Фанфарон и Ада (сборник)

– А все-таки, Елена Васильевна, хоть один конкретный пример великого человека, который шел бы по течению?

– А что считать точкой отсчета? Это ведь самое главное – определить отправную точку.

– Скажем, так: отправная точка – мнение большинства людей.

– Нет, не так, – не согласилась Елена Васильевна. – Великий человек не отвергает мнение большинства, а создает его. Собственную идею он делает всеобщей. Дело тут не в заблуждении большинства, а во всеобщем незнании, которое становится знанием всех. Так что и Аристотель, и Данте, и Коперник, и Ньютон, и Гомер, и Эйнштейн, и Пушкин – разве они плыли против течения? Они шли вперед, от незнания – к знанию, от того, чего не было, к тому, что стало.

Машина мчалась по Ярославлю, шофер молчал, но, кажется, внимательно прислушивался к разговору Петрова с Еленой Васильевной; во всяком случае, за последние годы он не помнил, чтобы Елена Васильевна говорила с такой страстью и с такой искренностью… И о чем? А Бог его знает о чем. Так же не помнил и Петров, чтобы во взрослой своей жизни – а не в студенчестве – он говорил с кем-нибудь на подобные темы. Странно, отметил он про себя, разговоры людей друг с другом как бы измельчали, стали пресными, то просто деловыми, то пусто-ироничными, а в результате? Всеобщее отчуждение и разобщение…

– Мы отвлеклись, Елена Васильевна… Откуда все-таки появилась у вас Лихачева? Как я понимаю, на сегодняшний день – ваш лучший инспектор.

– Биография у нее простая. Приехала в Ярославль из деревни, работала на ткацкой фабрике, участвовала в молодежных оперативных рейдах. Предложили работать у нас – согласилась.

– Почему?

– Вы будете писать о ней?

– Еще не знаю, – уклончиво ответил Петров.

– Дело в том, что у Валентины нет родителей. Воспитывала ее бабушка, Мария Евграфовна. Я с ней знакома, замечательной души человек, деревенская подвижница.

– Простите, перебью вас… В чем именно подвижница?

– В жизненной установке. Жить только для других – разве не подвижничество?

– А конкретно?

– Конкретно? Если б не Мария Евграфовна, в деревне так бы и не построили восьмилетку. Не будь Марии Евграфовны, местный леспромхоз так бы и вырубал вокруг деревни вековой лес. Не возьмись за дело Мария Евграфовна, так бы никогда и не был создан местный фольклорный ансамбль. Ансамбль, который, между прочим, собирает и пропагандирует фольклор всей Ярославщины… Мало этого?

– Она что же, эта Мария Евграфовна, какой-нибудь депутат?

– Никакой она не депутат. Говорю вам – подвижница!

– Подвижница – это прекрасно. Но на социальной лестнице – кто она? Директор школы, председатель колхоза, директор совхоза, кто?

– Рядовая колхозница.

– И ей дают мутить воду во всем колхозе?

– Как это – мутить? Ей-богу, странно вы выражаетесь, Владислав Юрьевич… – Чувствовалось по голосу, Елена Васильевна немного обиделась на Петрова.

– Извините, неудачно выразился… Я имею в виду: как это ей, рядовой труженице, позволяют вмешиваться, даже вершить такие дела?

– Да она никого не спрашивает! На то она и подвижница.

– Любопытно… Как же она тогда позволила внучке уехать из деревни? По идее, Валентина должна была продолжать подвижничество бабушки…

– Мария Евграфовна сама отправила ее в город. Говорит: поезжай, учись, перед ученым человеком и скатерть сама стелется.

– Да ведь Валентина не учится, а работает!

– Как это? Учится заочно на четвертом курсе юридического института.

– Ну, прямо герой нашего времени!

– Вы иронизируете, Владислав Юрьевич?

– Нет, я просто хочу понять. Мне все кажется, что она не столько сама героиня, сколько ее таковой делаете вы.

– Вы – это кто? Лично я?

– И лично вы, и, так сказать, ярославская общественность.

– Ошибаетесь, Владислав Юрьевич. Такие, как Лихачева, не нуждаются в искусственной героизации. Знаете, почему она пошла работать к нам?

– Почему?

– Потому что считает, что хулиганы – это прежде всего сироты. Да, да. Духовные сироты. И это – при живых родителях. Вы ведь помните – она сама сирота, поэтому поставила перед собой цель: вытаскивать из сиротства любую заблудшую душу.

– Хулиганы – это не сироты, это хулиганы. Духовное сиротство – только красивый пассаж, не больше. Во всяком случае установка Боброва мне ближе: хулиган – наглец, а потворствуют ему те, к кому он пристает. Нужно не хулиганов перевоспитывать, тем более не оправдывать их духовным сиротством, нужно воспитывать в людях человеческое достоинство, мужество, гражданскую зрелость.

– А вам не кажется, что это две стороны одной медали? И то и другое можно сомкнуть, и тогда получится универсальный результат?

– Что-то я не заметил, чтобы вы поддерживали идеи Боброва.

– Идеи – поддерживаем, а методы – отрицаем.

– Диалектика?

– Если хотите, да.

– Почему же тогда Володю Зинченко перевоспитала не Лихачева, не система и не философия, а просто случай?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, не Лихачева же отвратила его от хулиганства? Увидел парень, как дядька зарезал собутыльника, и прозрел. А еще проще – испугался. Наверняка так.

– А вы не думаете, что почву для прозрения подготовила все-таки Лихачева?

– Здесь, конечно, можно повернуть по-всякому. Хочется так – пожалуйста, хочется этак – тоже на здоровье.

– Любопытный вы человек, Владислав Юрьевич. Все-то вы подвергаете сомнению… Значит, метод такой, да?

– Именно. Сократовский метод. Можно назвать и по-другому – альтруистический нигилизм. Или – нигилистический альтруизм.

– Помню, помню, – рассмеялась Елена Васильевна. А рассмеялась, наверное, потому, что нельзя же разговору придавать только серьезный оттенок. Надо и легким его делать, шуточным, веселым. Так?

– Елена Васильевна, куда едем? – спросил шофер, когда «Волга» притормозила у одного из светофоров.