Да, коровье молоко там давно кончилось, а овечье порядком надоело. Подоить корову здесь, да занести туда горшок? Нет, лучше целиком корову туда отвести, а там пусть сам и подоит. Заодно и поговорить со скуки. Оно и случилось. Правда, пришлось дополнительно потрудиться: переставить кош подальше, вглубь пещеры, к задней стене её, чтобы освободить место для дойки. Потом солнце зашло, туча опустилась и уткнулась в гору, отдавая ей излишнюю влагу. Обратно идти опасно. И корова покачивала шеей, изображая неохоту, но и заставляя колокольчик бряцать…

* * *

– Сейчас тебе горячего молочка, да с медком… – оба пастуха вышли наружу…

* * *

Тяжесть влаги в горе превысила устойчивость свода пещеры. Он обрушился нежданно-негаданно.

Обвалилось всё как-то само по себе, будто поджидая случая изготовить это страшное непредвиденное деяние…

Земля обволокла весь кош влажным слоем, но тот устоял, хоть и в приплюснутом виде. Зато бывшая пещера-грот обзавелась толстенной наружной стеной, изображая собой фортификационное сооружение, продолжающееся этим новейшим укреплением до самой реки, частично перегородив стремительные воды.

Создалась небывалая тишина, что объяла оставшуюся полость внутри горы. Снаружи громко блеяли овцы, истошно мычала корова, кричали пастухи, но обитатель тишины – звуков не ощущал, словно у него и ушей-то не было.

Дышать становилось труднее да труднее.

«А, – подумал Сидор-человек, – не замёрзнуть у подножья ледника меж валунами марены, а задохнуться внутри земли – уготовано мне»…

* * *

Сидор-ангел продолжал брать в долг силы для спасения Сидора-человека, не заботясь о возвращении взятого обязательства. Некоторые ангелы больше не приставали к нему и не требовали отчёта. Более того, прониклись к нему особой теплотой, обычно проявляемой народом к убогим и геройствующим. Другие наоборот, лишь усилили к нему неприязнь, постоянно порицая за безответственную задолженность.

– Ещё бы немного! – Воскликнул Сидор-ангел.

– Бери, бери, сколько надо, – послышался голос Начальства, – всё равно ведь не вернёшь никогда.

* * *

Послышался мощный гул внутри земли. Затем, тело горы, захоронившей Сидора-человека, стало нервно раскачиваться. Площадка, на которой стоял кош, осела и медленно продолжала сползать вниз. Остановилась. Внутрь просочилась вода. Войлок наверху лопнул, и в широкой прорехе появилась полная луна…

* * *

– Уф… – простонал обессиленный Сидор-ангел.

ЭПИЛОГ

На несуществующем горизонте показался караван судов «Волго-Балта». Слегка чернеющие на сером фоне корабли повисли не то в воде, не то в небе, и медленно увеличивались в размерах. Их силуэты проявляли тоненькие косые нити золотистых лучей солнца, прорвавшиеся сквозь узкий прозор в однотонной и единой туче, величиной во всё небо. На этих нитях, по-видимому, караван и держался.

«Появился ли ответ на вопрос о некоем таинственном остатке в человеке после отпадения дольней жизни от души? или нет? – озадачивает себя человек в лодочке. – Попробуем пока придерживаться уже добытого ответа: возраст накапливается временем, а некий уровень, тот накапливается вечностью. Уровень. Планка бытия. Она же – способность привиться в вечности, пустить в ней корни. Способность. Вот что, по-видимому, накапливается в нас при земной жизни. И после смерти, – бесчисленное добро, собранное временем, отпадает вместе с памятью о нём, а неведомые нам накопления вечности в виде таинственных способностей, остаются для обновления бытия… Однако мы знаем: не каждый бывший стебель земной жизни становится черенком вечности. Много ли в нём способностей, или они вовсе отсутствуют, высока ли его планка бытия или валяется она вообще за ненадобностью, – не суть. Быть ему таковым или не быть, – устанавливает Заботливая Рука»…

Бросая взор за спину, человек уже не выхватывал отдельные эпизоды в океане Прошлого. Конечно, таковых там вдосталь, однако нет нужды перечислять их до изнеможения чувств. Теперь всё виделось целиком на некоем обобщённом полотнище. И в некоторых частностях эта абстракция сопрягалась с изощрённо свитыми паутинами человеческого общества. А местами – с не менее хитроумным состоянием нескончаемой влюблённости.

Действительно, уже вся прошедшая жизнь содеялась перед ним широкой панорамой.

Вон срывающиеся там-сям успешно начатые трудовые карьеры. Они видятся никчёмным мусором. А ведь переживал тогда. Сожалел. Даже доходил до отчаяния.

Вон одна невеста, ставшая до неприятности чужой. Вон другая, непременно отравившая бы его существование. Вон ещё одна, самим брошенная из-за примеченной следующей, которая устроила ему сплошные страдания. И вон – совершенно сама по себе возникшая из ниоткуда, с которой прожил-таки всю жизнь, хоть и в постоянной неудовлетворённости.

А вон и творчество, никем не унаследованное и не обращённое на пользу человечества. Оно покрывает всю панораму, подобно складчатой прозрачной вуали, и кое-где её складки плотно загораживают саму жизнь…

Усталый человек, сидящий в лодочке, иначе говоря, Сидор-человек только теперь догадался о существовании у него ангела-хранителя. Уберёг. Хотя, и раньше подобная догадка посещала его, но вскользь, и тут же забывалась. А ведь в раннем детстве случалось даже поговорить с ним. Через некий столб или трубу. Потом, правда, всё схоронилось куда-то. А теперь всплыло вновь. И сам собой возник этот невыразимый столб или труба. От головы в небеса. Такой знакомый-знакомый. Человек прислушался: нет ли там гула особого, перерастающего в знакомый голос? Тишина. Угадывается лишь присутствие старого друга. Безмолвное. «Да, есть он. Иначе и быть не может, – подумывал усталый человек, – иначе не объяснить неисчислимые житейские неудачи. Крупные и ничтожные. Будто неудачи. А взаправду – настоящее спасение. Настоящее»…

Теперь он просто памятью извлёк цепочки срывов, связанных с карьерой по работе, где будто с закономерным постоянством возникали кем-то выстроенные препятствия. Загородки. Защита. «Защитил меня от безобразий… сколько бы дров наломал в судьбах людей… а в собственной душе – и подавно»… Движение мысли переметнулось в иной отсек памяти, где обитали его женщины, те предметы влюблённости, перерастающие в статус невест, кои, казалось бы, несправедливо оставляли его под предлогами, не поддающимися разумному объяснению. И тут ясно как день. Тоже загородки, защита. Те будто бы невесты ведь никак не связаны с настоящей жизнью, они просто время от времени появляются в судьбе. И, в конце концов, показывают себя в истинном свете разочарования. «Защитил меня ангел и от вздорных увлечений, уносящих моё существо прочь от жизни собственной – да в бездну пустоты». А если соединить оба увлечения, – карьеру и женщин? Да запустить в свою биографию. И притом лишиться защиты. «Ужас».

Сидор-человек мысленно поднял взор к небесам и мысленно покивал головой. Приветливо, с улыбкой. С благодарностью.

О нарочной же и чуть ли не преступной выручке ангелом-хранителем от явной многократной смерти извне и от возможных неприятностей ближних из-за самого себя, – он пока не догадывался. Ведь во всех случаях находились спасатели в виде людей или стихии. Или срабатывало собственное предвидение, правда, неосознанное. Хорошо, что не догадывался. Так бы и теперь понадеялся на помощь с небес. Более того – есть причина возгордиться могущественным покровителем. А то и предъявить ему претензию: мол, почему теперь не выручаешь? А?

* * *

Далеко над известным нам пространством земного бытия брёл одинокий ангел по пескам безвременья. Его провожали взгляды многочисленных соплеменников. Смешанные чувства были у них. С одной стороны – продолжающаяся неприязнь из-за излишней оригинальности и дерзости Сидора-ангела, балансирующего на лезвии совершенно неоправданного риска; с другой стороны – зависть исключительному профессионализму неприятеля. И Начальство почему-то не порицает этого безумца, а наоборот попускает, и до такой степени, будто не существует он вовсе в природе невидимого мира. Кстати, чувство одиночества у Сидора-ангела усиливалось по той же причине: ему казалось, будто Начальство действительно отвернулось от него и не замечает, хоть и щедро отпускает в долг любое количество сил.

Ангелы небесные устроили ещё одно продолжение вечно прерывающегося собрания.

Не до конца удовлетворённый ответами Сидора-ангела на щекочущие вопросы, чистенький мыслями и внешностью, придирчивый ангел ёрзал на месте и усиленно соображал. Затем, произнёс укоризненно:

– Эдак ты в долговую яму угодишь, и никогда не вылезешь; никто не станет тебя выкупать.

Другой ангел, тот, кто выступал первым ещё в начальной части собрания, и пользовался уважением у Председательствующего, обратился, будто бы к Сидору-ангелу, но и к остальному собранию тоже:

– Неисполнимый долг не обязательно карается. Известно, что даже оставляется, прощается. Иное дело – злоупотреблять прощением. А я ведь сам брал кое-что у Сидора-ангела в долг. И не вернул.

Сидор-ангел покосился в сторону говорящего и вздёрнул брови.

– Да, ты не помнишь, и никто не помнит. Но был случай. Мой человек уж слишком безнадёжно пропадал. А я тогда без остатка растратил положенное мне жалование. Обратиться к Начальству за добавкой в долг я не посмел. Вот Сидор-ангел и отдал мне столько, сколько надо. Сказал: «мне всё равно отдуваться за множество собственных долгов, возьму ещё». Теперь и выходит, что ему отдуваться и за мои долги.

– Да, – сказал Председательствующий, – может статься, что случился явный перебор.

И ангелы убедили соплеменника-отщепенца в необходимости прекратить жить взаймы.

Сидор-ангел сдался. «В общем-то, мой друг-человек, видимо, подкопил кое-что с небес; поможет мне избавиться хоть от части долгов, когда появится здесь, уже без моей помощи», – подумал Хранитель без уверенности, но с надеждой.