– Все вооружились? Первое слово беру себе, – заявил Мишин. Но одновременно встал физик Сумароков, худой, неизменно корректный.
– Уступите его мне, Костя, – тихо попросил он, и тот безропотно сел.
– Простите, Кирилл Алексеич, мой тост не за вас. Мне кажется естественным и необходимым сказать сейчас, здесь о Серафиме Осиповне. Сколько лет она была хозяйкой этой школы? Тридцать два? Тридцать три? Но стаж еще не заслуга, стаж и опыт часто бывают щитом, за которым косность. У нее было не так… Без Серафимы Осиповны моя личная судьба имела бы совсем другую траекторию: я не остался бы здесь, я тяготился школой… В особенности презирал девчонок, считал, что они и физика – две вещи несовместимые. И вообще разделял печально известное мнение, что, когда нету дороги, идут в педагоги… Но была Серафима Осиповна, которая почему-то швыряла в корзину мои заявления об уходе. Она просила дотянуть до лета. И позаниматься отдельно с какой-нибудь бледненькой девочкой. И провести олимпиаду. И открыть кружок радиолюбителей. Я скрепя сердце соглашался, потом увлекался, а осенью все начиналось снова.
«Они разбили мне амперметр, – страдал я, – они дикари!» – «Они сами смастерят тебе новый, – говорила она, – если вы друзья, конечно… А если нет – бог с ним, с амперметром, это из твоих убытков наименьший…» Не знаю, возможно, у нее, как у директора, были свои упущения… нет, даже обязательно были! Возможно, Кириллу Алексеичу не все у нас нравится… Но учителем она была настоящим! А теперь в ее глазах потух свет…
Я, естественник, отказываюсь понимать природу в данном случае, – слишком несправедливо… Давайте, что ли, протелепатируем в Одессу: поправляйтесь, Серафима Осиповна, желаем вам света…
Ни с кем не чокнувшись, физик глотнул из граненого стакана.
– Постойте!
Назаров услышал голос Марины; она незаметно возникла за стулом физика.
– Три года работаю и все три года боюсь вас! А вы, оказывается, золотко…
Она чокнулась с Сумароковым и села на дальнем от Назарова конце стола.
– За бабу Симу, товарищи! Все у нее будет хорошо, филатовцы чудеса делают, – снова зашумел курчавый тамада: он не выносил минора. – А теперь – слово о новом шефе! Не знаю, как вы, товарищи, а я очень боялся, что нам назначат какого-нибудь… замухрышку. Что, не так сказал? Сказал, как думал! И то, что поставили крупного человека, – это подарок! Кирилл Алексеич, товарищи, после политработы в армии и в комсомоле согласился на наши, более скромные, масштабы. Не скрою, Кирилл Алексеич, были у нас такие разговорчики, что школой руководить может только учитель со стажем, знающий это дело изнутри и так далее… Но я думаю, что не боги горшки обжигают и что если человек в тех масштабах управлялся, то здесь он управится за милую душу. Как говорится, одной левой! А вы, Марина Максимовна, подождите смеяться, я не кончил. Теперь – такая вещь, как связи. Про товарища Назарова шептать по углам не надо: у него, мол, большие связи и где-то наверху «рука»… У него не «рука» – у него личный авторитет в городских инстанциях! И конечно, для школы это сыграет свою немаленькую роль… потому что, сами понимаете, не в вакууме живем… ну вот, опять, Марина Максимовна! Чего вы смеетесь?
– От удовольствия, Костя!
– Да? Ну тогда ладно… Но вы меня сбили – у меня главное в конце было…
Он пошел под общий смех чокаться с Назаровым:
– Или вы и так все поняли?
– Понял, понял, благодарю…
– Костя, дайте слово для ответа Кириллу Алексеичу! – требовала француженка.
– Я повременю, если можно, – сказал Назаров.
* * *
Юля и Майданов находились в это время в комнатушке под названием «Радиоузел». Здесь полно металлического хлама на шатком столе, проволочек, лампочек… Юля, теперь уже полностью информированная обо всем, карябает стол отверткой, и лицо у нее заплаканное, жалкое, горестно-некрасивое.
– Нет, ты мне объясни, – требует она, морща лоб. – Я знаю, что бывает предательство, читала… Но чтобы собственная мама? Это же дикость какая-то…
– Значит, насолила ты ей, – объяснил Майданов не мудрствуя. – Чем и как, сама знаешь… Слушай, она не работает?
Юля мотнула головой.
– Ну вот. Сидит дома, скучает…
– Теперь она еще не так заскучает! Мне бы угол любой и хотя бы пятьдесят рэ в месяц! Как это сделать? Как?!
Надо было отвлечь ее, тут годилась любая чепуха, и он сказал:
– Пятьдесят рэ… На тигрицу в зоопарке – и то больше идет. А ей ни платьев, ни сапожек не требуется, ни колготок…
– Если не знаешь, что говорить, молчи! – двумя кулаками сразу Юля треснула его и расплакалась снова. Он неловко гладил ее по голове…
* * *
– Слово Кириллу Алексеичу! – опять воскликнул женский голос.
– Товарищи, ну дайте человеку покушать спокойно, – заступилась за него Эмма Павловна. – Это вам не педсовет… Вот, ей-богу, Кирилл Алексеич, я дома с удовольствием всех принимаю, я это люблю… пироги мне удаются, кто из наших пробовал – все в восторге. Но нет смысла возиться – потому что сойдутся и сразу начнут «о родном заводе»…
– Но это же понятно, Эмма Павловна! – сказала Марина. – Здесь просто не получается – выключить станок и уйти…
Учительница французского застучала вилкой по стакану:
– Перегибаешь, Маринка! Оставь нам времечко на личную жизнь!
– Вот именно! Только эти фанатики могут так рассуждать, – обиженно добавила Эмма Павловна. – Класс вместо семьи, что ли?
– Перегибаю, согласна, – потухла Марина. – Это у всех по-разному.
Ощутилась неловкость. Осторожно, даже ласково высказалась Ольга Денисовна:
– Ну что же, это можно понять: личная жизнь учителя и внеклассная работа – совпадают. Только вот содержание этой работы…
– Что?
– Таинственно! Поделились бы с нами опытом, Мариночка, – это же всем интересно… Считается, что ключ к десятому «Б» только у вас!
– Ну, это не так… И потом, этот ключ, если он существует, ребята дают сами. Кому и когда хотят. И конечно, без права передачи посторонним…
– Товарищи! – уловив напряженность, встал Константин Мишин. – Я притащу музыку, а? Сейчас она будет в самый раз!
И, посчитав молчание знаком согласия, он исчез.
– Так мы вас слушаем, Мариночка, – мягко напомнила Ольга Денисовна. – Про ключ – это очень образно, мы оценили… А внеклассная работа?
– Ольга Денисовна! Да это и не работа вовсе… это общение.
– Тем более. Почему-то по вечерам. Почему-то не со всеми, а с какими-то избранными…
– А кто к вам ходит, Марина Максимовна? – страшно заинтересовалась Алина. – Алеша Смородин, да? Еще кто? Адамян?
– Не вспоминайте при мне эту фамилию… – вздрогнув, попросила Эмма Павловна. – Сегодня я его вышибла в присутствии Кирилла Алексеича!
– Адамяна Евгения? – переспросил физик. – Удивлен. Я ему симпатизирую.
– Дело не в симпатиях, – сухо заметила Ольга Денисовна. – А вообще выдворение из класса – это капитуляция перед учеником, есть прямая инструкция на этот счет. И давайте не говорить все сразу…